Спутники двигались со скоростью более 40 000 миль в час, земной шар вращался, и вместе с ним шли часы и минуты, наклонялся – и менялись времена года. Число сочетаний и перестановок было астрономически велико, но компьютеры смогли их все подсчитать. К 1980 году президент США обладал круглосуточным доступом к любому квадратному дюйму на поверхности земли, ему было достаточно нажать на кнопку и перед его глазами представала синхронно передаваемая картинка. Иногда это ставило его в тупик. Поклевского же никогда – он просто привык к идее объявления всех тайных мыслей и действий еще в исповедальне. «Кондоры» тоже были словно исповедальни, а он сам – священник, которым он когда-то почти что стал.

Когда на экране мелькнули признаки жизни, генерал Тейлор расстелил на президентском столе карту Советского Союза и указал на нее своим пальцем.

– То, что вы видите, господин президент, поступает сюда с «кондора-пять», который ведет наблюдение вот здесь – между Саратовом и Пермью, через целину и черноземье.

Мэтьюз поднял взгляд на экран: сверху вниз медленно разворачивались огромные пространства земли – захваченный объективом участок составлял в ширину примерно двадцать миль. Земля казалась совершенно пустой, как это бывает осенью после уборки урожая. Тейлор проговорил в телефонную трубку несколько слов, через несколько секунд изображение на мониторе стало более концентрированным, а ширина захвата сузилась всего до пяти миль. С левой стороны экрана мелькнули и исчезли несколько крестьянских халуп – без сомнения, деревянные избы, затерянные в бесконечной степи. На экране появилась линия дороги, оставалась в центре несколько мгновений, и затем снова ушла в сторону. Тейлор вновь произнес какую-то команду, и картинка сузилась до участка земли шириной около сотни ярдов. Четкость изображения стала гораздо лучше. Появился было и тут же исчез человек, ведущий лошадь по огромным пространствам степи.

– Замедлите изображение, – проинструктировал кого-то Тейлор по телефону.

Земля, захватываемая телеобъективом, стала проноситься мимо менее быстро. Высоко в небе «кондор» по-прежнему оставался на своей космической орбите – на той же высоте и двигался с той же скоростью, – но в лаборатории ЦРУ при помощи специальной техники изображение было замедлено. Картинка приблизилась и стала перемещаться с меньшей скоростью. Возле ствола одинокого дерева русский крестьянин медленно расстегнул ширинку. Президент Мэтьюз был далек от техники, поэтому не уставал удивляться ее прогрессу. Он напомнил себе, что сидит ранним летним утром в своем теплом кабинете в Вашингтоне и наблюдает, как какой-то человек мочится в тени Уральской горной гряды. Крестьянин медленно сместился в нижнюю часть экрана и исчез из поля зрения. Появилось пшеничное поле шириной в многие сотни акров.

– А теперь остановите, – отдал команду в телефонную трубку Тейлор.

Картинка медленно остановилась и замерла.

– Приблизьте-ка ее, – сказал Тейлор.

Картинка стала приближаться до тех пор, пока весь экран площадью примерно в квадратный ярд не был заполнен изображением двадцати отдельно стоящих стеблей ранней пшеницы. Все стебли выглядели болезненными, недоразвитыми и чем-то запачканными. Мэтьюз видел что-то подобное в ранней юности пятьдесят лет назад на свалках Среднего Запада.

– Стан, – обратился президент к Поклевскому, который попросил его о встрече и организовал просмотр.

Тот заговорил, тщательно подбирая слова:

– Господин президент, в Советском Союзе планируется убрать в этом году всего двести сорок миллионов метрических тонн зерна. Это разбивается следующим образом: сто двадцать миллионов тонн пшеницы, шестьдесят миллионов тонн ячменя, четырнадцать – овса, четырнадцать же – кукурузы, двенадцать – ржи и оставшиеся двадцать миллионов – это смесь риса, проса, гречихи и других колосовых культур. Основными культурами являются пшеница и ячмень.

Он поднялся и, обогнув стол, подошел к карте Советского Союза, которая все еще была на нем расстелена. Тейлор выключил телевизор и вернулся на свое место.

