Откинувшись на спинку дивана, прикрыв от удовольствия глаза, Игорь медленно цедил сквозь зубы чуть кисловатое вино, рассеянно слушая голос жены.

Когда было так, чтобы Ольга после застолий осведомлялась о его самочувствии и сама подносила кубок с вином? Наоборот, встречая его утром после ночного пиршества, она кривила лицо и презрительно воротила в сторону нос, а если он приходил к ней с каким-либо делом, советовала ему вначале пойти проспаться, искупаться в Днепре, прополоскать рот родниковой водой и лишь потом являться для разговора. Может быть, он сумел показать Ольге, кто на Руси её великий князь, единоличный правитель державы, а кто всего лишь жена, послушная ему наравне с другими подданными. Он сумел поставить строптивую, много возомнившую о себе жену на место, одним решительным поступком он победил её...

Быстро хмелея, теша себя приятными, льстящими самолюбию мыслями, Игорь не смотрел на Ольгу. Но если бы сделал это, ему стоило бы усомниться в своих выводах. Плотно сжав губы, нахмурив брови, великая княгиня холодно смотрела перед собой в окно, и это не был взгляд потерпевшей поражение женщины.

У края поляны Ольга соскочила с лошади, бросила поводья десятскому, сопровождавших её гридней-телохранителей. Осторожно ступая в густой траве, разыскала едва заметную узенькую тропку, ведущую к хижине Витязини. Последний раз она была у неё года два назад, поэтому прежде, чем выйти на залитую лунным светом поляну, окинула её взглядом, надеясь увидеть какие-либо изменения.

На поляне всё было как прежде. Так же стояли вокруг, словно безмолвные стражи-богатыри, вековые дубы, сплетя над ней шатром раскидистые кроны. По левую руку, у двух растущих рядом деревьев, неясным тёмным пятном вырисовывалась покосившаяся, вросшая в землю хижина вещуньи, в противоположном ей конце поляны виднелись густые заросли лещины. Щедро лила на ночную землю желтоватый, безжизненный свет луна — холодное солнце мёртвых, от зарослей лещины доносилось едва слышное журчание священного родника. Всё осталось так, как было и при первом посещении вещуньи, и при последнем. Зато сколько изменений произошло в жизни самой Ольги!

Впервые она пришла к Витязине перед походом Игоря на Хвалынское море. Это был самый крупный и дальний поход, который мужу предстояло совершить как великому князю Руси, и от результатов похода в судьбе великокняжеского семейства зависело многое. Хотя Ольга на время похода оставалась в Киеве, она знала, что ей суждено перенести не меньше тягот, чем Игорю на чужих хвалынских берегах.

Поэтому узнать волю богов Ольга пришла тогда не к одной из знаменитых в Киеве вещуний, к которым стремились попасть городские и окрестные девы и женщины, а к вещунье Витязине, прорицательнице судеб русских воительниц-витязинь. Когда-то Витязиня сама была девой-воином, сражалась вместе с мужем в дружине князей Аскольда и Дира, побывала с ними во множестве походов, в том числе под стенами Царьграда. Однако после гибели мужа и смерти князей Аскольда и Дира от мечей убийц-варягов, подосланных ныне покойным князем Олегом, она не пожелала служить незваным пришельцам, покинула воинский строй и стала вещуньей, сменив у священного родника дев-витязинь полуживую, не передвигавшуюся без посторонней помощи предшественницу, также бывшую некогда воительницей.

Тогда она услышала от Витязини всё, что хотела. Даже то, что держала втайне от всех и о чём не осмелилась бы говорить ни с кем, начиная от мужа и кончая впервые увиденной вещуньей. Витязине было доступно знать то, что покоилось на самом дне человеческой души и что её хозяин желал бы навсегда оставить там. Ольга никогда не говорила с вещуньей о своих семейных и супружеских проблемах, её интересовали вопросы, касающиеся державных дел или последствий очередного Игорева похода, и она всегда поражалась, какими безошибочными и точными были откровения-предсказания Витязини. Воистину устами бывшей воительницы вещали боги, ибо откуда простой деве, завершившей княжью службу начальницей всего сотни дружинников, дано знать не только о вершащихся в державе делах, но и о замыслах великого князя и его жены больше, чем им самим? Иногда Витязиня проникала в такие схоронки души Ольги, что той становилось не по себе, поскольку даже в собственных глазах она представала совсем в ином, чем прежде, свете, далеко не всегда приятном. Вот почему, даже нуждаясь в советах, Ольга предпочитала навещать Витязиню лишь в крайних случаях. Наверное, и сейчас она стояла у края поляны оттого, что хотела оттянуть встречу с вещуньей, точно так, как иногда стремилась отогнать от себя чем-либо не нравящуюся мысль, хотя наверняка знала, что поступит согласно ей.

