В управление милиции приходят ежедневно сотни писем. Одно из них лежит сейчас на столе Василия Михайловича Логинова. Он вскрыл пакет, пробежал глазами письмо и улыбнулся письмо показалось ему забавным.

– Почитайте-ка да скажите свое мнение, – сказал он сидящему напротив худенькому белобрысому лейтенанту Лене Фомину.

Леня взял пакет На конверте стоял обратный адрес:

«Прибайкальское областное управление милиции».

«Наверное проследили преступника, все нити ведут к Москве, – подумал Фомин. – Ну, здесь ему никуда не уйти!»

Письмо было коротким. Самое важное подчеркнуто карандашом полковника Логинова.

– Знаете, товарищ полковник, – сказал Фомин, – все это, больше похоже на фантастический роман братьев Стругацких, чем на правду.

– Конечно, – согласился Василий Михайлович – но разве не похоже любое дело на загадку? А ведь потом все кажется очень простым и ясным. Вот почитайте-ка остальные материалы. – И полковник протянул Фомину еще несколько листков. Первый из этих листков был написан аккуратным мелким мужским почерком.

– РАССКАЗ УЧИТЕЛЯ АНАТОЛИЯ ПЕТРОВИЧА СИЗЫХ, – прочел Леня. – В этот день я себя чувствовал плохо. Пришел на занятия и был очень рассеян. Идя на урок в пятый «В» класс, я случайно забыл в учительской очки. Едва я открыл дверь, ребята, как всегда, встали, сказали: «Здравствуйте, Анатолий Петрович!» – и снова сели. Но тут мне показалось, что у двух мальчиков – Вадима Смирнова и Паши Кашкина – исчезли лица. Я оглядел класс и почувствовал себя совсем скверно. На моих глазах класс таял. Таял в прямом смысле – исчезал! Но что больше всего меня удивило – это взгляд, которым смотрели некоторые ребята на меня. В их глазах было такое неописуемое удивление, что я решил: со мной происходит что-то неладное и поэтому мне кажется, что класс пропадет. И тут я решил надеть очки, но обнаружил, что оставил их в учительской. Пытаясь не выдавать своего волнения я вышел из класса и направился в учительскую. Надев очки, я посмотрел в зеркало – и обмер от неожиданности: из зеркала на меня смотрело знакомое но чужое лицо. Только через несколько минут я понял, в чем дело, – мои усы исчезли. Я пощупал рукой верхнюю губу и ощутил под рукой… усы! Но в зеркале они не отражались.

Я вернулся в класс, там никого не было, но шум стоял невообразимый На доске была нарисована какая-то рожица. Кто-то, видимо, стирал рисунок, на нем появлялись мокрые темные полосы, мела на доске оставалось все меньше, но ни ученика, ни его руки, ни тряпки я не видел. И вдруг где-то в воздухе появилась тряпка и мягко шлепнулась об пол. Полежала секунду и снова исчезла. И опять кто-то начал торопливо стирать рисунок. Хлопали крышки парт, раздавались чьи-то голоса. Постепенно шум умолк, на партах появились тетради и учебники. И я решил, что у меня бред, что я заболел окончательно.

Наступила перемена. В учительскую вернулись товарищи, но все как-то странно смотрели на меня, точно не узнавая. Наконец молоденькая преподавательница пения взглянула на меня и всплеснула руками:

– Анатолий Петрович! А я вас сразу не узнала Где же ваши чудесные усы?

И тут я понял, что не брежу, а просто в школе происходят какие-то странные вещи. Тогда я пошел к директору и рассказал ему обо всем случившемся Он бы мне не поверил, но тут в кабинете появился пионервожатый Сеня. У него с головой случилось то же, что у меня с усами, зато он видит теперь всех, – и тех, кто видимы, и тех, кто невидимы Вот уже две недели мы предпринимаем всяческие меры, чтобы разыскать ребят, выяснить, в чем же дело, но пока безрезультатно. Вероятно, и сам я не стал невидимкой целиком, а поплатился только усами, потому что вовремя вышел из класса.

А. П. Сизых.

Леня прочитал и остальные бумаги: акт о задержании вожатого Сени. Заявление самого Сени, копию решения педсовета 117-й школы. Он обратил внимание на одну из бумаг: она проливала на события хоть некоторый свет. Это были письма Вадима Смирнова и Паши Кашкина, оставленные родителям. Красным карандашом Василия Михайловича Логинова были подчеркнуты слова: «ЗЕЛЕНОБОРОДЫЙ ВОЛШЕБНИК», «СТАЛИ НЕВИДИМКАМИ». «ИЗ МОСКВЫ НАПИШУ ПИСЬМО».

– Вот что, товарищ Фомин, – сказал полковник, – этим делом займетесь вы. Человек вы молодой, любите романтические дела. Обо всех происшествиях в городе, которые прямо или косвенно могут касаться мальчиков-невидимок, сообщайте мне.

– Слушаюсь! – Леня встал и вышел из кабинета.

Днем Маруся с бабушкой всегда гуляли на Тверском бульваре. Сюда приезжала игротека Дворца пионеров, здесь была зелень и можно было лепить из песка морковные пирожки. Одно было плохо – бабушка никуда не отпускала от себя Марусю, ни на шаг.

– Ты еще маленькая, – говорила бабушка, – тебе всего еще пять лет.

– И вовсе я большая, – говорила Маруся, – мне уже целых пять лет.

И каждая из них, конечно, была по-своему права. Сегодня бабушка решила наконец закончить вязать носки для папы. Такое решение, если уж правду говорить, она принимала каждый раз. Но так хорошо на бульваре припекало солнышко, так мягко, приятно шумели деревья, что, едва принявшись за работу, бабушка опускала пряжу на колени, прислушивалась к звонким ребячьим голосам и, пригревшись на солнце, начинала клевать носом.

Так случилось и на этот раз.

А Маруся играла с девочками в пятнашки. Они бегали по дорожке мимо скамеек, на которых сидели серьезные дяди с газетами в руках, а тети читали книги, покачивая разноцветные колясочки, а взрослые девочки и мальчики спорили о чем-то таком важном, что нельзя было понять ни одного словечка.

И пока малыши бегали и шумели, бабушка спокойно дремала. Но как только прекратились беготня и крики, она сейчас же проснулась и позвала Марусю. Но Маруся не отзывалась.

– Маруся! – кричала бабушка. – Марусенька! Идем домой!

Но девочка не отвечала.

«Спряталась, наверное, – подумала бабушка. – Ну, сейчас явится».

– Маруся! Я ухожу! Слышишь? У-хо-жу!

Но Маруси не было, и бабушка разволновалась не на шутку. Она спустилась вниз по бульвару до самого памятника Тимирязеву, она заглядывала под скамейки, но безрезультатно. Мужчины были заняты газетами и собственными мыслями; мамы, кроме своих маленьких детей, ни на кого не обращали внимания. Никто не знал, куда делась беленькая кудрявая девочка с красным бантом на голове, в стоптанных сандалиях на босу ногу.