Я вспомнила, какое лицо должна была увидеть, глядя на себя в зеркало, более удлиненное, покрытое легким загаром, рот - меньше, волосы слегка вьющиеся, глаза - карие широко посаженные, взгляд - тоскливый... Теперь я знала, как должна была выглядеть вся - чуть вытянутая длинноногая с маленькой грудью. Хорошее нормальное тело, просто нормальное обычное которое я принимала, как должное, пока Дональд своей любовью не заставил гордиться им...
Я взглянула на колыхающуюся массу, закрытую розовым сатином, и меня захлестнула волна жуткого отчаяния: если б только сейчас со мной оказался Дональд, он любил бы меня, ласкал, утешал и, главное, сказал бы, что я не такая, что все это только кошмарный сон... И в то же время одна мысль о том, что Дональд может увидеть меня такую, привела в ужас. Потом я вспомнила, что Дональд уже никогда не увидит меня никакую, и слезы вновь потекли из глаз.
Пятеро соседок продолжали молча лежать и смотреть на меня широко раскрытыми глазами. Так прошло примерно полчаса, а потом дверь отворилась, и в палате появилась целая команда маленьких женщин в белом. Я заметила, что Хэйзел сначала хотела что-то сказать "командирше", но потом, видимо, передумала. К каждой койке подошли по две карлицы, синхронно откинули покрывала, засучили рукава своих комбинезонов и принялись за массаж.
Поначалу это было даже приятно: действовало успокаивающе и расслабляло. Но чем дальше, тем меньше мне это нравилось, пока наконец не стало просто больно.
- Хватит! - резко сказала я.
Карлица остановилась, как-то безлико улыбнулась и продолжила.
- Я сказала, хватит! - повторила я громче и оттолкнула ее.
Мы встретились взглядами: в ее глазах были обида и укор, хотя на губах по- прежнему профессиональная улыбка. Она застыла в нерешительности и глянула на свою напарницу.
- И вы тоже! - добавила я. - Достаточно.
Вторая карлица даже не повернула головы, продолжая работать руками. Первая, поколебавшись секунду, подошла ко мне и... вновь принялась за дело. Я приподнялась и толкнула ее сильнее. Наверное, в этой руке, похожей на окорок, было гораздо больше силы, чем я думала: от моего толчка она отлетела на середину комнаты и упала.
Все в палате на мгновение застыли, но пауза была короткой: карлицы вновь принялись за работу. Я оттолкнула и вторую массажистку, процедив сквозь зубы:
- Держись от меня подальше!
Они остановились, глядя друг на друга непонимающими, тоскливыми и испуганными глазами. К нам приблизилась "командирша" - с розовым крестом на груди.
- Что случилось, Мама Орчиз? - спросила она.
Я сказала, что мне больно. Лицо ее выражало удивление.
- Все верно. Так и должно быть. Это нужно.
- Может, и так, но мне это не нужно, - твердо ответила я, - и больше они со мной этого делать не будут.
- Орчиз свихнулась! - раздался голос Хэйзел. - Она тут рассказывала нам отвратительные гадости!.. Она явно помешанная!
Маленькая женщина посмотрела на нее, а потом на всех остальных: кто-то утвердительно кивнул, другие отводили глаза, но на всех лицах было какое-то отвращение. Тогда она посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом.
- Вы, двое, ступайте с докладом, - обратилась она к маленьким массажисткам, и, когда те, плача, вышли из комнаты, вновь окинула меня долгим и внимательным взглядом.
Через несколько минут все остальные массажистки закончили работу и ушли, нас опять было шестеро. Молчание прервала Хэйзел.
- Поганая выходка, - бросила она. - Мальки делали то, что им положено, и только.
- Может, им это и положено, но мне это не нравится, - сказала я.
- И поэтому бедняжек теперь должны избить. Но я думаю, тут опять сработает "потеря памяти" - ты ведь просто забыла, что обслугу, если она расстроит чем-то Маму, бьют? - с едкой иронией осведомилась Хэйзел.
- Бьют? - с трудом выговорила я.
- Бьют! - передразнивая мой сдавленный голос, ответила она. - Но ведь тебе-то все равно, что с ними делают. Уж не знаю, что с тобой случилось, но как бы там ни было. Я тебя всегда недолюбливала Орчиз, хотя остальные считали, что я не права. Ну, уж теперь-то мы все убедились!..
Никто не возразил, и я поняла, что все в душе согласны с ней. Это было тяжелое чувство, но, к счастью, меня отвлекли от него распахнувшиеся двери.
В палату вошла старшая ассистентка с шестью карлицами, но на этот раз с ними была властная красивая женщина лет тридцати, при виде которой я испытала невольное облегчение она не была ни амазонкой ни карлицей ни громадиной - на фоне остальных, правда, она выглядела чересчур высокой, но на самом деле - нормальная молодая женщина с приятными чертами лица, коротко остриженными каштановыми волосами в черной юбке, видневшейся из-под белого халата. Старшей ассистентке приходилось почти бежать чтобы поспевать за женщиной - она забавно семенила рядом бормоча: "Только что из Центра, Доктор".
Женщина остановилась возле моей койки, карлицы сгрудились за ее спиной, неодобрительно посматривая на меня. Она всунула мне в рот термометр и пощупала Пульс. Потом деловито осведомилась:
- Головная боль? Боли? Если есть, где?
Она внимательно оглядела меня. Я тоже не сводила с нее глаз.
- Тогда почему... - начала было она.
- Она свихнулась! - раздался голос Хэйзел. - Она говорит, что потеряла память и не знает нас.
- Она говорила об ужасных отвратительных вещах! - добавила ее соседка.
- У нее бред! - опять послышался голос Хэйзел. - Она думает, что умеет читать и писать.
При этих словах женщина улыбнулась.
- Это правда? - спросила она.
- Но почему бы мне не... впрочем, это ведь легко проверить.
По-видимому, она не ожидала такого ответа, на секунду замешкалась, но быстро взяла себя в руки. На ее губах заиграла усмешка.
- Очень хорошо, - сказала она тоном, которым обычно разговаривают с расшалившимися детьми, достала из кармана миниатюрный блокнот и протянула его мне вместе с карандашом. Мне неудобно было держать карандаш, тем не менее я довольно четко вывела: "Я сама понимаю, что брежу и вы - часть этого кошмара".
Хейзел хихикнула, когда я возвратила блокнот и карандаш женщине врачу. Та взглянула мельком на него и челюсть у нее, конечно, не отвисла, но усмешка мгновенно сползла с губ. Она посмотрела на меня пристально, очень пристально, а все остальные, видя выражение ее лица, затихли, как будто я показала здесь какой-то сверхъестественный фокус. Врач повернулась к Хейзел: