Кришан опустил пальцы на клавиши, раздался резкий пересвист, оборвавшийся почти сразу,- и ничего больше, хотя пальцы композитора продолжали нажимать черно-белые плашки.
"Ультразвук, - сообразил Карагодский. - Музыка передается Уиссу в ультразвуковом диапазоне".
Пан позвал Карагодского:
- Сюда, Вениамин Лазаревич, сюда поближе, на этот стульчик.
Над пультами раскрылись веера экранов. Карагодский и Пан уселись около двух центральных, отливающих туманной зеленью. Посерьезнел над видеомагнитофоном Толя. Нина. сидела чуть впереди, и перед ней рубиновой россыпью горел овал голографической проекции.
Кришан надел наушники. Его смуглый лоб блестел, индус то вслушивался во что-то, доступное ему одному, то, несколько секунд помедлив, импровизировал ответ, и ритм неслышимого разговора соответствовал ритму прибоя, бьющего в скалистые стены острова.
-Следите за экранами... Кстати, вы заметили на голове Уисса телепередатчик? Такую маленькую красную коробочку? Нет? Ну, ничего... Здесь, на левом экране, мы увидим все, что увидел бы человек на месте Уисса - с помощью телепередатчика. А на правом - то, что видит Уисс...
- Каким образом?
- Разве Кришан не объяснил вам? Ультразвуковой преобразователь плюс цветомузыкальная приставка,- плюс визуальный вход - выход ЭВМ... В ЭВМ словарь образов-понятий, чтобы Уисс мог не только показывать, но и комментировать увиденное...
- Опять фильмы с комментариями?
- По-видимому. Я знаю не больше вашего. Уисс обещал показать историю дельфиньей расы или что-то в этом роде. А как - я не знаю.
- Солидный ответ солидного ученого... .
- Бросьте вы, Карагодский. Смотрите лучше.
Уисс, вероятно, плыл по поверхности, и пока изображения на обоих экранах мало отличались, если не считать того, что дымчато-голубое небо в подпалинах облаков на правом экране было неестественно выпукло и заключено в темно-синий круг - словно смотришь со дна колодца сквозь сильное увеличительное стекло. Так продолжалось минуты три.
- Откровенно говоря, Иван Сергеевич, меня мучит еще один каверзный вопросик: "Зачем ума искать и ездить так далеко?" Какая надобность забросила нас в Эгейское море? Если вы с Уиссом так хорошо понимаете друг друга, почему бы не устроить историко-философский симпозиум где-нибудь поближе? Совершенно бестолковый курс - тысячи миль от родных берегов, Эгейское море, Киклады, какой-то дикий риф - и все в угоду неизвестным устремлениям дельфина, освобожденного из неволи! А может, ему просто размяться захотелось?
- Нет, не зря он привел нас сюда. Не случайно Эгейское море, не случайны Киклады...
В зеленом луче солнца, пробившемся сквозь светофильтр, в дрожащих рефлексах от цветовой пляски на экранах сухое и напряженное лицо Пана напоминало маску шамана, а слова падали, как формулы заклятий.
- Эгейское море-колыбель человеческой цивилизации. А Киклады - это загадка в загадке. Здесь родился бог морей Посейдон. Что мы знаем о крито-микенской культуре?
- Я - почти ничего. Я не археолог и не историк. Я дедьфинолог.
- Но именно на фресках дворца в Киоссе появляются дельфины, несущие души умерших в мир иной...
- Но это вполне естественно! Островные жители поклонялись морю, и дельфины были у них священными животными!
- А таинственные подземные ходы, которые вели прямо в море? В одном вы правы: загадка подобна облаку. Один видит в нем храм, другой - ком ваты. Однако я очень советую вам на досуге заняться крйтомикенской культурой. Для дельфинолога в ней много любопытного.
- Не хотите ли вы сказать, что крито-микенскую культуру изобрели дельфины?
Пан не ответил, потому что изображения на обоих экранах вдруг изменились.
- Иван Сергеевич, Уисс пошел в глубину у самого острова.
- Спасибо, Ниночка, вижу. Кришан, вы сейчас только слушайте - вопросы будем задавать только в крайнем случае, чтоб не мешать передаче.
