ОНИ МНЕ ЭТО ПРОСТИЛИ.

Нет, неправда. Они даже не пытались меня обвинить. Для них никогда не стоял вопрос, простить меня или наказать.

Они надеялись оправдать собственные действия в моих глазах.

А я просто смеялся над ними…

Я много путешествовал по миру. И в каждой стране, в каждом месте, где я останавливался, я разыгрывал подобную сцену.

Люди прощали мне все. Они даже были довольны тем, что я снизошел к ним и посетил их убогое местечко.

Да плевать я хотел на них всех!

Это постепенно надоедало. Все, что дается легко, быстро надоедает. Нужно было постоянно придумывать что-то оригинальное.

Однажды я чуть было не устроил в Японии коммунизм.

Это было несложно. Мне не нужно было даже настоящего оправдания. Просто вскользь заметил, что для их страны так было бы лучше.

Сначала кто-то пытался меня отговорить. Мне это показалось интересным разнообразием.

"А может, все-таки не стоит?"

Он как будто умолял меня. Никто и не думал подвергать сомнению мое превосходство. Это другие постоянно должны были доказывать, что все-таки чего-то стоят.

"Слушай, ты говоришь глупость. Разве не понятно, что коммунистический строй самый подходящий для вашей страны?"

"Да, пожалуй ты прав. А я ошибаюсь. Увы…"

Что-то слишком быстро он сдался…

А разве он мог поступить иначе?

Я довел дело до крайней точки. Заставил императора подписать указ о том, что отныне Япония будет коммунистической державой.

Потом взял этот указ и порвал у него перед лицом. Сказал, что решил их пожалеть.

Никто не возражал.

А разве кто-то мог возражать?

Примерно таким же способом я остановил войну где-то на Ближнем Востоке. Они не послушались бы никого. Но меня они не могли не послушать.

"Сколько можно воевать? Вы видите, сколько людей гибнет? Не пора ли подписать перемирие?"

Они подписали его. В тот же день.

Телевидение прославляло меня. Я сделал то, что в течение многих лет не удавалось никому.

Как будто они не понимали, что для меня это пара пустяков.

Я мог принести нашему миру много пользы. Но какое мне было дело до ПОЛЬЗЫ? Я просто жил своей жизнью. Я хотел взять от нее то, что мог взять.

Я хотел по максимуму удовлетворить свое чувство собственного превосходства.

И я мог сделать это. Я мог сделать то, что хотел.

И только потому, что Я ТАК ХОТЕЛ.

Когда я вернулся в Штаты, там как раз были выборы президента. Это внесло некоторое разнообразие в мою игру.

Их было двое. И я издевался над обоими.

Стоило мне выступить с речью в поддержку одного из них – и тут же все кричали:

"Голосуйте за него!"

Через пару дней я менял свое мнение. И вслед за моим плавно менялось мнение всех остальных избирателей.

Потом было наоборот – я поливал претендента грязью. Я обвинял его в самых тяжких преступлениях, моя речь иногда переходила в мат. Но все принимали меня, каким бы я ни был.

Тут же появлялись люди, которые осуждали его.

"Да как он вообще смеет выставлять свою кандидатуру!"

"Такому человеку место в тюрьме, а не в президентском кресле!"

"Вон из нашей страны!"

Я никогда не доходил до крайности. Я вовремя успевал его спасти, если дело начинало пахнуть уголовщиной. Меня всегда слушали в первую очередь.

Как мне было смешно!

Ведь я уже знал, чем закончится эта игра.

Я не стал отдавать предпочтение никому из них перед самыми выборами.

"У каждого из кандидатов есть свои достоинства и недостатки. Вам решать. Голосуйте, за кого хотите."

Я мог сказать все, что угодно. Это не имело никакого значения.

Потому что в конце концов ВСЕ РЕШИЛ Я.

Я не стал ждать результатов голосования. Я выступил по телевидению в тот же день.

"Может, у них и есть свои достоинства. Но разве вы не видите, что для такого поста можно найти гораздо более достойного человека? Вот он, перед вами. Этот человек – Я!"

Никто не мог со мной спорить. Никто и не хотел со мной спорить.

В тот же день меня официально провозгласили президентом США.

Так я узаконил свою власть.

Свою АБСОЛЮТНУЮ власть.

Теперь я совершенно официально мог устанавливать свои законы.

Раньше люди не могли спорить со мной. Теперь они еще и НЕ ИМЕЛИ ПРАВА это делать.

Я был доволен собой. Я считал, что достиг уже почти самой вершины.

Что я взял почти все, что мог взять. И нет в этом мире такого, чего я не могу взять.

Я шел по тому пути, который сам себе прокладывал. И я не встречал на этом пути никаких препятствий. Я и не думал, что может быть что-то такое, что мне не по силам.

Что-то такое, чего я НИКОГДА не смогу получить.

Но однажды все вдруг сломалось…

Я не слишком утруждал себя, когда был президентом.

Я не тратил много времени на то, чтобы издавать какие-то законы или пересматривать их.

В моей жизни ничего особенно не изменилось. Просто теперь я официально именовался "Президент Соединенных Штатов такой-то".

И все-таки, по крайней мере, по утрам я заходил в свой кабинет и проводил часок-другой в кресле.

Мне нравилось это место. Именно здесь я полнее всего чувствовал свою ВЛАСТЬ.

Я не старался специально менять правительство. Я надеялся, что они занимаются своим делом. Убрал только нескольких человек, которые вызывали у меня антипатию.

Не так уж важно было, кто занимал эти места. Все равно НИ ОДИН из них не пошел бы против меня.

У меня не было желания развалить экономику США. Пускай же должности занимают те люди, которые знают свое дело.

Не помню, когда я первый раз увидел ЕЕ.

Она была секретаршей у кого-то из сотрудников моего аппарата. Иногда она заходила и приносила мне какие-то бумаги.

Основную часть этих бумаг я отдавал кому-нибудь другому. Остальные рассортировывал и в конечном итоге тоже отправлял в разные инстанции. У меня никогда не было особого желания копаться в бумагах.

Обычно она заходила утром, когда я еще был в кабинете.

Потом она все реже приходила с бумагами. Чаще – с чашечкой кофе или другого крепкого напитка. Спрашивала, как мое здоровье. Не перетруждаюсь ли я?

Смешно: я – и перетруждаюсь.

И все-таки мне было приятно, что она беспокоилась обо мне.