Владимир Романовский

Я ОБЪЯВЛЯЮ ВОЙНУ

Роман.

Глава I.

Комната называлась "Лабораторией моделирования". Истертый линолеум, облупленный канцелярские столы, запыленные компьютеры на тумбочках, старый, обклеенный выцветшими картинками и календарями шкаф, рассохшиеся стулья, серый потолок, - все в ней наводило на мысль о сиротском приюте для инженеров и научных работников. За столами томились над старыми проектами несколько молодых инженеров - сотрудников лаборатории, время от времени скучную тишину нарушал шелест страниц.

"Лаборатория моделирования" входила в когда - то мощное научно производственное объединение "Заря". Постепенно дела его пришли в упадок: заказы не поступали, специалисты разбегались, помещения не ремонтировались, и местные шутники стали называть фирму "Закатом". Правое, замыкающее сквер короткое крыло корпуса, было срочно сдано в аренду "Южному коммерческому банку", и уже через месяц эта часть здания лоснилась мраморной плиткой и тонированными стеклами, сверкала бронзовыми ручками на новых дверях свидетельство торжества финансового капитала и немой укор обветшалому ученому соседу. Могущество и нищета, блеск и заброшенность соседствовали теперь под одной крышей. Так был найден денежный источник для небольшой зарплаты тем, кто - по привычке или из упрямого патриотизма - ещё оставался в объединении.

Стол у окна занимал Андрей Безуглов: молодой человек в спортивной безрукавке, с темно русыми волосами, загорелым жестким лицом, серыми глазами, и глубоким шрамом от левого виска к щеке.

Он поднял голову от бумаг, хрустнув мощными плечами, потянулся. Раздался протяжный жалобный скрип - стул под ним казался игрушечным. Андрей посмотрел на часы и встал у распахнутого окна. Из сквера напротив доносился запах свежескошенной травы. Над деревьями сияло безмятежное июльское солнце. Он оглянулся и направился к угловой тумбочке - там в кефирной бутылке алели пять роз.

Тишину разорвал телефонный звонок, Андрей снял трубку, говорила мама. Голос далекий, словно из другого мира.

- Мам, как дела?

- Да ничего... Сынок, я собралась на дачу. Соседка уговорила. Шьем платье для её внучки... А Рэкса ты привезешь завтра. Купи ему что-нибудь по пути, я не успею. Костей что ли..., - она вздохнула. - И когда уж у меня будут собственные внуки?

Андрей положил трубку, вынул из бутылки розы, осторожно стряхнул воду и посмотрел на часы. До конца рабочего дня оставалось два с лишним часа.

- Мужики, обратите внимание, в бутылке чуть не завяла целая зарплата, - заметил Максим Спежов. Изломанная линия бровей над вытянутым лицом и широко раскрытые глаза напоминали вывеску над театром: маска с уныло отогнутыми вниз губами.

- Жалованье, а не зарплата. Пособие, - поправил его кто - то.

- Любовь нынче - дело дорогое, сын мой. Даже для бывшего вертолетчика.Абсолютно нерентабельное дело, просто разорение...Дешевле помереть, - поддержал Спежов.

Андрей отмалчивался. Ребятам скучно, стоит ему сказать слово, и со всех сторон посыпятся новые реплики. Наконец, не выдержал:

- Мужики, откуда в вас столько материализма? Вы же нормальные люди.

- Интересно, чем тебе не нравится материализм?

- В теории он может быть и ничего, а в жизни довольно противен. Андрей сдернул с вешалки ветровку, пластиковый пакет с батоном, в дверях обернулся и продолжал:

- Есть кое-что покруче материи...

- Ну, например? - спросил Спежов.

- Дружба, мужики, элементарная дружба... А потому, друзья мои, в случае чего, прикройте. Я исчезаю.

- Давай, давай. Но имей в виду: комиссия по сокращению штатов не дремлет... Вылетишь...

Подгоняемый напутствиями, Андрей вышел из лаборатории, сбежал по лестнице, проскользнул через турникет проходной и оказался на улице.

Проезжая часть была огорожена, на мостовой копались дорожники в оранжевых куртках. "Вот кому не позавидуешь в такую жару", - подумал Андрей.

