– Надо чем-то занять себя, когда совершаешь эти бесконечные авиаперелеты, – сообщил он Монро. – Мы все имеем какое-нибудь хобби, когда находимся в воздухе.

Монро молча кивнул головой и посмотрел сквозь иллюминатор на удаляющуюся Москву. Где-то внизу, на залитых солнечным светом улицах, двигалась сейчас на работу женщина, которую он любил, и которая собиралась предать людей, среди которых она сейчас находилась. Она действовала по своей собственной инициативе и подвергала себя огромной опасности.

Если посмотреть на Норвегию в отрыве от граничащей с ней Швеции, то она выглядит так, словно огромная рука доисторического человека, окаменевшая за миллионы лет, протянулась вниз от Арктики по направлению к Дании и Британским островам. Это – правая рука, ладонь которой повернута к океану, а повернутый на восток, похожий на обрубок большой палец сцепился с указательным. Прямо посередине между этими пальцами лежит Осло – столица страны.

На север раздробленными костями предплечья вытянулись куски земли по направлению к Тромсе и Хаммерфесту, расположившимся далеко за Полярным кругом, – эти куски так узки, что временами полоска суши от моря до шведской границы составляет всего сорок миль. На рельефной карте эта рука выглядит так, словно боги раздробили ее гигантским молотом, расщепив кости и костяшки пальцев на тысячи мельчайших частей. Но нигде эта раздробленность не проявляется более ярко, чем на западном побережье, где должен был бы располагаться край обрубка.

Здесь суша разделена на тысячи фрагментов, между которыми проникло море, сформировавшее миллионы проливов, ущелий и пропастей, изгибающихся узких ущелий, в которых горы отвесно подступают к самой воде. Это – фиорды, и именно отсюда появилась раса людей, которые 1500 лет назад оказались лучшими мореходами в мире, когда-либо поднимавшими парус и бороздившими килем просторы морей. До того, как закончилась их эпоха, они доплывали до Гренландии и Америки, покорили Ирландию, поселились в Британии и Нормандии, совершали набеги вплоть до Марокко и Испании и плавали от Средиземноморья до Исландии. Они были викингами, а их потомки все еще живут и ловят рыбу вдоль узких фиордов Норвегии.

Таким человеком был и Тор Ларсен, капитан дальнего плавания и шкипер, который прогуливался в один из июльских дней мимо королевского дворца в столице Швеции Стокгольме, направляясь из головного офиса своей компании к себе в гостиницу. Встречные всякий раз норовили отойти в сторону и уступить ему дорогу – он был шести футов трех дюймов ростом, а по ширине равнялся ширине тротуара в старой части города, он был голубоглаз и носил бороду. Так как он находился на берегу, то был одет в штатский костюм, но чувствовал себя счастливым человеком, потому что после посещения головного офиса «Нордиа Лайн», оставшегося у него за спиной дальше по Корабельной пристани, у него были все основания полагать, что он вскоре сможет возглавить новую команду.

После шестимесячной учебы на курсах, оплаченных его фирмой, где он познавал премудрости навигации с использованием компьютеров, конструкцию супертанкеров и методы работы с радаром, он просто умирал от желания поскорее возвратиться на море. Причиной вызова в головной офис было получение из рук личного секретаря владельца, председателя правления и генерального директора «Нордиа Лайн» приглашения на ужин, который должен был состояться сегодня вечером. Приглашение относилось и к жене Ларсена, которую проинформировали по телефону и которая летела теперь сюда из Норвегии по билету, оплаченному фирмой. Старик слегка разгорячился, подумал Ларсен. Должно быть, задул попутный ветер.

Он забрал с гостиничной стоянки напротив моста Нюбрюкен взятый в аренду автомобиль и отправился в аэропорт, находящийся в тридцати семи километрах от города. Когда в главном зале аэропорта появилась Лиза Ларсен со своей сумкой, он приветствовал ее с нежностью возбужденного сенбернара, подхватив ее на руки словно девчонку. Она была маленькой и стройной, у нее были темные блестящие глаза, мягкие каштановые кудри, – никто бы не дал ей тридцати восьми. Он просто обожал ее.

