– Рыцарь, я вдова, но слуги у меня есть! – сказала Алиенора недовольно.
– Прости, госпожа, если обидел, – поклонился Иоаким, – но по обычаям моей страны, рыцарь, что сидит справа от дамы, обязан ей прислуживать: наливать вино, подавать еду, выполнять иные желания.
– Любые? – сощурилась Алиенора.
– Любые! – подтвердил Иоаким, пристально глядя ей в глаза.
Алиенора хотела ответить шуткой, но явственно прочла в устремленном на нее взоре, каких желаний рыцарь ждет. Почувствовала, что краснеет. Машинально окунув пальцы в чашу для омовения, она стала отщипывать кусочки жареной баранины, отправляя их в рот. Гости последовали ее примеру. Некоторое время за столом было слышно лишь чавканье и хруст разгрызаемых костей. Оправившись от смущения, Алиенора глянула на Берту, и та сообразила – махнула платком. Стелла, сидевшая на скамье в углу, тронула струны саза. Сладкая, медленная музыка тихо зазвучала в трапезной, создавая приятный фон обеду.
– Здоровы ли гости? – спросила Алиенора, вспомнив о своих обязанностях хозяйки. – Здоровы ли ваши кони и ваши слуги?
Иоаким хотел что-то сказать, но Козма опередил его.
– Те, кто не ранен, здоровы, – ответил, склоняя голову.
– Раненым оказали помощь, слуг и коней накормили? – еще раз осведомилась Алиенора.
– Да, благодарю, – еще раз поклонился Козма.
Алиенора протянула руку к кубку, и Иоаким тут же расторопно плеснул из кувшина. Баронесса покосилась, но промолчала. Виночерпий наполнил кубки гостей. Иоаким взял свой и встал.
– Хочу выпить за здоровье хозяйки этого замка, – сказал он, медленно выговаривая латинские слова и не обращая внимания на укоризненные взоры Козмы. – Мы прибыли сюда после долгого и тяжелого перехода. Мы изнемогли. Среди нас были раненые. Мы нуждались в отдыхе и пище. В замке нас приняли, как родных. Предоставили кров, вино и провизию. Омыли и перевязали наши раны, утешили ласковым словом. По пути сюда мы много слышали милосердии баронессы от воинов Азни, но теперь, когда увидали ее воочию, поняли: это ангел божий! Который сошел с небес, чтобы утешить сердца рыцарей, ожесточившиеся в кровавых битвах, отереть кровь и слезы с их обожженных солнцем лиц…
Алиенора вновь ощутила, что краснеет. Она хотела остановить рыцаря, рассыпавшегося в славословии, но смогла. Слова Иоакима словно окутывали ее ласковым и нежным коконом, ей было невыразимо приятно – до томления в крови. Она не видела, как Козма делает Иоакиму знаки, укоризненно качая головой, не видела нахмуренного лица Рено и прищурившихся глаз Сеифа. Она не заметила, как умолкла музыка. Все душой Алиенора желала одного: слушать! И рыцарь потакал ее желанию, словно выполняя данное недавно обещание.
– По обычаю нашей земли за дам нужно пить стоя, – завершил Иоаким свою прочувственную речь. – Приглашаю рыцарей присоединиться!
Козма, вздохнув, встал. Заскрипели отодвигаемые стулья других гостей. Иоаким лихо осушил кубок, ловко подхватил ручку Алиеноры и приложился. Рено слева от Козмы скрипнул зубами. Иоаким же, как ни в чем ни бывало, шлепнулся на стул и придвинул к себе блюдо с зажаренным целиком гусем. Алиенора воспользовалась случаем.
– Он всегда такой галантный? – шепнула, склонившись к Козме.
– В зависимости от количества выпитого, – пояснил тот. – Перед обедом он успел хватить сикера из ваших подвалов, так что сейчас на вершине вдохновения. Скоро он захочет танцевать и петь. Танцует он хорошо, но петь запретите! Это пытка! Явите милосердие, о котором так красиво говорил мой друг!
Козма сказал это громко. Иоаким повернулся и замычал, пытаясь говорить с плотно набитым ртом. Козма в ответ показал кулак. Иоаким скорчил гримасу, и Алиенора, не сдержавшись, прыснула. Обед продолжился. Кубки наполнялись и опорожнялись, красный цвет вина постепенно перетекал в лица гостей, скоро и Алиенора почувствовала, что щеки ее пылают. Острые ножи вонзались в зажаренные до коричневой корочки бока баранов и гусей, с хрустом рассекали кости. Прозрачный мясной сок тек по рукам и лицам, каплями повисал на бородах и голых подбородках. Срываясь, капли падали на скатерть, теряясь среди обглоданных костей. Слуги, подносившие кушанья, уже не выходили из зала; столпившись у дверей, с жадным вниманием наблюдали за пиршеством в предвкушении богатых остатков. Как-то незаметно появился Ярукташ; протолкавшись через толпу слуг, он сел у дверей, поджав ноги.
