- Что рассказать?

- Ну, хотя бы о своей работе...

- Нечего о ней рассказывать.

- Вы же говорили, что считаетесь неплохим специалистом?

- Мне-то от этого какая радость? Деньги у всех равные.

- А вы работаете лишь ради денег?

- Назовем это иначе - ради куска хлеба.

- Жанна, не унизительно ли в наше время работать ради куска хлеба?

- А ради чего?

Ради чего? За его спиной, за окном синело небо стеклянной чистоты. И тогда бывало такое же небо. А не чище ли? Однажды... Память-память что ей какие-то двадцать с лишним лет? И почему она в разговоре о работе унеслась в синее небо?..

Спал он тогда мертвецки, сраженный работой, воздухом и молодостью. Разбудить могли только комары, которые неведомыми путями набивались в палатку под утро. Как-то, поднятый их стоном, вышел он тихонько на мокрую хрусткую гальку. Не было и пяти часов. Еще и повариха не встала - лишь посвистывали птицы да урчала вода в протоке. Он повернулся к сопкам...

Выполосканное ночными дождями небо синело такой густотой, что хотелось ее разбавить. На горизонте, от самой его линии и до космоса намело великанские сугробы облаков первородной белизны, чуть подкрашенных солнцем, да и не самим солнцем, а отражением от земли его только что брошенных лучей.

Рябинину стало жаль, что кроме него этой красоты никто не видит. И тогда послышался невнятный стук на том конце палаточного ряда. Он протер очки, запотевшие от речного тумана, и глянул туда, на стук.

У своей одноместной палатки, на сосновом чурбанчике, специально выпиленном для нее шофером Анатолием, сидела Маша Багрянцева. На ее коленях белел лист фанеры, заваленный полевыми дневниками, картами и образцами. Она ничего не видела и не слышала, погрузившись в работу... Заметила ли она божественную картину неба? И когда она встала? Или не ложилась?

Рябинин бесшумно вернулся в свою палатку, опасаясь ей помешать.

На следующее утро он проснулся нарочно, приказав своим биологическим часам разбудить его этак часиков в пять. Они разбудили в шесть, когда повариха уже звякала кастрюлями. Он расстегнул палатку и выглянул...

Маша сидела так же и на том же месте, одетая для маршрута, только волосы не собраны под косынку и брошены на плечи, как копенка осенней травы. Тогда он увидел их впервые - освобожденные, русые, выгоревшие, с едва приметным глинистым блеском, словно она их вымочила в желтоватых водах Уссури.

Неужели она ежедневно встает ни свет ни заря? Зачем? Камералить? Другие геологи успевают откамералить вечером или оставляют это спокойное занятие на долгую зиму. Карьеристка. Академиком хочет стать. В восемнадцать лет нет полутонов - она карьеристка.

Днем, в маршруте, во время пустого хода по четвертичке, он спросил:

- Маша, а сколько ты спишь?

- Часа четыре-пять.

- Работаешь по утрам?

- Подсмотрел?

- А зачем работаешь?

- Я не работаю, Сережа.

- Как не работаешь?

- Работают по часам, по приказу, по правилам... У меня творчество. А творчество есть высшее проявление человеческого духа.

- Почему это высшее? - усомнился он, начитавшись о подвигах, о самопожертвовании, о самоотречении.

- В творчестве человек свободен.

Иронизирует человек, когда не согласен или когда не понимает. Как это она соединила свободу и творчество? Из книг он знал, что свобода есть познанная необходимость, а творчество - это у художников и писателей. Поэтому Рябинин хихикнул:

- Твори в маршруте, а придешь домой, в палатку, то и переставай творить.

- Сережа, творческий человек не приходит домой.

Эти слова о себе самой показались Рябинину нескромными, поэтому он чуть было не спросил, куда после работы идет творческий человек. Но она, догадавшись, что он скажет глупость, упредила:

- Сережа, смотри под ноги. Ты забыл про обещанный алмаз.

Он поверил ей, что где-то за сотни километров вверх по течению река размывает кимберлитовые трубки и несет готовенькие алмазы. И обещал найти один кристалл, коли их несет водой.

- Но тут же трава...

Они шли травой, как джунглями. Сплетенная, крепкая и густая, стояла она лесом, хоть топором секи. Его очень удивляли какие-то зонтичные с деревянными и толстыми стеблями, как стволики бамбука.

- Сережа, а ты знаешь, что алмаз считался живым камнем? - заговорила она о своих любимых алмазах. - Говорят, что шлифовать алмаз должен один человек, смена мастеров отразится на игре граней. Нельзя делать перерыва в работе, иначе утратится яркость. Мастер должен быть в хорошем настроении вот тогда бриллиант выйдет чудесным.

- А говорят, что есть целебные камни...

- Сережа, так это же алмаз. Он укрощает ярость и властолюбие. Созерцание прозрачного бриллианта разгоняет хандру. В битве побеждает тот, у кого есть алмаз. Он сгоняет с лица "пестрый цвет". А если подержать алмаз в воде, а потом ее выпить, то придет счастье и здоровье.

Рябинин упрямо решил отыскать алмаз во что бы то ни стало, настоять воды и выпить - для счастья и здоровья, хотя у него было то и другое. Но про запас. Он еще не знал, как будет необходим глоток этой воды самой Маше Багрянцевой...

Видимо, он задумался. Она ждала, не понимая, почему разговор о ее работе привел к молчаливой заминке.

До этой паузы Рябинин решил не объяснять ей того, чего она не понимает и не поймет. Теперь это решение удивило его своей глупостью - объяснять, именно объяснять все со скрупулезной доходчивостью. Кому же, как не ему; кому же, как не ей.

- Вы не спешите? - спросил он.

- Нет-нет, у меня местная командировка на весь день.

- Не любите ее?

- Кого?

- Свою работу.

- Холодильники, морозильные камеры, рефрижераторы, криогенная техника... В общем, холодрыга.

Она передернула покатыми плечами, словно прислонилась к этой самой морозильной камере.

- Что делаете лично вы?

- Что придется. Знаете, почему я командирована в город? Ищу обои для начальника сектора.

- Как... обои?

- Начальник квартиру ремонтирует. Попросил найти красивые обои. Даже нарисовал какие...

- Вы на должности инженера?

- Старшего инженера.

- И вы... согласились?

- Рыба ищет, где глубоко, а молодежь - где легко, - усмехнулась она неуверенно, точно примериваясь, можно ли с ним так шутить.