– Да, не будь «наружки», мы бы ничего об их свидании и не знали, – подал усталый голос Ямагути.

– Простите-простите! – впервые за все совещание вдруг прорезалась Мураками. – Как это «не знали» бы?!

Все вяло, но достаточно синхронно повернули головы в направлении единственной женщины за столом.

– Очень даже знали бы! – звонко пропела она. – Это ведь я обнаружила, что Катаяма-сан идет в кафе и там встречается с Владимиром Николаевичем Селивановым!

– Да, конечно, – согласно махнул рукой Нисио. – Просто, даже если бы вы этого случайно не увидели, все равно сержант Янаги зафиксировал бы их встречу.

– Я считаю, что завтра с утра надо ее вызывать и прижимать к стенке! – категорично рубанула воздух перед собой громким голосом и твердой рукой суровая Аюми.

– Какие еще будут мнения на этот счет? – обвел взглядом присутствующих Нисио, явно недовольный командным тоном гостьи из Ниигаты.

– Для установления официального наружного наблюдения у нас нет ничего конкретного, – сказал я.

– Ну так уж и ничего! – фыркнул Нисио.

– Труп Селиванова напрямую к ней не привяжешь, а все остальное – и ее мешок в море, и обратный билет, по которому она назад не поедет, – это все ни о чем конкретном не говорит.

– А то, что ее Ато нигде нет уже вторые сутки? – вновь заверещала Мураками.

– Ну да, нет… – ухмыльнулся Ямада. – Сейчас его нет, мы к прокурору за санкцией, а послезавтра выяснится, что он у любовницы спокойненько отлеживался!…

– А если не у любовницы? – не сдавалась Аюми. – А если в том самом мешке был именно он?

– Чтобы проверить это, потребуется весь водолазный штат и полиции, и спасательной службы, и береговой охраны в тот район на пару лет посылать, – резонно заметил Нисио. – Ни точных координат места сброса, ни физических параметров мешка у нас нет и не будет. Вы представляете, что такое искать вдалеке от берега на дне какой-то там сверток?

– Тогда что же нам делать? – испуганно спросила Мураками, осознавшая наконец, что тому, зачем, собственно, она летела к нам, на Хоккайдо, никогда не суждено сбыться.

– Заниматься убийством Владимира Николаевича Селиванова, – ответил Нисио. – По которому, кстати, вы, господин капитан, должны действовать не как сотрудник полиции, поскольку он был убит вне зоны вашей профессиональной ответственности, а как свидетель, встречавшийся с покойным перед самым убийством.

Сверчку был указан его законный шесток, и доблестный капитан ниигатской префектуральной полиции поник лохматой головой. Нисио же сурово продолжил:

– Значит, так! Ни о какой официальной «наружке» завтра разговора быть не может! Пока не будет более веских улик против Ирины Катаямы, просить у прокурора ордер бесполезно. Поэтому сейчас всем приказываю спать, а с утра заниматься своими прямыми обязанностями. Кому чем положено!…

При последних словах полковника все, кроме слабо разбирающейся в нашей управленческой субординации Мураками, посмотрели на меня: кто с сочувствием, кто с завистью, но больше – с нашим знаменитым японским хладнокровием, которое таскающий много разных булыжников за пазухой Ганин любит называть «хладнодушием».

– Как быть с тем, что я тоже свидетель, господин полковник? – Я принял к исполнению приказ начальника как ответственный в отделе именно за убийства русских.

– Проблемы не вижу, – буркнул Нисио. – С убитым ты разговаривал не один, при другом свидетеле, так что здесь никаких помех для ведения тобой этого дела нет.

– Понятно, – успокоился я.

– Тогда, прежде чем разойдемся, Минамото-сан, скажи нам все-таки: что с утра будешь делать?

– Утра я дожидаться не буду, Нисио-сан, – огорошил я полковника и всех присутствующих. – Есть одно дело, которое мне надо сделать немедленно.

– Какое? – спросил сидевший по левую руку от меня Ямагути. – Жене позвонить? Ха-ха-ха!…

– Жене я уже позвонил, – я как можно более укоризненно посмотрел на этого все еще холостого, несмотря на свои тридцать два, жеребца. – Дело другое…

– Хорошо, – прервал нас Нисио. – На этом закончим. С утра по телефону или лично отчитываться передо мной каждые два часа. В десять я буду на ковре у руководства, желательно до этого уже получить какие-нибудь результаты.