Теперь изображения резко отличались друг от друга. Но только на первый взгляд. При внимательном сравнении и изрядном терпении можно было уловить сходство между жутковатыми фантасмагориями правого экрана и бесстрастным реализмом левого.
Уисс шел в глубину медленно, и красота подводного мира вставала перед учеными словно в окне батискафа. Прямые лучи солнца, преломленные легкой зыбью на поверхности, медленно кружились туманными зеленовато-голубыми столбами, входя друг в друга, переплетаясь и снова расходясь, оттененные непроницаемым аквамарином фона. Серебристый, с черными поперечными полосами морской карась, попав в полосу света, замер, недовольно шевеля плавниками и тараща красный глаз, а потом, не изменив положения, медленно опустился вниз, за пределы зрения телепередатчика. Торопливыми частыми толчками проплыл корнерот, похожий, на перевернутый вверх дном белый горшок с цветной капустой. Вслед за ним, закладывая безукоризненно плавный вираж, вылетела суматошная стайка сардин, но с ходу налетев на. мясистые ядовитые щупальца медузы, ломала строй, рассыпалась елочным дождем. Теперь корнероту торопиться было некуда, и он повис, облапив неожиданную добычу, чуть покачиваясь в танцующих столбах света.
Правое изображение объективно повторяло все, что происходило на левом. Но, бог мой, что там творилось! В непомерной пустоте, лишенной намека на перспективу, громоздились, наползая друг на друга, непонятные, фантастически искаженные объемы, с мгновенностью удара рождались и гасли загадочные спирали, параболы, сдвоенные и строенные прямые, расползались и съеживались предельно насыщенные цветом неправильные пятна и бледные, едва видимые круги. Бедный карась оказался распластанным минимум на шесть проекций, которые, накладываясь одна на другую, мигом сконструировали такое чудище с четырьмя хвостами между глаз, что Карагодский нервно расхохотался:
- Я был недавно у своего друга, известного нейрохирурга. Ему удалось получить уникальные фотографии - как видит мир человек, отравленный наркотиками. Очень похоже. Может быть, Уисс - тоже того? Никакой не вожак, а просто сумасшедший?
- Простите, Вениамин Лазаревич, одну минуту...
Уисс круто пошел вниз. На левом экране заметно потемнело, танцующие столбы исчезли, а сбоку сквозь густую синеву проступило что-то большое и красное.
Пан прибавил усиление. Его рука заметно дрожала.
Большое пятно оказалось подножием рифа в сплошных зарослях благородного коралла. Причудливые, сильно разветвленные кусты всех оттенков краснoго - от бледно-розового до багрово-черного полностью закрывали грунт. Искривленные толстые ветки, словно вешним цветом, были усыпаны белоснежными полипами, и между ними сновали торопливые полосатые рыбки. Изредка среди этого красного сада попадались игрушечные домики органчика и пышные букеты анемонов, лениво сплетающих и расплетающих изумрудно-зеленые плети щупалец.
Боком, прячась за камнями, пробежал рак-отшельник, таща на раковине двух похожих на шоколадные торты актиний. Морокой конек, висевший, зацепившись хвостом за ветку коралла, рассерженно фыркнул на него, сплющив подвижной нос.
Внезапно перед самым объективом со дна что-то полыхнуло, подняв тучу мути. Большие мягкие крылья на миг заняли половину экрана, и скат изящными взмахами плавников совсем по птичьи взлетел над коралловым лесом.
Ручка усиления дошла до предела, а изображение все меркло и меркло, пока не превратилось в сплошную густо-синюю ночь. Уисс уходил все глубже.
- Иван Сергеевич,- раздался тревожный голос Кришана,- Уисс что-то говорит, но я его не могу понять...
- Почему?
- Совершенно другая система сигналов. Линейная. Это не рассказ. Это что-то другое. Но что - не знаю. Почему он перешел на другие сигналы? Что он хочет?
- Это я вас должен спросить, что он хочет... Дайте звук!
Стонущая, нереальная под этим ярким солнцем, над этим ласковым морем, необычная мелодия полилась из динамика. Да, слух не обманывал - это действительно была мелодия - диковинная, но все-таки понятная сердцу, и столько нечеловеческой грусти и покорности было в ней, что холодели руки.