Вдоль длинного, 50-метрового крыла здания, которое осталось у "Зари", до самой стоянки машин тянулся зеленый сквер, обсаженный со стороны тротуара редкими кустами сирени. В конце мая её цветущие кисти нещадно обрывали для своих подружек окрестные парни, ошалевшие от весеннего томления и бешеных цен на цветы. Ближе к банку, между двумя короткими шарообразно остриженными липами стояла одинокая скамейка из почерневших от времени досок.

Андрей обошел ограждение, опустился на теплую от солнца скамью, передвинулся в тень липы и бережно положил рядом розы. В скошенной траве возилась стайка воробьев. Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Запах детства, отец до конца своей жизни любил косить траву... Андрей разломил батон, нащипал, крошек и высыпал их воробьям на тропинку. Самый шустрый из них - взъерошенный и ободранный - ловко подхватил крупную корку и низко на бреющем полете понес её в кусты. Белый кусок торчал из клюва, как сигарета. За ним устремилась носатая ворона. "Не позавидуешь, - подумал Сергей, каждую минуту риск. Любая оплошность и у кого-нибудь в лапах. За малейшую ошибку одна плата - жизнь. Как в бою. Пилоты!"

Андрей поднялся, взял розы и не спеша двинулся вдоль сквера к стоянке машин. Его желтая "шестерка", покрытая слоем пыли, виднелась у самого края. Его друг, журналист Игорь Брагин уверял, что по статистике грязные машины угоняют реже. На даче Андрей отводил душу: отправлялся к реке и намывал её до блеска. Машину он купил 6 лет назад, после увольнения из армии. Сам съездил в Тольятти, и выложил последние деньги за форсированный движок. Он перебрал всю её своими руками, знал каждый винтик, каждую деталь, он относился к ней как к живому существу. Если ехал один, мог и поговорить с ней, как когда-то со своим вертолетом. Душа летчика требовала риска, тосковала по стремительным полетам, особенно на низких высотах, над самой землей, когда мелькающие под тобой кусты, трава и тропинки физически, зримо вызывают ощущение скорости. С год он занимался автоспортом и освоил весь арсенал приемов профессионального гонщика. "Иди в каскадеры, - смеялся Игорь, - будем почти коллеги, журналист - тот же гонщик, каскадер пера". Постепенно Андрей успокоился, привык к новому своему положению, в душе словно что-то уснуло. Он охладел к гонкам, оставил спорт, и теперь словно ждал чего-то, пребывая в этом равнодушном и пустом состоянии.

Андрей опустил стекла - проветрить, включил зажигание, мотор заурчал ровно, едва слышно. Розы лежали на сидении рядом, источая легкий аромат. Он объехал сквер и остановился у его противоположного края. Наташу лучше всего ждать здесь, решил он, отсюда виден и весь сквер, и вход в банк.Его скамью уже заняли два парня, они сидели спиной к нему, в одинаковых серых куртках, оба длинноволосые, до того похожие, что казалось, будто двоится в глазах. Они о чем-то оживленно переговаривались, перебивали друг другого, беззаботно хохотали.

Вдоль здания пробирались редкие прохожие, обходя груды строительного мусора. Через час здесь будет не протолкнуться - народ повалит с работы. Из-за углового дома с проспекта выехал зеленый броневичок для перевозки денег, круто повернул и подкатил к стоянке. Из боковой двери один за другим выпрыгнули два парня в пестрых военных куртках, перетянутых армейскими ремнями. У каждого из кобуры торчала рукоятка пистолета. Один из них открыл заднюю дверцу, вытащил увесистую черную сумку, второй помог выйти высокой девушке в коротком сером платье. Вчера Наташа была в нем же, отметил Андрей и, включив зажигание, направил машину к самому краю сквера. Наташа, увидев знакомую желтую машину, помахала рукой. Сегодня надо перейти на "ты", подумал Андрей, а завтра, быть может, он уговорит её отправиться с ним на дачу. Он покосился на розы.

Переговариваясь, все трое направилась к банку, Наташа - впереди, охранники, цепочкой друг за другом, - сзади. Они двинулись вдоль ограждения, потом вышли на тропу, пересекающую сквер и ведущую прямо к банку. Высокий парень с тяжелой сумкой в левой руке двигался вторым. Андрей провожал их взглядом, положив руки на руль.