Ох-хо-хо, подумал Смык. Да мне-то какое дело? Вчера я отвозил Голобородько в аэропорт, так? Так.

Признаю целиком и полностью. Я его туда привез – это, между прочим, чистая правда. В Америку свою он улетел в лучшем виде, можете проверить в аэропорту, там должно быть записано. Паспортный, таможенный контроль, регистрация пассажиров, корешки билетов, списки и прочее дерьмо. Так что мое дело – сторона, это я кому угодно могу сказать. Да и спрашивать скорее всего никто не станет. Какое я могу иметь отношение к обгорелой неопознанной головешке, которая до сих пор, наверное, валяется в лесу? Да никакого!

Зато теперь они у меня в руках, с внезапным злорадством подумал Смык. Насчет Владика неизвестно, но Вадик… Вот он у меня где!

Смык сжал кулак и поднял его к лицу. Жест получился вялым, бессильным. Будь в это время у Смыка в кулаке что-нибудь, например бутылка с пивом, она бы непременно выпала и, чего доброго, разбилась бы о паркетный пол…

Пиво, подумал Смык, безотчетным движением облизав пересохшие губы. Пивка бы сейчас, да побольше! Холодненького… Хотя на худой конец сошло бы и теплое. Только чтобы мокрое, крепкое и с пузырьками…

Он задремал, привалившись спиной и затылком к краю кровати и облокотившись левой рукой о замусоренный паркет, когда в прихожей затренькал дверной звонок. Некоторое время Смык лежал неподвижно, не обращая на звонок никакого внимания, но потом надоедливое дилиньканье все-таки пробилось сквозь спасительную завесу дремоты, и Смык вздрогнул, сообразив, что кто-то уже несколько минут подряд настойчиво наяривает в дверь. Тот, кто стоял на лестничной площадке, пришел к нему.., или за ним?

Стряхнув с себя похмельное оцепенение, Смык быстро перекатился на четвереньки, подтянул под себя правую ногу, оттолкнулся от пола и встал, слегка покачиваясь и шаря по комнате бешеными, налитыми кровью глазами. Охотничий нож – настоящий тесак с двадцатисантиметровым лезвием из оружейной стали, с кровостоком и устрашающими зазубринами на спинке – висел над кроватью в ножнах из тисненой кожи. Трясущимися пальцами Смык отстегнул кнопку предохранительного ремешка и вынул нож из ножен.

Ну, давайте, подумал Смык. Заходите, суки! Всех порежу! Покрошу, как салат оливье, и майонезом приправлю. Врете, гады, не возьмете…

В моменты опасности Смык умел собираться. Собрался он и сейчас, невзирая на свое состояние. К сожалению, этот процесс у него неизменно начинался с мускулатуры, а головной мозг подключался немного погодя – зачастую тогда, когда думать о чем-то было поздно, а нужно было уносить ноги.

Но сейчас тот, кто рвался пообщаться со Смыком, дал ему немного времени на раздумья, и Смык успел сообразить, что менты, которых он встретит с двадцатисантиметровым тесаком в руке, будут только рады такому приему. Это предоставило бы им широчайший выбор возможностей: они могли как следует отделать Смыка сапогами и дубинками, или навесить на него лишнюю статью, или вообще расписать из автомата и сказать, что так и было. Вооруженное сопротивление при задержании, вот как это называется. Им даже объяснительную писать не придется, вся картинка будет налицо. Вороватым движением Смык швырнул нож под кровать и задумался, как быть дальше: идти открывать или предоставить ментуре возможность самостоятельно справиться со стальной дверью – скрытые петли, сейфовые замки и так далее?

Пусть повозятся, решил Смык и сел на кровать. Им за это деньги платят. А я что? Я сплю. В субботу напился, в воскресенье отсыпаюсь. Имею полное законное право.

А ногти-то, ногти, вдруг вспомнил он и покрылся холодным потом. Это ж улика, да еще какая!

Страдальчески морщась от отвращения и слушая, как надрывается дверной звонок, Смык запустил пальцы в рот и принялся обгрызать ногти – обгрызать, раскусывать на мелкие части и глотать. Авось не подохнешь, сказал он своему взбунтовавшемуся желудку, и желудок разом успокоился, поняв, как видно, что тут уж ничего не попишешь. Да и то правда: лучше десяток выпачканных чужой кровью ногтей, чем центнеры и тонны тюремной баланды, которую придется переваривать в течение долгих, долгих лет.

