— Прощай, друже, — тихо прошептал он и тут же вскинул голову. — Шапки долой! Похоронить куренного и батюшку по казачьему обычаю, как принявших смерть за Украину и веру!

Сняв шапку, есаул опустился на колени, поднял выпавшую из рук Левады саблю и принялся долбить ею землю.

Вскоре казаки покидали поляну, оставив на ней насыпанный шапками еще один безвестный могильный курган, коих бесчисленное множество было разбросано с седой старины по бескрайним просторам земли русской…

Левенгаупт оторвался от подзорной трубы, протянул ее Розену.

— Вы правы, полковник, перед нами действительно не казаки. По-видимому, это регулярная русская конница и гвардейская пехота. Что вам известно о противнике?

— По всей вероятности, это передовые колонны отряда Меншикова, а основная масса войск следует за ними. Мы недооценили быстроту передвижения русских.

Левенгаупт недовольно поморщился, поерзал в седле.

— Полковник, если бы вы не упустили племянницу Тетери и его есаула, то русские сейчас были бы у Орши, а не здесь. Но давайте говорить не о них, а о нас. Что за селение у той опушки?

— Деревня Лесная. Самая заурядная…

— Ошибаетесь, полковник. Она была такой, но станет знаменитой тем, что возле нее я разобью войска царя Петра и навсегда избавлю его от желания бегать за мной.

Протянув руку, Левенгаупт снова взял у Розена подзорную трубу, долго осматривал расстилающуюся впереди лесистую местность.

— Русские не умеют правильно воевать, а поэтому сделали ставку на быстроту и внезапность, надеясь вцепиться в нас, как голодный волк в бычка, — сказал он. — Чтобы не сковывать себя, они выступили только с легким оружием и ограниченным запасом пороха и боевых припасов, в то время как мы имеем все это в избытке. А поэтому я навяжу им сражение по всем правилам военного искусства.

Генерал поднялся на стременах, вытянул в сторону видневшейся деревни руку.

— Направьте лучшие полки к высотам северо-западнее деревни и прикажите немедленно занимать оборону. Пришлите туда все пушки и не забудьте прикрыть их с тыла вагенбургом[11]. Выделите в охрану обоза три тысячи солдат, и пусть он продолжает движение по намеченному маршруту.

Преградившие нам путь русские совсем не стоят того, чтобы мы отвлекались от своей главной цели — идти на соединение с королем…

Бледные лучи осеннего солнца легко проходили сквозь обнаженные ветви деревьев, золотили наметенные за ночь сугробы. Неутихшая утром поземка до половины укрыла снегом разбросанные на поляне трупы.

Авангард русских войск атаковал шведов еще ночью, сразу после марша, но их натиск был отражен ураганным огнем пушек и частыми залпами многочисленной королевской пехоты, расположившейся за наскоро возведенными укреплениями. Сейчас, в полдень, дождавшись подхода основных сил и перегруппировав войска, Петр приказал возобновить бой. Восемь батальонов пехоты и четыре драгунских полка он решил бросить на шведов в первой линии, сразу пустив за ней вторую — шесть конных полков, усиленных пехотой. В третьей линии находилось еще два драгунских полка, которым надлежало либо развить успех первых двух линий, либо прикрыть их от контратакующих шведов в случае неудачи.

В наброшенном на плечи плаще, в котором он провел у костра минувшую ночь, сопровождаемый Меншиковым и Голотой, царь медленно ехал мимо изготовившихся к атаке полков. Остановившись у середины строя, Петр выпрямился в седле, взмахнул над головой треуголкой.

— Россияне! Ворог топчет родную землю, и наш сыновний долг — защитить ее! Назад дороги нет, отход — смерть, а потому только вперед! И кто бы вам ни приказал отступить, не слушайте его, а заколите на месте! Если даже я, ваш государь, скомандую отступление — стреляйте в меня! С Богом, ребята!

Петр сверкнул белками глаз, махнул гвардейскому полковнику, застывшему невдалеке от него рядом со знаменосцем и барабанщиком.

— Вперед! Ура, молодцы!

…Первая атака была отбита. За ней последовала вторая, третья, но сбить шведов с занимаемых ими позиций не удавалось. Не жалея ядер и пуль, они останавливали русских еще на подходе к укреплениям, не доводя дело до рукопашных схваток. А один раз королевская пехота пыталась даже контратаковать и окружить левый фланг русских, но в коротком яростном штыковом бою была отброшена.

