Бывший москвич, еще недавно преподававший научный атеизм в педагогическом институте, смотрел на собеседника с высот своей просвещенности. Дикий израильтянин. Молодой человек, а на голове кипа. И это в преддверии двадцать первого века! Мракобесие!

— Вы, молодой человек, смешите меня. Можем ли мы сейчас жить по нормам, принятым четыре тысячи лет тому назад?

— Три тысячи четыреста.

— Какая разница?

— Вы правы. Разница не в годах, а в процессе обновления. Разница в постоянной поправке в ответ на информацию, поступающую по каналам обратной связи.

— Чепуха!

— Господь сказал Моисею на горе Синай, что спустя примерно тысячу шестьсот лет у евреев появится великий учитель. Моисея заинтересовал этот рассказ, и Господь перенес пророка в будущее, чтобы тот мог услышать лекции рабби Акивы… Моисей внимал словам учителя, но до его сознания доходило немногое.

— Рабби, — спросил Моисей, — откуда у тебя эти знания?

— Я прилежно изучаю то, что Господь поведал Моисею на горе Синай.

Бывший москвич посмотрел на своего собеседника с сожалением.

Блошиный рынок в старом Яффо — раздолье для коллекционеров. И для режиссеров. Без труда здесь можно разыскать реквизит времен Шекспира, а то и Эсхила. Что уж говорить о людях, не имеющих возможности покупать в престижных магазинах.

Зингеровская швейная машина прошлого века. Потертая стиральная доска. Заржавевший утюг. Старинный турецкий пистоль. В стамбульском дворце-музее точно такой хранится за пуленепробиваемым стеклом. Здесь его можно купить за гроши. Помятый самовар местами покрыт зеленоватой патиной. Рядом с ним компьютер.

— Работает?

— Еще как! А какие программы в нем! Игры для детей и для взрослых. Словари, Кю-тест. «Вентура». Есть даже «Автокад» для архитекторов. И еще, и еще. Купите, не пожалеете.

Взгляд скользит со стиральной доски на компьютер. Буквы на клавиатуре уже слегка стерты. Но ведь это не фирменный магазин, а блошиный рынок.

Яэль опаздывала безнадежно. Такси — словно вообще нет такого транспорта. Проголосовала и села в остановившийся автомобиль. Водитель внешне симпатичный мужчина средних лет. Иврит слабоват, с тяжелым русским акцентом. Обрадовался, узнав, что Яэль продавщица в крупном универсальном магазине.

— Ну, теперь у меня будет протекция!

— Какая протекция? — удивилась Яэль.

— Ну, если появится какой-нибудь дефицит.

— А что это — дефицит?

— Ну, то, что у тебя под прилавком.

— Под прилавком? Под прилавком у меня бутерброды и кофе, которое я приношу из дома.

— Бабушке своей расскажи!

Яэль попросила остановить автомобиль и вышла. Черт с ним, с опозданием. Она очень боялась сумасшедших.

Абсорбция, ну, просто учебно-показательная! Кандидат химических наук почти сразу начал работать в университете. Жена, инженер-механик, в Ленинграде была чиновником. А тут, закончив курсы, стала преподавать начертательную геометрию. Государственную трехкомнатную квартиру в престижном районе Иерусалима они выкупили за двенадцать тысяч долларов.

Но вот беда! Тринадцатилетняя дочка, их единственное сокровище, талантливая, красивая, — ради нее они уехали в Израиль, — под влиянием подружек ударилась в религию. А религия — опиум для народов. И решили родители спасти ребенка от опиума. Продали квартиру за семьдесят тысяч долларов и улетели в Лос-Анджелес.

Об абсорбции в Соединенных Штатах можно не упоминать, так как речь не о родителях, а о девочке. Депрессию, вызванную отрывом от любимой среды, она начала глушить наркотиками. Для этого нужны средства. Красивую девочку доброхоты быстро научили зарабатывать деньги. Родители, замотанные устройством, заметили это, когда у девочки была уже вторая стадия сифилиса.

Сейчас ее лечат от наркомании в закрытом заведении.