Звонок внезапно смолк. Неужто отвалили? – с надеждой подумал Смык. Но не тут-то было. В наступившей тишине он услышал доносившееся из прихожей осторожное царапанье: кто-то пытался открыть замок не то ключом, не то отмычкой. Второе было более вероятным, хотя тоже выглядело довольно дико. Специалисты, способные чисто и без проблем вскрыть секретный сейфовый замок, работают исключительно по надежной наводке, когда знают, что внутри их ждет хороший навар. А что можно взять у Смыка? Ну, бытовая электроника – телевизор, “видак”, музыкальный центр… Ну, “рыжуха” на шее и “гайка” на пальце… Ну, вчерашняя штука баксов.., вернее, уже не штука, а всего лишь девятьсот. Здесь вам, граждане, Москва, а не деревня Суходрищево, здесь серьезные домушники из-за куска черствого хлеба головой не рискуют…

А если с замком возится не специалист, а приблудный гастролер, решивший попытать счастья в столице и выбравший себе жертву по красивой обивке на двери, то ему это скоро надоест, и он уйдет. Замок бы не попортил, озабоченно подумал Смык, наклоняясь и запуская руку под кровать, чтобы нащупать впопыхах заброшенный туда нож.

И тут замок в прихожей мягко, но отчетливо щелкнул – раз, и второй, и третий. Смык словно наяву увидел, как четыре стальных, маслянисто поблескивающих ригеля послушно выходят из своих глубоких гнезд. Это было неслыханно! Фирмачи, которые ставили дверь, уверяли Смыка, что вскрыть этот замок практически невозможно. Смык, который кое-что смыслил в подобных устройствах, самолично осмотрел замок и пришел к выводу, что фирмачи не так уж сильно врут. Конечно, замков, которые не смог бы открыть настоящий специалист, в природе попросту не существует, но от мелкой шпаны, привыкшей “выставлять” квартиры, вскрывая двери с помощью ржавого гвоздя и миниатюрной “фомки”, этот замок защищал надежно.

Шарящие в пыльном пространстве под кроватью пальцы наконец нащупали холодную рукоятку ножа. Длинное широкое лезвие, задев паркет самым кончиком, снова спело свою шепчущую и одновременно звенящую песню. Смык встал с кровати, постоял секунду, борясь с головокружением, и скользящим шагом двинулся в прихожую.

Входная дверь распахнулась ему навстречу – стремительно, как от сильного порыва ветра, но при этом совершенно бесшумно. Смык попятился, бессильно уронив руку с ножом, споткнулся о собственную ногу и непременно рухнул бы навзничь, если бы не ударился плечом о косяк двери, которая вела в спальню. Этого он и боялся – не падения, естественно, а того, что в дверь к нему скребся именно этот человек. Милицейская группа захвата со всеми своими дубинками, наручниками, бронежилетами, пистолетами и автоматами была просто компанией расшалившихся дошкольников по сравнению с человеком, который вошел сейчас в прихожую, держа в руке нож или пистолет, а двухлитровую бутыль из коричневого пластика со знакомой до боли этикеткой.

У Смыка немного отлегло от сердца – совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы он смог перевести дыхание.

– Привет, – сказал блондин, закрывая за собой дверь. – Уже встал? Честно говоря, я удивлен. Думал, после вчерашнего ты будешь дрыхнуть, как минимум, до вечера.

– После какого еще вчерашнего? – заставляя себя говорить грубо и независимо, агрессивно поинтересовался Смык. – И чего ты тогда приперся, если думал, что я сплю?

Это был ключевой вопрос, настолько важный, что Смык почти забыл о своем страхе и даже перешел с грозным блондином на “ты”. В самом деле, какого черта?..

– А ты молодец, – пристраивая бутылку на подзеркальной полочке, похвалил блондин. – Правильно, ничего такого. – из ряда вон выходящего вчера не было. Так всем и говори. Просто мне почему-то показалось, что ты вчера крепко выпил.., должен был выпить, по крайней мере. Только не говори, что весь вечер смотрел телевизор, а в рекламных паузах пил кофе и читал любимую книгу. Запашок у тебя здесь, прямо скажем, не библиотечный. Ты проветривать не пробовал? Попробуй, иногда помогает. В общем, я решил тебя немного опохмелить и вообще посмотреть, как ты тут. Муки совести, чистосердечное раскаяние и все такое прочее… Как насчет этого, а? Мальчики кровавые в глазах не скачут? Нет? Ну и правильно. Я сразу понял, что из тебя будет толк. А за дверь, брат, извини. Я звонил-звонил, а потом думаю: чего это я, собственно, трезвоню? Спит ведь, наверное, человек. Да ты не волнуйся, я ничего не испортил. Не поцарапал даже.