Девочка, сжав пальцы у подбородка, замерла в восхищении.

- Мальчик, скажите, это ёж? - сладким голосом спросила она.

- Коза, - буркнул Вовка.

- А чем вы его кормите?

- Спичками.

Девочка обиженно надула губы и снова отвернулась к окну.

ЛЕНА

После чая военный достал из чемодана коробку, завёрнутую в газету, и положил её на стол.

Девочка сняла газету.

- Это игра "Цирк", - сказала она, глядя мимо Вовки. - Мальчик, вы будете играть?

Вовка засопел.

- Он будет, - сказала мама.

Игра была весёлой. Разноцветные фишки гонялись друг за другом, взбирались по лестницам, застревали в клетках со львами и падали с шатких трапеций. У девочки всё время выпадали пятёрки и шестёрки. Вовкина голубая фишка быстро отставала. Зелёная девочкина уже кончала игру, а голубая ещё болталась где-то в самом начале, между барабаном и дрессированным зайцем в кепке.

- Кончила! - торжествующе объявила Лена.

Вовка небрежно опрокинул свою фишку.

Взрослые беседовали.

- Вы знаете, в жёстком вагоне неудобно. Я в нём плохо сплю, жаловался Борис Павлович. - Простите, вы с мужем едете в Новый Порт?

- Я просто знакомый. - Фёдор покраснел.

- Извините.

Мама кивнула:

- Ничего. Мы все в Новый Порт. А ваша жена уже там?

Борис Павлович замялся:

- Н-нет. Она осталась в Москве, сдаёт экзамены в театральный институт. Провалится - приедет.

- Вы были когда-нибудь военным? - обратился он к Фёдору.

- Солдатом. - Фёдор снова покраснел. - Строитель теперь я.

- Строитель - это тоже почётно, - сказал Борис Павлович и зевнул.

У Вовы и Лены разговоры были свои.

- А я в этом году пойду в школу! - сказал Вовка.

- И я.

- А меня примут в пионеры.

- В первом классе не принимают.

- Это у вас. А у нас была такая школа.

- Мальчик, вы врёте! - сказала Лена.

Борис Павлович привстал.

- Елена! - сказал он. - Как ты можешь? Сейчас же извинись.

- Она смешная, - сказал Вовка, - говорит мне "вы".

- Не смешная, а вежливая, - сказала Лена и показала Вовке язык.

Вовка промолчал и примирительно произнёс:

- Меня ещё в прошлом году чуть в школу не взяли. По домам ходили, записывали, кому семь лет исполняется. И я записался. Мама такой шум подняла: говорит - нельзя обманывать. А я и не обманывал: я правда в школу хотел!

БЫЛ БЫ У МЕНЯ...

Вечером все вышли из купе, мама начала стелить постель.

- Странно, очень странно, - сказала она. - Отец с девочкой едет на Камчатку, а мать остаётся в Москве...

- Устроятся, она и приедет, - объяснил Вовка.

- Вот-вот, - сказала мама.

Немного погодя она спросила:

- А ты маму Степана видел?

- Нет. Дядя Фёдор говорит - она плохая.

Мама вздохнула:

- Конечно, плохая... Ты лицо уже мыл?.. Подумать только, живёт среди воров и пьяниц мальчишка, и никому до него дела нет... Ложись, уже поздно.

Когда они легли, Вовка обнял маму за шею и тесно прижался к ней.

- Ты что? - удивилась она.

- Мама, - шепнул Вовка, - а у нас когда-нибудь будет папа?

Мама вздрогнула.

- Зачем это ты? - тихо спросила она и погладила Вовкину голову.

В дверь постучали. Вошли Борис Павлович и Фёдор.

Вовка высвободился из маминых рук, отвернулся к стенке и начал чертить на ней пальцем треугольнички. Он вспомнил Кожаного, Гришку-Степана, торговку тётю Маню...

Вот у Степана тоже только мать. Когда они со Степаном шли по дороге, тот сказал: "Был бы у меня батька..."

Жаль Стёпу.

"Был бы у меня батька..."

КЛЕТКА

Тук-тук-тук! Тук-тук-тук! - стучат колёса.

Мчит поезд по Забайкальской степи, качает вагон. Тоненько звенит ложка в стакане. Под лавкой шелестит иглами, перекатывается в картонке Мурзик.

На одном полустанке Фёдор наконец раздобыл ящик, моток телеграфной проволоки и пошёл мастерить для ежа клетку.

Осторожно, чтобы не шуметь, он тюкал рукоятью ножа по гвоздям, гнул проволоку, сверлил лезвием отверстия в досках.

Когда клетка была готова, в неё пересадили Мурзика.

У клетки было съёмное - чтобы мыть - дно и проволочная удобная ручка.

РАЗГОВОР

Как-то, выйдя в коридор, Вовка увидел у окна маму и Фёдора.

Мама убеждала Фёдора в чём-то, то и дело разводя руками, настаивая, сердясь. Фёдор отказывался, нерешительно мотая головой.

Вовка подошёл ближе.

- Вы поймите, - говорила мама, - кроме вас, у него близких, по существу, нет. Взрослому мальчику всегда нужен мужчина-друг. И потом, как ему теперь жить? Под присмотром милиции? Он теперь всех будет бояться.

- Вы не знаете, сколько я с ним бился. Вот с таких лет. Сестра - та сразу махнула рукой: не могу, говорит. А я только в детский дом его два раза отводил. Убегает!

- Но ведь его ни в коем случае нельзя сейчас оставлять с матерью.

- Бумаги уже в интернате.

- Нельзя оставлять в Иркутске. Эти воры, которым он попал на глаза... Ужас! Из интерната он сбежит и опять будет у них.

- Ну, а я на Камчатке что с ним буду делать? Я ведь целый день работаю.

Мама покачала головой:

- Это всё так, но он вам не чужой... - Тут она заметила Вовку. Прекратим этот разговор.

Вовка понял, что они говорили о Степане.

"БЭ-Э!"

- Вова, будешь играть в "Цирк"?

- Нет.

- А читать стихи?

Кроме "Стакан-лимон, выйди вон", Вовка никаких стихов не знал.

- Тогда давай рисовать. Или писать буквы.

Вовка достал из чемодана зелёную тетрадь, вырвал из неё лист и протянул Лене.

- Бэ-э! - тянул он, вырисовывая в тетради пузатое "б". - Тэ-э! Лена, у тебя буква вверх ногами написана.

- Ничего подобного - это "у".

- Всё равно вверх ногами.

- Папа!

- Ну что ты, мальчик! - сказал Борис Павлович. - Лена права: у неё "у" как "у". Где ты видишь ноги?

Но буквины ноги Вовка видел совершенно отчетливо.

- Зато у твоего "э" палочка внутри колыхается!

- Елена, надо говорить "колышется"!

- А ты не можешь одним словом "сыр" и "рыс" написать!

Буквы ребятам нравились. Они были все разные, каждая со своим характером, толпились в тетради шумной ватагой, лезли друг на друга и ужасно неохотно выстраивались в слова.

Даже если это было короткое, одному Вовке известное, таинственное слово

РЫС

ЗНАКОМЫЙ КАЗАК

Поезд шёл уже третий день через горы, тайгу, реки. Конца не было грому колёс и рёву встречных поездов.