— Такой стыд, что слуги оставили вас, — сказала Полла. — Когда проявлять верность, как не в минуту опасности?

— Все хотят жить, — сказала я. Если бы у меня правда были слуги, и они бы спасали свои жизни вперед моей, я бы на них не сердилась. Потому что никто не спасет маленьких людей, если они не спасутся сами.

— Верность важнее жизни, — сказала Полла серьезно.

Раздатчице в моей столовой такое не пришло бы, наверное, на ум. И очень хорошо. Ей не вбивали это в голову и не ждали, что она будет убиваться, заботясь о ком-то, а потом и жизнь за него положит. Ну разве что насчет мужа и детей что-то такое ввинчивали в мозг, как любят у нас укрепители семейных ценностей из политиков и любящие матери.

Проблема в том, что камеристка за королеву и умереть готова и тащиться через лес и все опасности в дальнее государство — согласна, а королева, конечно же, за камеристкой своей не пойдет. Потому что одни люди, очевидно, важнее и лучше других.

Я потерла лоб. С одной стороны, нечего хаять чужие порядки даже мысленно (тем более, я не знаю их хорошо), с другой… а, черт с ними со всеми. Полла, вроде бы, довольна, и хорошо. Я встала, пошла проверить, как там мое платье. Присела у источника, заглянула. Гладь послушно отразила меня, не играла больше. Я вылила недопитый отвар в воду. Прошептала:

— Это — согревающее. Пусть будет немного теплее. Спасибо вам.

Помолчала, подождала, пока разгладятся на воде круги, присмотрелась. Вздохнула, спросила с надеждой:

— А штаны-то вернете?..