К концу Х и в 1-й половине XI в. христианский Восток и Запад, по-видимому, сохраняли еще единение между собою. По крайней мере, хоть изредка Восточные первосвятители сносились еще с Римским, и даже его имя, как бывало и прежде, поминалось иногда в Церквах Восточных наравне с именами прочих патриархов. Но внутреннего единства между христианским Востоком и Западом уже не существовало. Незаконные притязания пап на всемирное владычество в Церкви и разные другие нововведения их, догматические и обрядовые, осужденные патриархом Фотием еще за столетие пред тем, не только не уменьшались, но более и более усиливались. Это невольно заставляло восточных христиан смотреть с подозрением на западных как на уклонившихся от истины, невольно вынуждало первосвятителей Восточных при всем желании церковного мира и любви снова возвышать обличительный голос против заблуждений римских и даже самое имя папы исключать из памятников церковных. Оставался один последний шаг к окончательному отделению Запада от православного Востока.

Основанная и утвержденная в это самое время иерархами восточными Церковь Русская, естественно, должна была стать в общение и единение с Церквами Восточными и хотя по временам входила в некоторое соприкосновение с Церковию Западною, но не имела и не могла иметь единения с нею.

Во главе всех Церквей Восточных и по обширности своих пределов, и по внутреннему благосостоянию, и по власти своих первосвятителей находилась Церковь Цареградская. С нею-то первою и суждено было юной Церкви Русской войти в ближайшее и неразрывное соотношение, потому что с самого начала своего Русская Церковь сделалась одною из митрополий, подведомых Константинопольскому патриарху. Власть этого первосвятителя по отношению к Русской Церкви, по толкованию греческих канонистов, основывалась будто бы на 28-м правиле Четвертого Вселенского Собора, которым предоставлено было Цареградскому патриарху право не только рукополагать митрополитов для трех областей греческих – Азийской, Понтийской и Фракийской, но и поставлять епископов для иноплеменных народов, получивших оседлость в трех означенных областях или к ним прилежавших, а Русь хотели считать прилежащею или, по крайней мере, довольно близкою к области Фракийской. Но справедливее власть Византийского патриаршего престола над Русскою Церковию можно назвать прямым следствием того, что из Византии принесена была к нам святая вера, из Византии пришла первая наша иерархия, от Византийского патриарха начался ряд наших первосвятителей и Церковь Русская вообще была дщерию Церкви Константинопольской; дочери и естественно, и необходимо было питаться от сосцов своей матери и находиться под ее руководством, пока сама не возросла и не укрепилась в силах.

В чем же состояли права Константинопольского патриарха по отношению к подведомым ему митрополиям, а следовательно и митрополии русской? Мы коснемся здесь этих прав, как имевших более или менее влияния на нашу Церковь в продолжение столетий и отразившихся в ее истории. Все патриархи по каноническим и государственным греческим постановлениям имели следующие главные права, каждый в своем округе: а) поставлять или утверждать митрополитов и давать им от себя настольные грамоты; б) созывать окружные Соборы из подведомых митрополитов и епископов; в) обнародовать законы церковные и гражданские, касавшиеся Церкви; г) иметь верховный надзор за всеми церковными делами в округе, а вместе – за всеми митрополитами и епископами; д) производить верховный суд над митрополитами и епископами; е) принимать апелляции после суда епископского, митрополичьего, даже соборного; ж) подвергать исправительным наказаниям митрополитов и епископов, обличенных в проступках; з) право ставропигии, т. е. право чрез водружение собственного патриаршего креста (σταυροπήγιον) при основании какой-либо церкви или монастыря во всех пределах округа поставлять эти церкви и монастыри в своем непосредственном ведении и вне зависимости от местных епископов или митрополитов. Впрочем, патриархи а) были ограничены по власти окружным Собором и самодержавною волею императоров; б) не имели права самовластно, без областного Собора, избирать и поставлять митрополитов для своего округа; в) не могли без Собора и отрешать или низлагать митрополитов и даже епископов. Не упоминаем о некоторых особенных правах патриарха Константинопольского, возвышавших его над всеми прочими патриархами Востока, но не имевших непосредственного отношения к нашей Церкви, каковы: право именоваться Вселенским (οικουμενικòς), усвоенное этому патриарху Константинопольскими Соборами и императорами; право принимать апелляции даже из округов прочих патриархов; право быть как бы судиею дел между самими патриархами и право ставропигии не в своем только округе, но и во всех областях Востока.

