Сегодня им предстояло проявить и кулинарное искусство. Во дворце ждали к ужину редкую гостью. Сюда обещала прибыть Гереза Вей-Ненневей.

Вей-Ненневей была чародейкой, одной из немногих женщин, допущенных в ряд Избранных, и единственной — входящей в Совет. Тем, что вопреки принадлежности к слабому полу ей удалось занять столь высокое положение, она была обязана своим выдающимся успехам в овладении Познанием. Будь она мужчиной, она, возможно, претендовала бы и на роль председателя. Женщина, обладающая удивительным могуществом, она была последним из личных друзей, который остался у Террза Фал-Грижни.

И хотя бы по этой причине, не говоря уже обо всех остальных, леди Верран хотелось оказать ей особенные знаки внимания. Впрочем, специальные приготовления были призваны порадовать не только ее, но и самого Фал-Грижни. И Верран не сомневалась в том, что они его сумеют порадовать. Конечно, он ничего не скажет, особенно в присутствии гостьи, но несколько удивленно поднимет брови и недолгая вспышка радости в его темных глазах подскажет леди Верран, что ее муж доволен. Никто другой не заметит этого, а Верран заметит. Раз уж она научилась разбираться во всем диапазоне шипения домашних слуг, то и мысли и настроения мужа перестали быть для нее тайной, хоть и выдает он это порой едва уловимыми улыбками и гримасами.

Подумав о муже, Верран нахмурилась. Конечно, кое-что читать по его лицу за эти шесть недель она научилась, но в общем и целом он оставался для нее полнейшей загадкой. Он относился к ней с неизменной и несколько рассеянной учтивостью и ни разу за все эти шесть недель не переступил порог ее покоев, равно как и она сама ни разу не побывала у него. Она бы вполне могла предположить, что просто-напросто не нравится ему, однако, исходя из того, что он достаточно часто искал ее общества — и, строго говоря, куда чаще, чем это предписывал этикет, — она понимала, что дело обстоит не совсем так. Более того, Террз Фал-Грижни был не из тех, кого волнует чужое мнение или какие бы то ни было предписания, и если он ищет ее общества, то не ради соблюдения этикета, а потому что ему нравится быть с ней. Страх Верран перед мужем мало-помалу уменьшился, хотя не исчез окончательно. Она до сих пор не оставила сомнений относительно того, не является ли ее муж сыном Эрты… И все же ей и самой, несомненно, нравилось его общество. Никто не умел говорить с таким изяществом, как Фал-Грижни, но, конечно, только тогда, когда на него нападала охота поговорить. Никто не обладал столь глубокими познаниями, никому не была присуща такая широта мировоззрения. Когда он заговаривал о надеждах, питаемых им в связи с будущим Ланти-Юма, город, казалось, оживал перед взором Верран и расцветал всеми цветами радуги. Чаще, однако же, куда чаще Фал-Грижни рассуждал о коррупции, вырождении и бесследном исчезновении былого величия. Но хотя его мудрости была присуща несомненная горечь, сама эта горечь никогда не была направлена против Верран. У нее создалось смутное впечатление, что она забавляет его, и это ее радовало, потому что ей постоянно хотелось отвлечь мужа от горестных раздумий. Тоска, порой находившая на Фал-Грижни, была ледяной и темной, ее причиной наверняка были загадочные для Верран страхи и обиды, одолевавшие этого, столь не похожего на остальных, человека.

Леди Верран не смела и надеяться на то, чтобы развеять эту печаль, и лишь время от времени, когда ей ненадолго удавалось разогнать зловещие тени, она от всей души ликовала.

— Лорд Грижни встречается с герцогом, — сообщила она мутантам. — Вечером, когда он вернется, у нас будет важная гостья. Увидев плоды ваших трудов, он будет гордиться вами.

Радостно зашипев, мутанты удвоили усилия.

Новая венериза герцога была великолепна. Зеленые шелковые паруса расшиты золотыми лилиями и розами. Руль и весла позолочены, а главная мачта изубрана черным гагатом. Сегодня венериза сошла на воду в первый раз. Ей дали название «Великолепная» — и она и впрямь была в своем роде совершенной.