Иоаким ополоснул руки в чаше для омовения, вытер тыльной стороной ладони жирный рот.
– Стеллочка! – крикнул он через зал громовым голосом. – Сыграй что-нибудь красивое и бодрое! Чтоб душа порадовалась!
– Начинается! – вздохнул Козма.
Саз в руках Стеллы словно ожил, проснувшись от неги. Ритмичная, веселая мелодия заполнила зал, заставляя людей притоптывать и прихлопывать в такт. Иоаким вскочил и пал на одно колено перед Алиенорой.
– Позвольте пригласить вас на танец, баронесса!
"У меня траур!" – хотела сказать Алиенора, но не сказала. Встала и протянула руку рыцарю. Иоаким вывел ее на середину зала и, церемонно раскланявшись, повел партнершу по кругу, подскакивая и звучно ударяя каблуками по каменному полу. Алиенора, подчиняясь ведущему ее партнеру, семенила рядом, придерживая свободной рукой край длинного платья. Только теперь стало ясно, что баронесса ростом и статью мало уступает кавалеру, даже злобный завистник в этот момент вынужден был бы признать, что это красивая пара. Танцевала она тоже красиво. Баронесса двигалась легко даже в тяжелом платье из бархата, а Иоаким, несмотря на мощное сложение, словно порхал вокруг. Слуги при виде танцующей баронессы захлопали еще громче; Ярукташ, воспользовавшись тем, что все отвлеклись, скользнул к столу и стал за спиной Козмы.
– Как называется этот танец, господин? – спросил, склонившись к уху рыцаря. – Никогда не видел прежде.
– Это неудивительно! – вздохнул Козма. – Удивительно, что я вижу впервые. Это какой-то гибрид мазурки с полонезом с элементами "семь-срок", причем собственной нарезки.
Евнух не понял половины сказанного, но ухватил иронию. Засмеялся. Сидевший рядом с Козмой Рено наоборот насупился, исподлобья поглядывая на танцующих. Яруташ осторожно тронул плечо Козмы и украдкой показал ему на молодого рыцаря. Козма кивнул:
– Знакомая песня! На башне был Ги, здесь другой.
Он произнес это по-русски, но Ярукташ понял. Покачал головой. Тем временем саз заиграл еще быстрее, Иоаким, перестав водить Алиенору по кругу, ухватил ее обеими руками за талию и закружил вокруг себя. Алиенора охнула, но подчинилась. Длинный подол ее платья развивался, открывая изящные башмачки. Слуги у дверей зала запрыгали от восторга, Козма и Сеиф заколотили ладонями по столу. Стены и дверь зала, стол с гостями – все стремительно закружилось вокруг Алиеноры, и она только для равновесия положила руки на плечи рыцаря. Слуги встретили этот жест одобрительным ревом.
Иоаким кружил баронессу все быстрее и быстрее. Подол из тяжелого бархата, развевавшийся вокруг ног юной вдовы, вдруг попал ей под башмачок. Ткань треснула, но не порвалась. Алиенора запнулась, судорожно ухватившись за одежды партнера. Тот устоял. Подхватил падающую баронессу на руки и прижал к груди. Та невольно обняла его за шею.
Музыка смолкла. В наступившей тишине раздался нечленораздельный крик. Рено, вскочив, отводил руку для броска. Козма не успел среагировать. Успел Ярукташ. Быстрым и точным движением он подбил вверх руку новоиспеченного рыцаря. Тяжелый нож, бешено вращаясь, молнией пересек зал и ударился в каменную стену у входа. Брызнули осколки, нож со звоном упал на пол.
Мгновение Рено стоял, яростно сверкая взором, но вдруг обмяк и опустил голову. Иоаким, поставив Алиенору на ноги, закрыл ее собой. В зале стало тихо до звона в ушах. Возле побледневшего Рено замер Ярукташ с ножом, который он схватил со стола, рядом застыл у стула Козма. Лишь Сеиф остался сидеть, с любопытством переводя прищуренный взгляд с одной группы людей на другую.
Алиенора мгновение стояла, недоуменно глядя то на валявшийся на полу нож, то на Рено, пока, наконец, не осознала случившееся. Кровь отхлынула от ее лица. Решительно отодвинув Иоакима, баронесса вышла на середину зала.