Из общих патриарших прав патриарха Цареградского по отношению к Церкви Русской в рассматриваемый нами период времени успело проявить себя по всей ясности одно первое, по крайней мере сколько это известно из истории: все наши первые четыре митрополита – Михаил, Леонтий, Иоанн и Феопемпт – даны нам из Цареграда. Можно бы даже подумать, что патриархи Цареградские позволяли себе в этом случае несколько более, нежели сколько следовало: им предоставлено было Соборами только поставлять или утверждать митрополитов для подведомых митрополий, а избирать митрополита по церковным правилам должны были собственно епископы той области, для которой он предназначался, между тем первые наши митрополиты не только были утверждены, но и избраны в Константинополе без участия наших епископов. Но это отчасти объясняется тогдашними обстоятельствами. Первый наш митрополит – Михаил, присланный из Цареграда, и не мог быть избран у нас, потому что некому еще было избирать: не было русских епископов. Второй – Леонтий также не мог быть избран у нас, потому что пришедшие с Михаилом в Россию епископы занимались пока проповеданием слова Божия в разных местах, не имели у себя епархий и не могли сказать, епископы ли они новой Русской Церкви, только что возникавшей, или еще Греческой. А с другой стороны, известно, что право избрания митрополитов, предоставленное древними канонами областным или местным Соборам епископов, мало-помалу незаметно перешло в Константинопольском патриархате от областных Соборов к Собору патриаршему, который обыкновенно составлялся при патриархе из всех святителей, проживавших или случайно находившихся в Царьграде. Этот-то Собор в X, XI и в последующие века избирал митрополитов для всех митрополий Константинопольского патриархата без участия Поместных Соборов тех областей, в которые митрополиты предназначались; очень естественно, что общее правило прилагаемо было и к Церкви Русской.

Вторая Церковь, с которою юная Церковь Русская имела близкие и непосредственные сношения, была Церковь Болгарская. Основанная (ок. 863 г.) более нежели за столетие до окончательного введения христианства в Россию, Церковь эта при содействии своих благочестивых царей и ревностных пастырей быстро достигла довольно цветущего состояния, обогатилась славянскими переводами священных, богослужебных и других назидательных книг, соделалась с 927 г. независимою от Константинопольского престола под управлением собственного архиепископа, избиравшегося из природных болгар, заключала в себе в начале XI в. уже более тридцати епархий, и хотя с падением царства Болгарского под власть Греческой империи в 1018 г. неизбежно подчинилась церковному влиянию Византии, но, кажется, до самого 1056 г. пользовалась правом избирать себе архиепископа из болгар. О сношениях Церкви Русской с Церковию Болгарскою лучше всяких слов свидетельствуют самые события. Откуда, если не из Болгарии, могли быть принесены к нам вначале славянские богослужебные книги, и притом в таком количестве, в каком тогда требовались? Откуда могли прийти первые пастыри, которые способны были преподавать нашему народу христианские истины на понятном ему языке, первые учителя, которые начали учить русских славянской грамоте и письму в новозаведенных училищах? Откуда собрались к Ярославу те писцы многи, которые переводили с греческого языка на славянский и списали многие книги? Потому нельзя не назвать вероятным сказания, что не только первые шесть епископов, пришедшие к нам, были родом из болгар, но тогда же присланы к нам и «многи иереи, диаконы и демественники от славян... и книги довольны». На близкие сношения русских с болгарами указывает и тот случай, что сам святой Владимир в 1000 г. находился в Переяславле болгарском (на Дунае), когда половцы под предводительством Володаря сделали нападение на Киев. Но эти сношения с Болгариею, столько нужные и полезные для новоустроенной Церкви Русской, обошлись было и не без худых последствий. В Болгарию незадолго пред тем (ок. 971 г.) проникла секта павликиан – единственная еретическая секта, остававшаяся еще тогда на Востоке, которая, отвергая все внешнее в христианстве, таинства, обряды, иерархию, ниспровергала вместе догматы о Боге как Творце мира и о Сыне Божием как Искупителе мира. Быстро усилившись в Болгарии под именем богомилов и утвердивши в ней как бы главное свое средоточие, еретики не могли не воспользоваться случаем посеять гибельные семена свои на свежей почве Церкви Русской. В 1004 г. явился в Киеве некто инок Адриан Скопец, которого не без основания считают принадлежавшим к этой секте, потому что он, видимо, держался ее начал, восставая против всех церковных уставов и порицая епископов, пресвитеров и иноков. Лжеучение его было столь дерзко, опасно и упорно, что митрополит Леонтий нашел нужным обличить еретика соборне и даже отлучить его от Церкви. Когда и это не подействовало, Адриан заключен был в темницу, где, к счастию, вскоре пришел в истинное раскаяние и отрекся от своих заблуждений.