— У меня была столярная мастерская. Знаете, таки солидная мастерская. Я хотел угодить клиентам и гонялся за всякими новинками. У меня было около ста видов формайки. Может быть, даже больше. На все вкусы. Так что вы думаете? Бывало, придет клиент. Покрутится. Посмотрит. Пообещает, что придет с женой. Ну, хорошо. Придут. Выбирают, выбирают, до одурения выбирают. Говорят, что подумают. И все. И нет их. И нет заказа. Я начал прогорать. Так что вы думаете? Я выбросил всю формайку к такой матери. Оставил только пять видов. Заказы посыпались так, что я едва успевал их выполнять. Пришлось повысить цену на пятнадцать процентов. Сначала.

А вы говорите — угодить клиенту.

Тишка, красавец — эрдельтерьер, уныло плелся рядом с хозяевами. Никогда еще за все пять лет его жизни мир не казался ему таким гнусным. Жара. Пыль. Уйма собак, от нелепых крохотных пинчеров до огромных сенбернаров.

Еще больше людей. Глупые и тщеславные, они приволокли несчастных животных на эту идиотскую выставку.

Черный ньюфаундленд с большой головой, покоящейся на передних лапах, печально посмотрел на Тишку. Они мгновенно поняли друг друга. В оценке выставки и людей у них не было разногласий.

Владельцы эрдельтерьерш с вожделением оглядывали красавца самца, мечтая о потомстве у своих подопечных. Но Тишка с холодным равнодушием проходил мимо потенциальных невест.

На манеж для демонстрации вывели трех белых олдшиптерьеров. Тишка встретился взглядом с грациозной белой самкой и не взвыл, а застонал. Хозяин едва удерживал поводок. Хозяйка на манеже поводка не удержала. Собака бросилась к Тишке. Нет, они не обнюхивали друг друга. Они обнялись передними лапами, как обнимаются люди. Это была любовь, чистая, возвышенная, еще не открывшая шлюзов для потока половых гормонов.

Не только публика, но даже устроители выставки с удивлением наблюдали за не собачьим проявлением любви.

Хозяйка наконец-то схватила поводок и поволокла собаку к центру манежа. Тишкин хозяин пытался уволочь его, упирающегося всеми четырьмя лапами. А Тишкина хозяйка прокомментировала:

— Весь в хозяина. Ему тоже нравятся только шиксы.

Иерушалаим. Рынок Махане Игуда. Русская речь здесь не в диковину. На сей раз она звучала не из уст репатрианта.

За дородной дамой плелся православный батюшка и канючил:

— Мань, ну, Мань, ну купи селедку, Мань, ну купи, ну не жидюй.

В мемориальном институте Яд ва-Шем завершилась экскурсия русскоязычной группы новых репатриантов. Люди извлекли еду и расположились перекусить. На скамейке молодой человек зажал в кулаке огурец и, злобно с хрустом откусывая, внушал собеседнице:

— Они же, бля, по существу дикари. У них же, бля, никакой культуры. Да если бы не мы, Израиль, бля, был бы страной папуасов. Посмотри на этого хера в кипе. Он же, бля, одурманен религией. Он же, бля, еще недочеловек.

«Хер в кипе», инженер-строитель, работавший в Яд ва-Шем, услышал этот разговор. Бывший москвич был религиозным и носил черную ермолку. Он приблизился к скамейке и, не без труда имитируя ивритский акцент, сказал:

— Простите, случайно я услыхал культурную русскую речь. Русский язык я выучил здесь в университете. Но, по-видимому, мои знания очень ограничены. Я все время слышу слово «бля», а вот значение его мне неизвестно.

Молодой человек замер с огурцом во рту. Женщина смущенно промолвила:

— Это… Это такая связка.

— Ага, понимаю. Связка, делающая речь более выразительной. Спасибо большое. Что бы мы делали без вас? На каком уровне оставалась бы наша культура? Спасибо большое. «Бля» — это очень поднимет мой культурный уровень. Спасибо большое.

Он поклонился и направился к административному зданию.