И опять вперед выступил главный воевода Ратибор.

— Княже, ты собрал нас на раду, дабы услышать наше слово — мы сказали его. Однако ты не просто русич и наш брат по крови и вере, а великий князь, и потому наш долг повиноваться тебе. Ты приговорил — брань, твое слово — закон для нас. Так пусть трепещет империя, и да помогут нам боги!

Ратибор выхватил из ножен меч, поднял над головой. В тот миг заблестели клинки в руках в остальных воевод. Швырнув меч в ножны, Ратибор склонил голову в сторону великого князя.

— Как твой главный воевода, внемлю тебе, княже.

— Вначале о неотложном. Утром вели перекрыть ладейными дозорами Днепр и конными все дороги и тропы на Дунай-реку: никто не должен предупредить империю о предстоящем походе. Мы обрушимся на Царьград как снег на голову, точно так, как свершили это до нас князья Аскольд и Дир.

Согнувшаяся, едва различимая в ночном мраке человеческая фигура скользнула из-за дерева к урезу воды, остановилась подле наполовину вытащенного на берег Днепра челна. Прислонившись спиной к борту, одинокий рыбак не спеша чистил рыбу, у его ног пылал небольшой костер с подвешенным над ним казанком. Прибывший неслышно ступил из темноты в освещенный огнем круг, и яркое пламя костра позволило его рассмотреть.

Это был высокий, средних лет человек в длинном монашеском одеянии с наброшенным на голову капюшоном, из-под которого виднелись лишь аккуратно подстриженная борода и острые, внимательные глаза.

— Ты один? — отрывисто спросил он у рыбака, даже не поприветствовав его.

— Да, святой отец. Присаживайся к огню, уха скоро поспеет.

— Не до нее сейчас, — раздраженно бросил человек в капюшоне. — Думаю, что тебе тоже не придется вкусить ее. С делом явился к тебе, сын мой, с важным и срочным, которое не терпит отлагательств и промедления.

Рыбак, молодой, крепкий юноша с маленьким медным крестиком на шее, выжидающе уставился на пришедшего. Тот уселся рядом с рыбаком на корягу, наклонился к его уху.

— Проклятые язычники собираются в поход на град святого Константина. Их уже десять тысяч, к ним на днях должны примкнуть ее две тысячи полочан и древлян. Вдобавок к воинам-русам киевский князь нанял тридцать сотен викингов варяжского ярла Эрика. Как только эти силы соберутся воедино, князь Игорь поведет их морем на Византию. Наш святой долг предупредить императора и патриарха о надвигающейся угрозе. Потому сию же минуту ты отправишься вслед за купеческим караваном, что уплыл в полдень из Киева. Догонишь его и вместе с ним попадешь в Константинополь, а что делать там — знаешь и без меня. Торопись, сын мой, сейчас нам дорога каждая минута.

— Я поплыву сразу же после ужина, святой отец.

— Ты отправишься немедленно, — по-прежнему тихо, однако уже с повелительными нотками в голосе произнес человек в капюшоне. — Варвары хотят как можно дольше сохранить поход в тайне, поэтому намерены утром выставить речную стражу на Днепре и перекрыть конными дозорами все дороги по сухопутью в направлении Дуная. Что, если они сделают это не утром, а раньше? Потому спеши, сын мой, мы должны опередить осторожных русов.

— Я уже в пути, святой отец. Благослови меня… Императоры и патриархи Восточно-Римской империи пользовались услугами тысяч секретных осведомителей и агентов как в самой империи, так и за ее пределами в Европе, Азии, Африке, везде, куда только могли дотянуться их длинные корыстолюбивые руки. Уже при императоре Константине Первом лишь в столице насчитывалось десять тысяч тайных соглядатаев. Агенты, действовавшие за пределами империи, в своем большинстве были умны и решительны, преданы делу. Отдаленность и медлительность связи с начальством выработали в них широкий кругозор, инициативу, смелость принятия собственных важных решений. Всеми этими качествами в полной мере обладал стоявший сейчас на берегу Днепра христианский священник, бывший центурион гвардейской схолы [6] императоров Нового Рима.