Мы стали расходиться. Нисио сказал, что он пойдет со мной на четырнадцатый этаж, потому как переться через весь город для четырех часов сна ему неохота. Провожать его наверх я не стал: не маленький – сам дойдет. Мне нужно было сделать последнее запланированное на нынешний вечер дело. Я прошел через ярко освещенный, но абсолютно пустой коридор к лифтам и, едва нажал на кнопку со стрелочкой, направленной вниз, услышал в дальнем конце коридора шум смываемой в унитазе воды, за которым раздался легкий стук двери, после чего без какой-либо паузы из женского туалета неказистой походкой вразвалочку выплыл знакомый карликоподобный силуэт.

«Даже руки не помыла, – отметил я про себя, – не говоря уж про причесаться… Интересно, найдется хотя бы один, кого такая радость обольстит?»

– Минамото-сан, я в гостиницу возвращаюсь, – проинформировала меня Мураками на подходе к лифту, двери которого я уже несколько секунд держал для нее.

– Я тоже, – огорошил я ее.

– Как это? – испугалась Аюми. – Вы же с господином полковником должны на четырнадцатом этаже ночевать…

– А что, вас моя компания не устроит? – Я решил поиздеваться над ней на сон грядущий.

– Компания поспать? – спросила она, пряча под интонацией возмущения тихонький голосок тайной надежды.

– Компания прогуляться по ночному Саппоро…

– Да тут два шага… Я сама, – зарделась она.

– Ничего, я провожу, – не сдавался я. – Вы у нас гость, женщина к тому же, да?

– Да, – потупилась она и еще больше покраснела.

– Ну вот, значит, я должен вас проводить.

Мы вышли из управления на улицу: было холодно, но безветренно, так что для ночного променада обстановка была достаточно подходящая. Напротив здания управления сияющим белым пятном зиял потребительский парадиз круглосуточного магазинчика «Санкус».

– Кушать себе ничего покупать не будете? – спросил я медленно ковыляющую где-то внизу справа капитаншу.

– Да надо бы чего-нибудь купить в рот закинуть, – задумчиво прочирикала она.

– Закинуть? – вяло сострил я.

Мы зашли в магазинчик: кроме сонной толстенькой девчушки за кассовой стойкой, там никого не было.

– А вы себе что-нибудь покупать будете? – поинтересовалась моими гастрономическими планами Мураками.

– Нет. У нас на четырнадцатом всегда есть снедь: лапша быстрозавариваемая… – У меня перед глазами встал сегодняшний пенопластовый стаканчик Владимира Николаевича Селиванова, так и не сумевшего насладиться райским вкусом сублимированной корейской лапшички. – Чай есть, так что вы давайте сами…

Мураками взяла пластиковую оранжевую корзиночку и отправилась в консьюмеристическую экспедицию по «Санкусу», а я отошел к журнальной стойке и снял с полки первый попавшийся журнал. Журнал оказался порнографическим – в японском понимании этого низкого телесного искусства. На всех откровенных фотографиях гениталии как у мужиков, так и у девиц были старательно заретушированы, так что наша японская порнография требует определенного напряжения воображения – не как бездумные и демонстрирующие все на все сто процентов американские издания и фильмы.

– Вы что, порнографией интересуетесь? – опять где-то в районе моего локтя пропищала Аюми.

– А вы нет? – хладнокровно парировал я.

– Ну это мужчины обычно ею интересуются… – тихонько пролепетала она.

– А вообще-то у нас порнография запрещена, Мураками-сан! Вы же полицейский, вы должны знать! – назидательным тоном сказал я и открыл пошире перед ее носом журнальный разворот, на котором крашеная шалава оказывала приятные и разнообразные услуги сразу четырем суровым самураям.

– Ну я имею в виду такие вот журналы. – Она зачарованно смотрела на похабную, но колоритную картинку.

– Знаете, Мураками-сан, нормальных мужчин интересуют женщины, нормальных женщин волнуют мужчины, и если поддерживать этот интерес такими вот журналами, наверное, ничего страшного не случится. Вы так не думаете?