"Межзвездный вампир" - полоснула по экрану надпись, и Фрэнк Хаксли перестал существовать...

...Аборигенка затаилась в густой, пряно пахнувшей листве. Ее мучил страх. Грязно-коричневые смрадные тучи едва не задевали верхушку дерева. Тяжелым душным покрывалом колыхались они над лесом, и дрoжащий свет едва просачивался вниз. Было жарко, воздух, насыщенный испарениями и стойким запахом гнили, был неподвижен, и неокрепшие легкие, казалось, вот-вот лопнут, не выдержав судорожного ритма дыхания.

Встрепенувшееся ухо уловило приближающийся хруст. Через минуту хруст превратился в треск ломающихся огромных деревьев.

- Межзвездный вампир...

Задрожала земля, дерево, на котором сидела аборигенка, резко качнуло. Огромная колеблющаяся горa мышц проползла рядом, оставив за собой широкий прямой коридор в джунглях. Внезапно она замерла, и над верхушкой дерева закачалась отвратительная приплюснутая голова...

Надо было спасаться. Прижавшись к стволу, неслышно проскальзывая сквозь путаницу лиан, оставляя на острых колючках клочки кожи, аборигенка спустилась вниз. Ее спасла собственная неуклюжесть: у самого низа она поскользнулась на содранной коре и едва не свалилась в топь. В тот же миг у горла лязгнули страшные челюсти, и продолговатая голова пронеслась над нею, испачкав чужой кровью.

Аборигенка хотела метнуться назад, но застыла, парализованная. ужасом, - дорога назад была отрезана.

С трех сторон протяжно ухала непроходимая топь, а между ней и спасительным гнездом громоздился враг, Он стоял, пружиня на непомерно больших грязных ла- пах, а маленькие передние мелко дрожали, готовясь схватить добычу.

И вдруг что-то произошло. Чудовище взвыло и прыгнуло. Раздался страшный грохот и топь качнулась. Громадное тело, содрогаясь, провалилось куда-то. А рядом с аборигенкой на бревне стоял вездесущий Гарри - в золотистом облегающем скафандре без шлема, с дымящимся бластером в мускулистых руках.

- Ax! - сказала аборигенка и упала Гарри на грудь.

- Ах!..

Кто-то схватил его за плечо. И Гарри, стараясь не испугать аборигенов Цереры, вылезших из джунглей посмотреть на труп межзвездного вампира, медленно повернулся.

- Очнешься ты, наконец?

Фрэнк Хаксли уставился на Бэка, не понимая и не принимая его слов.

- Командир, да проснись же. Вызывают нас.

- Куда?

- Как куда - за косяком. Сами напросились.

Динамик громкой связи орал: "Экипажам "Фдайфиш-131", "Флайфиш-НСЬ, "Флайфиш-15" и "Флайфиш-89" явиться немедленно в главную рубку за получением инструкций. Перед вылетом получить разъяснения у дельфинолога Штейна. Вылет через полчаса. Экипажам "Флайфиш-131"...

- Подожди, Бэк. Там что-нибудь случилось?

- Не знаю, шеф. .Говорят, дельфины взбунтовались. Угнали косяк, и теперь надо его разыскивать...

Хаксли снял наушники и сладко потянулся. Он с сожалением взглянул на видеофон, все еще горящий кровавыми красками, и заключил:

- Надоело это все: дельфины, косяки. Нет на старушке Земле романтики, давно нет...

- Сами напросились, - бубнил Бэк, захлопывая дверь дежурки. - Никто нас не заставлял...

6. ПРЕРВАННАЯ ПРЕЛЮДИЯ

Центральная лаборатория, или, как величал ее Пан, "операторская", располагалась на полубаке. Три стены и потолок были сделаны из прозрачного, почти невидимого поляризованного стекла, и большой, суженный к носу зал казался выдвинутой в море площадкой. В хорошую погоду боковые стены и потолок убирали, и лаборатория на самом деле превращалась в площадку, защищенную от встречного ветра и взлетающих из-под форштевня брызг только плавным выгибом передней стенки.

Сейчас были убраны только боковины, а потолок, в толще которого по мельчайшим капиллярам пульсировала цветная жидкость, превратился в желто-зеленый светофильтр.