Двадцать лет назад, когда он был неуклюжим двадцатипятилетним вторым помощником капитана, он встретился с ней в Осло в один из морозных зимних дней. Она поскользнулась на льду, он но успел подхватить ее, поднял, словно куклу, и вновь поставил на ноги. На ней тогда был отороченный мехом капюшон, который почти скрывал ее маленькое лицо с покрасневшим от мороза носиком, и когда она поблагодарила его, он смог разглядеть только глаза, выглядывавшие из массы снега и меха, наподобие арктической мыши в зимнем лесу. С тех самых пор – во время ухаживания и за все те годы, когда они были женаты, – он называл ее своей арктической мышью.

Он отвез ее в центр Стокгольма, расспрашивая по пути о их доме в Алезунде, расположенном далеко на западном побережье Норвегии, и о том, как продвигается учеба у их двоих детей. К югу от них высоко в небе сделал круговой разворот, поворачивая на курс из Москвы в Лондон, аэробус компании «Бритиш Эйрвейс». Тор Ларсен не знал об этом, да ему было и наплевать.

Ужин, который предстоял им в этот вечер, должен был состояться в знаменитом «Подвале Авроры» – переделанных подземных винных погребах одного из старинных дворцов в средневековом квартале столицы. Когда Тор и Лиза прибыли на место и их проводили вниз по узким ступенькам в подвал, владелец ресторана Леонард уже поджидал их.

– Господин Веннерстрем уже здесь, – сообщил он, показывая дорогу в один из отдельных кабинетов – небольшой уютный грот со сводчатым потолком, сложенным из 500-летнего кирпича, перегороженный мощным столом из великолепного старинного дерева, на котором в чугунных подсвечниках горели свечи, освещавшие эту миниатюрную пещеру. Когда они вошли внутрь, хозяин Ларсена Харальд Веннерстрем с трудом поднялся на ноги, обнял Лизу и пожал руку ее мужу.

Харальд, «Гарри», Веннерстрем еще при своей жизни успел превратиться в легенду среди связанных с морем людей в Скандинавии. Теперь ему было семьдесят пять лет, он был весь седой и испещрен морщинами, на лице у него выделялись колючие, щетинистые брови. Сразу же после окончания второй мировой войны, возвратившись в свой родной Стокгольм, он унаследовал от своего отца полдюжины небольших сухогрузов. За тридцать пять последующих лет он сумел создать самый крупный танкерный флот, принадлежащий одному человеку, если не считать греков и гонконгских китайцев. «Нордиа Лайн» была его детищем, которую он перенацелил в середине пятидесятых с сухогрузов на танкеры, после этого он вложил деньги в строительство новых судов, подгадав под нефтяной бум шестидесятых, при этом он всегда основывался на своем собственном чутье и часто шел против течения.

Они ужинали и негромко переговаривались, Веннерстрем говорил о чем-то малозначащем, расспрашивал их о семейных делах. Его собственная сорокалетняя супружеская жизнь прервалась за четыре года до этого смертью его жены – детей у них не было. Но если бы у него был сын, ему бы хотелось, чтобы он был таким, как огромный норвежец, сидевший напротив – моряк и сын моряка, но особенно он был без ума от Лизы.

Копченый лосось, замоченный в маринаде, с укропом по-скандинавски, был неподражаем, утка, подстреленная на соляных болотах возле Стокгольма, – великолепна. Только после того, как они выпили вино, – Веннерстрем в это время со вздохом потягивал минеральную воду («все, что мне теперь дозволяют эти проклятые доктора»), – он наконец приступил к делу.

– Три года назад, Тор, еще в 1979-м, я сам для себя сделал три прогноза. Один состоял в том, что к концу 1982 года солидарность членов Организации стран-экспортеров нефти – ОПЕК – перестанет существовать. Второй – политика президента США, направленная на ограничение потребления нефти и нефтепродуктов в Америке провалится. И третий заключался в том, что Советский Союз превратится из нетто-экспортера нефти в нетто-импортера. Мне говорили тогда, что я сошел с ума, но я оказался прав.