Ольга решительно ступила на поляну, быстро направилась по тропке к зарослям лещины. Витязиня, как всегда, была там, у замшелого валуна, из-под которого бил ключ-родник. Она сидела в подобии деревянного кресла, представляющего собой толстую колоду с выдолбленным в ней сиденьем и прибитыми по бокам и сзади него дощечками, напоминающими подлокотники и спинку кресла. Колода лежала у родника напротив валуна, там, где находилось единственное не затенённое кустами место. Голова Витязини была откинута назад, лицо полностью залито лунным светом. Она казалась безжизненной, однако это было не так — в безмятежном покое пребывало лишь её тело, а паривший над родником дух трепетал в ожидании тех, кто должен был явиться к ней в эту ночь полнолуния и с чьим будущим были связаны посещавшие вещунью видения.

Пока видений не было, Витязиня наслаждалась окружавшим её теплом, которого она не испытывала даже при летнем полуденном зное на самом солнцепёке. Витязиня знала причину этого — уже много лет её светилом являлась не дневная ярко-золотистая, брызжущая жаркими лучами колесница, на которой с рассвета до заката разъезжал по небу Сварог[14], а ночная мертвенно-серебристая красавица луна, холодно и равнодушно взиравшая с недосягаемой высоты на мир мёртвых. Мир, в котором пребывала и она, вещунья Витязиня, хотя для всех окружающих она была ещё живой. Лишь боги и она знали, что её земной путь давно завершён, и последние годы она жила благодаря своему предначертанию женщины-матери, так и не ставшей его. Именно жизненная сила, отпущенная ей Небом для будущих детей и не отданная им, позволяла ей сейчас находиться среди живых. Полностью прожив собственную жизнь, она сегодня доживала жизнь не рождённых ею детей!

Как глупы и наивны мужчины, считающие, что они сильнее и выносливее женщин! Женщина — начало и основа рода, хранительница семейного очага, уюта, а мужчина — всего лишь защитник того, что рождено и выпестовано женщиной. Чтобы вынашивать дитя, в муках рожать его, выкармливая, отдавать ему часть себя, Небо наделило её большей, нежели мужчину, силой. А дабы она могла быть одновременно заботливой и любящей женой, ласковой матерью, верной дочерью рода, готовой для его блага и процветания рожать ему будущих воинов и землепашцев, боги вложили в неё больше, чем в мужчину, выносливости и терпения, даровали крепость духа, способную вынести и преодолеть любые тяготы и невзгоды, самые страшные удары судьбы.

Вот почему ни разу не рожавшая и не вскормившая грудью ни одного ребёнка Витязиня, несмотря на многие полученные в битвах раны, пережила своих сверстниц-матерей. Она, которой волей Неба было предписано стать женщиной-матерью, разделив свою жизненную силу с детьми, осталась только женщиной, за счёт жизней не появившихся на свет детей продлившей собственные дни. Поэтому и не грело её, доживавшую жизнь своих неродившихся детей, ставшее для неё чужим светило живых — Солнце.

Зато, как в бытность юной девой, Витязиня слышала всё, что происходило вокруг неё, ощущала все запахи, которыми была напоена поляна и окружающий её лес. Однако из всего многообразия звуков и запахов, переполнявших полуночный лес, вещунья выделяла шорох листьев стерёгших поляну исполинских дубов, журчание струй священного родника, а из всех запахов леса её интересовал лишь аромат колоды, на которой она сидела. Этому было своё объяснение. В отличие от хижин и пещер обычных вещуний, располагавшихся в берёзовых рощах, ибо берёза имела материнское начало и оказывала светлое, благоприятное влияние преимущественно на женщин, жилище Витязини находилось среди дубравы, поскольку дуб имел мужское начало и всей своей мощью, питаемой небесной и земной силой, покровительствовал воинам-русичам и их боевым подругам-сподвижницам витязиням.