Впрочем, ослепительную улыбку Гоши, молоденького капитана "Дельфина", не могли погасить никакие светофильтры. Он небрежно бросил под козырек два пальца и лихо отрапортовал Пану:

- Шеф, все нормально. Координаты-36 градусов 10 минут северной широты и 25 градусов 42 минуты восточной долготы. Лоцман требует отдать швартовы у этого каменного зуба. Жду приказаний.

Первую неделю плавания - первого Самостоятельного плавания после окончания мореходного училища Гоша провел в неприступном одиночестве на капитанском мостике. ЕГО новенький китель вспыхивал Там с восходом солнца и гас на закате.

Через неделю гордое одиночество приелось общительному капитану. Его немногочисленная команда - штурман-радист, механик и два матроса - сама знала, что ей делать, штормы проходили стороной, приборы работали безукоризненно, и вот позади осталась ленивая зыбь Черного моря, узкое горло Босфора и утренним маревом встало Мраморное море, проутюженное аквалетами, а они шли и шли, минуя шумные порты, в стороне от сутолоки обжитых морских трасс.

Словом, вторую неделю бравый "кэп" провел на верхней и нижней палубе. С видом суровым и занятым он бесцельно слонялся среди своего налаженного хозяйства, искоса наблюдая за суматошными буднями "ученой братии". Ученые оказались отличными ребятами, и поэтому однажды капитан не выдержал, снял китель и фуражку, засучил рукава и стал помогать аспиранту Толе опускать за борт какую-то замысловатую штуковину, похожую на большого ежа.

Но окончательное "падение" капитана произошло в начале третьей недели, когда он впервые переступил порог "операторской". То ли тамошние чудеса, то ли карие глаза Нины были виной, но с тех пор штат центральной лаборатории увеличился на- одного добровольного ассистента.

Вот и теперь Гоша был первым, на кого наткнулись Пан и Карагодский, едва открыв дверь операторской.

- Стоп! Назад помалу, - в тон Гоше ответил Пан.Сначала обстановку. Что это за остров?

- Остров? - Гоша презрительно сощурился. - Вы считаете это островом, шеф? Да этого камушка нет, наверно, даже в лоции. А название... Впрочем, сейчас скажу точно.

Островок на самом деле был неказистый. Даже не островок, а невысокая конусообразная скала, сверху донизу поросшая темно-зеленой непролазной щетиной колючих кустарников и травы, из которой робко тянулись редкие кривые стволы дикой фисташки, кермесового дуба и земляничного дерева.

Ветер тянул слева, со стороны скалы, и к привычным запахам моря примешивались пряные, дурманящие ароматы шалфея, лаванды и эспарцета.

Гоша с треском захлопнул объемистый телеблокнот с голубым эластичным экраном - последнюю новинку изменчивой моды - и снова повернулся к Пану, который с любопытством продолжал изучать остров. Этот зеленый конус напоминал что-то мучительно знакомое, но что именно...

- Согласно самой последней лоции Эгейского моря, этот каменный прыщ именуется весьма величественно и совершенно непроизносимо-дай бог силы! ОНРОГК.ГА-989681, что в переводе на нормальный язык значит: "Отдельный надводный риф островной группы Киклады Греческого Архипелага..." А. шестизначная цифра означает не что иное, как порядковый номер этого самого ОНРОГКГА среди подобных ему чудес природы.

На месте нашего уважаемого лоцмана я бы выбирал стоянки посимпатичней. Тем более, что пришвартоваться нет никакой возможности - он круглый, как медуза.

- Действительно, круглый... - задумчиво пробормотал Пан, последний раз внимательно оглядывая островок, и шагнул к Нине:-Ну, что Уисс? Передавал он еще что-нибудь?

- Вот последняя запись, Иван Сергеевич...

Нина и Пан наклонились над контрольным окном видеомагнитофона, послышались свисты, то похожие на обрывки странных мелодий, то режущие ухо диссонансами. По лицам профессора и его ассистентки заскользили разноцветные тени. Гоша тоже уставился в окошко, все трое о чем-то говорили вполголоса, но о чем, понять был" трудно, а расспрашивать Карагодскому не хотелось, хотя и было любопытно, поэтому он, прислонившись спиной к стене, разглядывал "операторскую".

Академик заходил сюда три недели назад и остался весьма доволен скромным изяществом и своеобразным уютом лаборатории: поблескивали никелем и пластиком новенькие пульты, с мягким щелчком вставали из них выдвижные полуовалы экранов, динамические кресла услужливо повторяли любую позу человека...