– Примерно сорок процентов советского годового производства зерна или около ста миллионов тонн поступает с Украины и Кубани, расположенной в южной части Российской республики. – Поклевский продолжил свой доклад, указывая регионы на карте. – И все это – озимая пшеница. То есть, ее высевают в сентябре и октябре. К ноябрю, когда выпадает первый снег, она достигает стадии молодых ростков. Снег покрывает эти ростки и защищает их от жестоких морозов декабря и января.

Поклевский повернулся и мимо стола прошел к возвышающимся от пола до потолка за президентским креслом окнам. У него была привычка прохаживаться, когда он рассказывал что-нибудь.

Прохожий с Пенсильвания Авеню вообще-то не смог бы увидеть Овальный кабинет, который находится в самом конце небольшого западного крыла, но из-за того, что самую верхушку этих выходящих на юг высоких окон кабинета президента можно заметить, стоя возле памятника Вашингтону, который расположен примерно в тысяче ярдов от них, они давным-давно были оснащены пуленепробиваемыми стеклами с зеленым отсветом толщиной шесть дюймов, – просто мера предосторожности на случай, если бы какой-нибудь снайпер, стоя рядом с памятником, отважился бы на столь дальний выстрел. Когда Поклевский подошел к окнам, падающий сквозь них свет с аквамариновым оттенком придал дополнительную бледность его и без того бледному лицу.

Он развернулся и зашагал обратно, как раз тогда, когда Мэтьюз уже собирался повернуться на своем стуле, чтобы не терять его из поля зрения.

– В начале прошлого декабря на всей Украине и Кубани на несколько дней наступила короткая оттепель. Такие дни бывали и раньше, но никогда они не были такими теплыми. Огромная волна южного воздуха с Черного моря и Босфора прошла на северо-восток над Украиной и Кубанью. Это продолжалось с неделю, в результате первый снежный покров стаял, а он был примерно шесть дюймов. Молодые ростки пшеницы и ячменя оказались открыты. Десять дней спустя, по закону подлости, по всему этому региону ударили морозы, доходившие до пятнадцати, даже двадцати градусов.

– Что свело на нет всю силу этой пшеницы, – предположил президент.

– Господин президент, – вмешался в разговор Роберт Бенсон из ЦРУ, – наши лучшие сельскохозяйственные эксперты полагают, что Советам сильно повезет, если им удастся спасти хотя бы пятьдесят процентов украинского и кубанского зерна. Урон был нанесен огромный и невосполнимый.

– Значит, это вы мне и показывали? – спросил Мэтьюз.

– Нет, сэр, – сказал Поклевский, – но все это прямым образом связано с целью нашего заседания. Оставшиеся шестьдесят процентов советского урожая, то есть почти сто сорок миллионов тонн, поступают с необъятных просторов целинных земель, которые впервые были распаханы при Хрущеве в начале шестидесятых годов, и из Черноземной зоны, которая граничит с Уралом. Небольшое количество поступает из районов, расположенных за этими горами, в Сибири. Вот это мы и показали вам.

– Ну и что здесь происходит? – задал вопрос Мэтьюз.

– Что-то странное, сэр. Что-то непонятное происходит с зерновыми посадками у Советов. Все оставшиеся шестьдесят процентов – это яровая пшеница, которая высевается в марте-апреле. Сейчас она должна была бы вовсю зеленеть, а она кажется увядшей, недоразвитой, словно ее поразила какая-то болезнь.

– Может, опять погода? – поинтересовался Мэтьюз.

– Нет. Зима и весна были влажными в этом регионе, но ничего серьезного не отмечалось. А теперь солнце пригревает вовсю, погодные условия оптимальны: стоит сухая и теплая погода.

– И насколько распространена эта… болезнь?

В разговор вновь вступил Бенсон:

– Нам неизвестно, господин президент. У нас есть, думаю, около пятидесяти пленок, на которых показана эта конкретная проблема. Мы стремимся, само собой разумеется, уделять основное внимание военной активности: передвижению войск, новым ракетным базам, заводам по производству вооружений. Все, что мы имеем, указывает на то, что эта штука должна быть весьма здорово распространена.