Клонящуюся вниз малиновую гроздь
Ладонью подхвачу — и сразу ягод горсть.
Круглящихся, в пушке. Нагретое на зное
Гремит мое ведро, пока еще пустое.
Но с каждой горстью звук все глуше, все слабей.
Заросшею межой излюбленной своей,
Тесня ветвей ряды, трав разрывая путы,
Иду все вглубь и вглубь, иду. Бегут минуты.
Ведро все тяжелей. И дужка от ведра
Мне в локоть врезалась. В кустах слабей жара.
Малиновки вблизи ленивый свист негромок…
Из травяной глуши, из лиственных потемок,
Валежником густым настроенных берлог
Я выберусь на свет. Присяду на пенек.
Склонюсь к ведру. В лицо повеет тонким, влажным.
Дурманяще–лесным, щемяще–горьким, бражным.
Боясь прикоснуться друг к другу,
Пройдем по безлюдному лугу.
Дыхание остановив,
Взойдем на высокий обрыв.
Вернемся туда, где расстались.
Там, в спутанных травах, остались
Воздушны, бесплотно–легки,
Стихающие шаги.
Неслышно, по следу, по следу —
К тропинке, к развилке, к рассвету.
К осинке с дрожащей листвой,
Туману над сонной водой.
Прошепчем «прощай», отойдем
Два первых шага, застыдимся
Назад оглянуться. Тайком
Оглянемся. Разом. Поймем
Друг друга, смутимся. Решимся
Вернуться. И сил не найдем.
Заря. Рассвет. Шестнадцать лет.
Свой одинокий метя след,
Брожу, таинственно молчу.
Я ей понравиться хочу.
Она не смотрит на меня.
И я, застенчивость кляня,
Шумлю и глупо хохочу.
Я ей понравиться хочу.
Я речи страстные шепчу.
Я взгляды дикие мечу.
Я саркастически шучу.
Я ей понравиться хочу.
Идут года — бежит вода.
А ей шестнадцать лет всегда.
И до сих пор, как в те года,
Я ей понравиться хочу.
Он поет, запрокинувши голову вверх. Он поет,
Крылья вниз уронив. Закатился. Не дышит.
Меж кустов и колодин по лесу охотник идет.
Но — поющий — смертельных шагов он не слышит.
Перестанет немного, затихнет на миг — и опять.
И пока он дрожит, исступлением огненным пышет,
Тот, с ружьем, успевает поближе к нему подбежать.
Но глухарь его бега не слышит.
Выждет хитрый охотник — и снова глухарь запоет.
Вскинет ствол вороненый и в белое небо пальнет.
Промахнется охотник, удар его мимо пройдет.
Но ружейного грома глухарь не услышит.
Помолчит, дико дернется, кверху глаза заведет.
И охотник прицелится снова и снова пальнет.
Прямо в сердце поющее меткий свинец попадет.
Но и этого тоже глухарь не услышит.
Мотор завыл. Метнулась вспять бетонка.
Отрыв. Вздыманье. Грудь тревогу бьет.
Кричит, трещит ушная перепонка.
Кровь каждой жилкой вопиет.
Их тянет вниз земли родная гладь.
Излучины, развилины, соцветья…
Не душу тяжко к небу подымать —
Цепляющиеся тысячелетья.
Снег осел, сугробы сникли…
Зеленеющим вихром
Из–под снега — куст брусники,
Лист в налете восковом.
Полусодранно торчащий
Клок бересты дребезжит.
На мышиный писк тончайший —
Нос к земле — лиса бежит.
Ровной строчкой, убегая,
След споткнулся на бегу.
Только ямка голубая
В талом, масленом снегу.
Пламень, стелющийся, длинный,
С мягким жаром снега слит.
За ликующей с вершины
Терпеливо рысь следит.
В туман предрассветный уставился князь.
Глаза его застит кручина.
Вершины еловые, в небо вонзясь,
Не дрогнут. Не дрогнет дружина.
В сырой, незаметно светлеющий мрак
Глядит он, как в темную воду.
Вдали, за туманом, невидимый враг.
Готовься, дружина, к походу!
За раны, за землю — лавиной стелясь!
За пленного Князева сына!
Но медлит, потупивши голову, князь…
Глаза его застит кручина.
Туманы редеют. На склоне горы
Леса обозначились зримо.
Смотрите — уже показались шатры.
Столбы восходящего дыма.
Не крикнул, не вздыбил коня, не взмахнул
Мечом в запотевшей ладони.
Тяжелой главою устало кивнул.
И грянули, топнули кони.
Пошли, потекли, распластались — на бой!
В лицо холодящие дали!
Как будто не он их повел за собой —
Его пред собою погнали.
И бился с дружиною храброю князь.
До ночи туманной — с рассвета.
И кровь на прохладную землю лилась.
И слава была. И победа.
Равнину широкую князь объезжал.
На поле широком, как сонный.
Раскинувшись, сын его милый лежал,
Копьем его острым пронзенный.
Что — мщения жажда? Что — яростный гнев
Пред тихою бездной печали?
Склонился. И на землю сел, ослабев.
Как ноги бессильными стали…
Ложился туман. И вздымался туман.
Неслись под копыта каменья.
Немало он видел кровавых полян.
И много расширил владенья.
Дубравы шумели. Пылали костры.
И молвилось слово согласья.
И пело копье. И гремели пиры
На славу. И не было счастья.