- Товарищи, - послышался сзади него совсем не строгий голос полкового комиссара Жилова, - я пользуюсь случаем и хочу сказать, что к вам направлен на работу в редакцию младший политрук Иванюта... Вот он перед вами. В окружении Михаил показал себя молодцом... В числе других отличившихся из нашей группы младший политрук Иванюта представлен к боевому ордену...

Мише почудилось, будто земля, на которой он стоит, пытается поменяться местом с небом: лес, просека и двухшеренговый строй на просеке качнулись из стороны в сторону, и от этого у него перед глазами заплясали лучисто-зеленые звезды.

Жилов между тем продолжал:

- Сейчас такое время, что награды не скоро находят героев, и я от лица службы пока объявляю младшему политруку Иванюте благодарность...

- Служу Советскому Союзу! - выпалил Миша изменившимся от волнения голосом, и от этих его слов лес и просека перестали качаться.

"Только в батальон, в роту, в атаку!.." - будто крикнул кто-то внутри Миши, и он почувствовал, как его сердце наливается боевым восторгом.

Когда строй был распущен и все заторопились получить карты, Казанский окликнул Иванюту:

- Михайло, обожди!

- Мне за картой надо.

- Успеешь... Я вот что хотел. - Казанский будто чувствовал какую-то неловкость перед Мишей. - Не забывай там, что ты журналист. Держи наготове блокнот. Вернусь с печатной машиной, и никаких больше для тебя атак без особой нужды. Сразу же начнем делать газету.

- Все ясно. - Миша боялся отстать от политотдельцев. - Будет тебе материал. Может, и сочиню там что-нибудь.

- Ты, главное, уцелей, - грустно посоветовал Казанский.

- Да уж постараюсь.

- В настоящих атаках небось не бывал?

- Не бывал, так побуду! - В глазах Миши запрыгали озорные чертики.

- Это тебе не на танцы бегать.

- А ты ходил в атаки? - поинтересовался Миша.

- Если б не ходил, не стал бы тебя поучать.

- Ну, тогда поучай.

- Ты беги за картой, а если останется время, я тебе кое-что подскажу. А то одно дело - штурмовая полоса в училище, а другое - когда на тебя летит тысяча чертей с налитыми кровью глазами.

- Хорошо, я сейчас, - пообещал Миша, но обещание не выполнил: возле палатки политотдела уже стояли наготове машины.

22

В дни первой декады июля немецкие войска группы армий "Центр", усиливаясь за счет резервов и ведя в ходе наступления перегруппировку, яростно атаковали советские части на рубежах Западная Двина, Днепр и Березина. Главные удары они наносили по предмостным укреплениям в районах Могилева, Быхова, Рогачева, Жлобина и западнее Витебска. Боевые порядки немецких дивизий приобрели устойчивую форму для наступательных действий; броневые сгустки их ударных сил с естественной закономерностью тяготели к тем местам, где было удобно форсировать под прикрытием пикировщиков реки, где более проходимая местность и имелись дороги для развития оперативного успеха с меньшим для себя уроном. Гитлеровский генералитет не мог и предположить, что обороняющаяся сторона, понеся значительно большие потери, чем германские войска, способна перейти в наступление. Более того, германское верховное командование в эти дни было уверено, как гласил один из документов, датированный 4 июля, что "на фронте группы армий "Центр" возможно обеспечить продвижение танковых частей вплоть до Москвы, а пехоты - за Западную Двину и Днепр. На фронте группы армий "Север" можно обеспечить продвижение танковых частей до Ленинграда и пехотных соединений до рубежа Великие Луки, Дно, Псков, Тарту".

Между тем Военный совет Западного фронта поставил перед своими войсками задачу: прочно удерживая рубежи Западная Двина, Днепр, с утра 6 июля нанести контрудары на лепельском, борисовском и бобруйском направлениях. Главная задача возлагалась на 7-й механизированный корпус генерала Виноградова и на 5-й механизированный корпус генерала Алексеенко, которые, располагая к началу наступления в общей сложности 700 танками, должны были из района юго-западнее Витебска нанести контрудар на глубину 140 километров в направлении Сенно и Лепель и уничтожить лепельскую группировку противника.

На полсуток раньше, в 18 часов 5 июля, сковывающий удар из района юго-западнее Орши в направлении на Борисов наносили два стрелковых корпуса и сводная оперативная группа генерал-майора Чумакова.

...Когда части сводной группы вышли на исходный рубеж, заняв под прикрытием дымовых снарядов или маскируясь кустами и лесом траншеи двух изнемогавших в оборонительных боях наших дивизий, генерал Чумаков прибыл на свой передовой командный пункт. КП располагался на поросшей карликовым осинником высоте, ничем не выделявшейся среди других таких же высот и высоток, которые будто крупным зеленым пунктиром продолжили собой изогнутый мыс леса, похожий на гигантский рог. Этот рог и опередившие его островки высот полукружием вонзались в белесую ширь хлебов. За текучим маревом над заливами ржи и пшеницы курчавилась зелень, а за ней угадывалась речка (там таилась наша оборонительная линия); по ту сторону речки - заматерелый кустарник с рыжими плешинами песчаных полян, с оврагами и взгорками. Он поглотил пространство до самой кромки дальнего угрюмого леса и копил в своей всхолмленности неприятельские силы.

Оставив машину в овраге перед высотой, где стояли забросанные ветками другие машины, генерал Чумаков в окружении нескольких работников оперативного и разведотделений стал подниматься по склону высоты, определяя опытным взглядом, как разместились и замаскировались вспомогательные службы. Вскоре они вступили в ход сообщения, который вел на командно-наблюдательный пункт мимо ответвлений к блиндажам начальников рода войск и служб. Здесь, на НП, Федор Ксенофонтович увидел полковника Карпухина; начальник штаба что-то строго втолковывал вытянувшемуся перед ним майору - начальнику связи.

- Все успели? - спросил у Карпухина генерал и посмотрел на широкую амбразуру, сквозь которую было видно, кажется, полсвета.

- Маловат резерв связи, - пожаловался Карпухин, разрешив майору идти заниматься своим делом, а затем стал знакомить Федора Ксенофонтовича с уточнениями в плановой таблице предстоящего боя, утвержденной им после отдачи командирам частей приказа на наступление.