Подавшись корпусом вперед, закусив губу, Петр не отрывал глаз от поля сражения. Вот он взглянул на затянутое пороховым дымом солнце, повернулся к Голоте.

— Запаздывают твои казачки, полковник

— Наверное, государь, слишком далеченько в обход взяли. В таком деле лучше лишний десяток верст отмахать, нежели свой замысел ворогу выдать.

— Все хорошо в меру, полковник. Вот сегодня и проверим, не рано ли мы Диброве пернач доверили.

— Мин херц, смотри! — неожиданно прозвучал радостный голос Меншикова. — Швед что-то засуетился.

Приложив к глазам подзорную трубу, Петр увидел, что на неприятельских укреплениях действительно царит неразбериха. Стоявшие до этого фронтом к русским колонны шведской пехоты стали спешно перестраиваться, а прикрывавшие их фланги кирасиры — стягиваться к центру занятой королевскими войсками большой поляны. Суматоха коснулась и артиллерии: две четырехорудийные батареи снялись с места, переместились поближе к своей коннице, уставились стволами в сторону подступающего к поляне леса.

— Не иначе казачки подоспели! — воскликнул Меншиков, отрываясь от своей трубы. — Самый раз и нам ударить. Дозволь, мин херц, мне преображенцев* в штыки двинуть.

Петр мгновение раздумывал, затем махнул рукой.

— Веди!

Меншиков соскочил с коня у первой шеренги рослых, усатых преображенцев.

— Что, ребятки, застоялись? Ничего, сейчас разомнемся…

Он поглубже надвинул на голову треуголку, выхватил из ножен шпагу. Встал рядом с барабанщиком.

— Стучи атаку! Вперед, гвардейцы! — крикнул князь, повернувшись к преображенцам и взмахивая шпагой.

Дважды били оставшиеся в укреплениях шведские орудия по шагающим в атаку преображенцам. Но те снова смыкали редеющие ряды и также упрямо шли вперед, неся перед собой шетину сверкающих штыков. Убедившись, что на этот раз русских огнем не остановить, шведы покинули укрепления и под грохот барабанов ровными, четкими рядами двинулись им навстречу.

Вот противников разделяет сотня шагов, вот всего три десятка. Уже отчетливо видны багровые от холода и перекошенные от злости чужие лица, слышны команды шведских офицеров. Вдруг королевские солдаты замедлили шаг, вскинули мушкеты, припали щеками к прикладам. Меншиков остановился, повернулся к преображенцам, резко опустил шпагу.

— Пли!

Залпы ударили одновременно с обеих сторон. Одна пуля снесла с головы князя треуголку, другая обожгла плечо, от удара третьей шпага в его руках разлетелась на куски. Отбросив ненужный эфес, Меншиков огляделся. Шагавший рядом с ним барабанщик лежал мертвым, наполовину выкошенные шведским огнем передние шеренги преображенцев быстро смыкали ряды, никто из русских не сделал назад ни шагу. Князь нагнулся над убитым гвардейцем, поднял его мушкет, вскинул наизготовку. Он чувствовал, что взгляды всех окружающих — своих и чужих — обращены сейчас на него, чудом оставшегося живым посреди двух лавин пронесшегося навстречу друг

>>

* В сражении при Лесной участвовали оба полка русской гвардии

другу свинца. Меншиков обернулся к преображенцам, громко выкрикнул начальные слова припева популярной среди гвардейцев солдатской песни:

— Штык, штык невелик…

— А насадишь трех на штык, — подхватили за его спиной преображенцы, бросаясь врукопашную.

Конь вынесся на невысокий пригорок и, повинуясь уверенной руке седока, замер как вкопанный. Прикрыв глаза от солнца, Диброва окинул взглядом открывшуюся перед ним картину. Левее, примерно в полуверсте, высились над заснеженной землей окутанные пороховым дымом шведские укрепления. Прямо перед их палисадами кипела ожесточенная рукопашная схватка русской и шведской пехоты. К месту боя из-за укреплений и с опушки леса, занятого русскими, двигались все новые колонны. Напротив полковника, в каких-нибудь трехстах-четырехстах шагах, стояли восемь шведских орудий. За ними, прикрывая укрепления от возможного казачьего удара с фланга, растянулось несколько длинных рядов королевских кирасир.