По приказу самого патриарха сменил он меч на крест, золоченые доспехи на грубую сутану и явился сюда, в далекий край язычников, откуда уже не раз надвигалась на град святого Константина страшная угроза. Именно отсюда впервые появились под его стенами непобедимые дружины князей Аскольда и Дира, и лишь чудо и золото спасли тогда империю. С этих берегов пришли могучие полки князя Олега, вырвавшие силой у императора для языческой Руси то, о чем не смели мечтать даже христианские монархи. Ради того, чтобы это никогда больше не повторилось, живет ныне в Киеве бывший центурион. Не гордый и сильный сосед нужен империи на севере, а слабый и покорный вассал, всецело послушный ее воле. То, чего прежде не добились императоры и мечи, теперь должны сделать Христос и крест. Главное — отнять у русичей душу, после чего с ними легко можно делать все, что хочешь.

Тем более что Ольга, жена великого князя Игоря, весьма благосклонно относилась к русским христианам, часто посещала их богослужения, живо интересуясь учением и обрядами. И бывший центурион под личиной болгарского священника Григория вскоре оказался в Киеве, благоразумно решив прибыть туда с берегов Дуная, а не из самой Византии. Сравнительно быстро он завоевал доверие и любовь немногочисленной паствы, приблизился к окружению русской княгини-язычницы, часто беседовал с ней о Христовой вере и о спасении души. Умный, хорошо разбиравшийся в людях, действующий не торопясь и исподволь, мнимый отец Григорий через какое-то время добился, что Ольга стала даже приглашать его для бесед в великокняжеский терем. Именно оттуда, посетив Ольгу в последний раз, почерпнул имперский соглядатай сведения об предстоящем русском походе на Византию.

Бывший центурион проводил глазами быстро удалявшийся вниз по Днепру челн, облегченно вздохнул. Сегодня он свершил самое важное за время своего пребывания у язычников дело. До прибытия на реку к служке-рыбаку он отправил из Киева еще одного тайного гонца, приказав ему во всю мочь скакать на Дунай к верному империи человеку Уже от него по не раз проверенной цепочке тревожная весть должна понестись вдоль морского побережья прямо в стены императорского дворца.

Бог милостив, кто-нибудь из гонцов, спешащих сейчас в Константинополь по суше и воде, да исполнит поручение…

Под надутыми ветром парусами, без устали работая веслами, русские ладьи приближались к цели похода. Путь к имперской столице русичам был хорошо знаком. В ней не единожды бывали киевские купцы, да и многие дружинники, участвуя в выполнении заключенного князем Олегом договора с Византией о взаимной помощи, высаживались в константинопольской гавани для защиты южной соседки.

Вначале плавание проходило спокойно, затем по мере приближения к неприятельским берегам от кормчих сторожевых ладей, высылаемых впереди русской флотилии, стали поступать странные донесения. Кормчие неоднократно замечали на горизонте неизвестные суда, которые немедленно исчезали, едва русские ладьи пытались с ними сблизиться. Великий князь не придавал этим сообщениям особого значения, поскольку суда скорее всего принадлежали местным рыбакам. Даже если это были патрульные византийские корабли, они могли опередить русичей всего на двое-трое суток, которые уже мало что значили для организации обороны Константинополя…

Дело в том, что накануне похода из Царьграда в Киев возвратились великокняжеские лазутчики, засланные туда осенью под видом русских купцов. Они сообщили Игорю, что на имперских кораблях идет спешная подготовка к отплытию в Италию, поэтому к моменту появления русичей у стен Константинополя византийского флота там не будет. Именно это известие явилось одной из причин, отчего великий князь вначале настаивал на задуманном им походе, теперь без должного внимания отнесся к настораживающим донесениям кормчих со сторожевых ладей…

Византийский флот внезапно появился перед русичами на рассвете. Появился одновременно со всех сторон, готовый к немедленному бою, занявший наивыгоднейшую по отношению к славянам позицию. Это были не собранные воедино в спешке дозорные суда, а весь византийский флот, не имевший себе равных в мире ни по количеству кораблей, ни по их оснащенности и выучке экипажей.