На борту «Великолепной» герцог со своими приближенными возлежали на зеленых диванах посреди крытой паркетом палубы. Вокруг них во всем великолепии вставал город Ланти-Юм, но его красота оставляла их равнодушными. Шло важное совещание, в ходе которого герцог должен был обсудить важные государственные дела со своими лордами и с представителями Совета Избранных. Хотя на самом деле говорили сейчас главным образом о новой венеризе, и придворные наперебой спешили принести поздравления своему сюзерену.

— Великолепно, ваше высочество! Никогда не видел такой изумительной венеризы.

— Истинное чудо роскоши и красоты, ваше высочество.

— Его высочество преподал своим подданным замечательный урок. Его высочеству удалось поднять экстравагантность на уровень подлинного искусства.

— Эта венериза, ваше высочество, похожа на танцовщицу из Зеллании, — заметил пышно разодетый Бескот Кор-Малифон. — Та же ленивая грация, та же плавность!

— Отличное сравнение, Бескот, — явно обрадованный, ответил Повон Дил-Шоннет. — Потому что кажущаяся лень «Великолепной», как и кажущаяся лень танцовщицы из Зеллании, может неожиданно смениться более чем увлекательной активностью. И я докажу это вам всем.

Герцог, содвинув унизанные перстнями руки, хлопнул в ладоши, и тут же перед ним предстал судовой офицер в расшитом золотом зеленом мундире. Герцог отдал ему какое-то распоряжение. «Великолепная» содрогнулась, получив импульс, заставивший ее в буквальном смысле слова подняться из воды. А затем она помчалась вперед на совершенно немыслимой скорости, скользя над поверхностью канала, как скользил бы пущенный меткой рукой плоский камешек. Изумленные и обрадованные пассажиры восторженно закричали. «Великолепная» неслась с такой скоростью, что лодки и баржи не без труда уворачивались от ее стремительного приближения. На одной небольшой барже, груженной фруктами, люди оказались не столь проворными — и ее захлестнуло волной, струящейся из-под руля гигантской венеризы. Другую баржу «Великолепная», пролетая мимо, легонько задела, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы владелец баржи и большая часть его товара полетели через борт в запенившуюся воду. Отчаянные вопли владельца баржи слились с восторженными возгласами, доносящимися с борта венеризы, а горожане, стоя по обоим берегам канала, с ужасом наблюдали за происходящим. «Великолепная» промчалась мимо герцогского дворца, мимо дома Феннахар, мимо круглой башни Ка-Неббинон, мимо дома Беффела и, не снижая скорости, понеслась в сторону статуи Кройно Дета. Ветер играл в зеленых парусах, беззвучно вздымались золоченые весла; волна разрушения оставалась там, где промчался на своей яхте герцог. И лишь свернув под старый мост Итчей, герцог, не переставая смеяться, распорядился несколько сбавить скорость.

— Это истинное чудо, ваше высочество!

— Как вам это удалось?

— Эта венериза представляет собой дружественный дар и личное изобретение моего дорогого друга Саксаса Глесс-Валледжа, — пояснил герцог. — Так что техническую сторону дела пусть объяснит он сам. Ваше слово, Саксас!

Глесс-Валледж обаятельно улыбнулся.

— Разве, полюбовавшись изумительной картиной, благородное собрание обратилось бы к живописцу с вопросами о технике письма или же об источнике его вдохновения? Увы, создатель шедевра бессилен истолковать его происхождение. Настроившись на сугубо технический лад, он заговорит о красках, о маслах, с помощью которых смешал свои краски, об особо тонких кистях — и понесет еще много такого же, ровным счетом ничего не значащего, вздора. Он только бесцельно утомит слушателей. Хуже того, он омрачит впечатление, оставшееся у них от его шедевра, он уничтожит блеск, иллюзию, тайну… И тем самым погубит доверие, которое с самого начала вызвала у зрителей его работа. Короче говоря, ваше высочество, любое объяснение моих трудов чревато двойной опасностью: я и наскучу своим благородным слушателям, и низведу тайну «Великолепной» до смешного.