Захлопнув папку, Спенсер отодвинул ее в сторону и попросил мисс Крейн:

— Пригласите мистера Кейбла.

Долговязый и неуклюжий Кейбл выглядел моложе своих лет. Застенчиво ответив на рукопожатие Спенсера, он сел в предложенное кресло и без особого успеха попытался устроиться поудобнее.

— Значит, вы хотите включиться в наш коллектив, — начал Спенсер. — Я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что вы делаете.

— Да, сэр, — отозвался молодой человек. — Я знаю об этом все. А, пожалуй, лучше сказать…

Он запнулся и умолк.

— Все в порядке, — подхватил Спенсер. — Насколько я понимаю, вы очень этого хотите.

Кейбл ответил кивком.

— Я знаю, каково это. Вам кажется, что вы просто умрете, если вас не примут.

Спенсеру припомнилось, как сам сидел на месте юноши, испытывая жуткую, терзающую боль в сердце, когда ему сказали, что во времяпроходцы он не годится, и как он упорно держался за эту работу, несмотря на муку и огорчение. Сперва оператором, затем руководителем оперативного отдела — и, наконец, оказался в этом кресле, получив вместе с ним и многочисленные поводы для головной боли.

— Хотя сам я никогда не был в роли времяпроходца, — закончил он.

— Я этого не знал, сэр.

— Я не подошел. Не тот склад характера.

Спенсер разглядел во взоре юноши по ту сторону стола знакомую надежду и жажду — а заодно еще какой-то огонек, наполнивший душу смутной тревогой.

— Это вовсе не развлечение, — бросил он чуточку грубей, чем намеревался. — По началу все окрашено романтическим ореолом, но это скоро проходит. Время становится просто работой, и порой несладкой.

Он помолчал, разглядывая Кейбла, в глазах которого попрежнему тлел странный, тревожный огонек, и проговорил, на сей раз намеренно грубо:

— Да будет вам известно, что если вы войдете в наше число, то лет через пять умрете дряхлым старцем.

— Знаю, сэр, — беззаботно кивнул Кейбл. — В отделе кадров мне объяснили.

— Хорошо. Порой мне кажется, что отдел кадров чем дальше, тем хуже разъясняет ситуацию. Говорят ровно столько, чтобы это казалось убедительным, но всей правды не выкладывают. Чересчур пекутся о том, чтобы у нас было в достатке работников. У нас вечная нехватка времяпроходцев — они чересчур быстро уходят в тираж. — Он снова помолчал, разглядывая прибывшего, но никаких изменений в выражении лица юноши не заметил. — У нас есть определенные правила. И накладывает их не столько «Прошлое», сколько сама суть нашей работы. Вы не сможете вести оседлую жизнь. Ваша жизнь будет состоять из обрывков, как лоскутное одеяло; вам придется скакать с места на место, и все эти места будут разделены многими годами. У нас нет запрета на женитьбу, но ни один из наших времяпроходцев ни разу не женился. Это просто невозможно — через пять лет муж умрет от старости, а жена будет по-прежнему молода.

— По-моему, я это осознаю, сэр.

— На самом деле это вопрос элементарной экономии. Мы не можем себе позволить надолго лишаться ни машин, ни людей. Сколько бы человек ни отсутствовал — неделю, месяц или десять лет — машина возвращается вместе с ним через шестьдесят секунд после старта. Эти шестьдесят секунд взяты с потолка; он мог бы вернуться в тот же миг, или через час, или через день — словом, как нам взбредет в голову. Одна минута показалась нам разумным периодом.

— А если он не вернется через минуту? — поинтересовался Кейбл.

— Тогда он не вернется никогда.

— И такое бывает?

— Разумеется, бывает. Путешествия во времени — не поездка на пикник. Всякий раз, отправляясь в прошлое, человек ставит свою жизнь на карту, полагаясь на то, что сумеет выжить в совершенно чуждом окружении, порой столь же чужом, как на иной планете. Конечно, мы помогаем ему, чем только можем. Мы сделали своей первейшей обязанностью заботиться о том, чтобы он был хорошо проинформирован и прошел полную Индоктринацию, а также снабжен наилучшим возможным снаряжением. Его обучают всем языкам, которые могут пригодиться, одевают соответствующим образом. Но бывают случаи, когда мы просто не знаем житейских мелочей, от которых зависит его жизнь. Порой мы узнаем их после того, как наш посланец вернется и расскажет их нам. Обычно он почти ничего не знает об этом. А иногда мы ничего не узнаем — человек просто не возвращается.

— Можно подумать, — заметил Кейбл, — что вы пытаетесь меня отпугнуть.

— Вовсе нет! Я излагаю вам это лишь потому, что хочу избегнуть малейшего недопонимания. Обучение путешественников обходится весьма недешево. Мы хотим, чтобы затраты окупались. Нам не нужны люди, задерживающиеся у нас лишь ненадолго. Нам нужен не год-два вашей жизни, а вся она без остатка. Мы примем вас и выжмем каждую минуту вашего времени досуха…

— Могу уверить вас, сэр…

— Мы будем посылать вас туда, куда нужно нам, — не унимался Спенсер, — и хотя после отправки мы не можем повлиять на вас, мы не хотим, чтобы вы валяли там дурака. Дело не в шестидесяти секундах, потому что вы, естественно, вернетесь вовремя — если вообще вернетесь. Но мы хотим, чтобы вы вернулись как можно более молодым. «Прошлое» — предприятие чисто коммерческое. Мы намерены выжать из вас все путешествия, на какие вы способны.

— Все это я осознаю, — отозвался Кейбл, — но в отделе кадров сказали, что я же сам в этом заинтересован.

— Разумеется, это верно, но вы довольно скоро обнаружите, что для времяпроходца деньги особой роли не играют. Раз семьи у вас нет и, мы надеемся, не будет — зачем же вам деньги? Единственный досуг, какой у вас будет — это ежегодный шестинедельный отпуск; но за одно-два путешествия вы заработаете столько, что сможете провести свой отпуск в крайней роскоши или глубочайшем пороке.

Однако большинство времяпроходцев не дает себе труда заняться этим. Они просто блуждают без системы и заново знакомятся с родной эпохой. Порок и роскошь нашего века не привлекают их после того, как они задают жару в прошлых веках за счет фирмы.

— Вы шутите, сэр!

— Ну, разве что самую малость. Но в определенных случаях, которые я подразумеваю, это чистейшая правда. — Спенсер пристально вгляделся в лицо Кейбла. — Мои слова вас не настораживают?

— Пока что ни в малейшей степени.

— Тогда еще одно, мистер Кейбл, что вам следует знать. Это необходимость — крайняя, острейшая нужда в объективности. Отправляясь в прошлое, вы не можете в него вторгаться. Не вмешиваться. Вы не имеете права на участие.

— Это нетрудно.

— Предупреждаю вас, мистер Кейбл, это требует моральной стойкости. Человек, странствующий во времени, обладает ужасающей мощью. А ощущение собственной мощи обладает даром чуть ли не понуждать человека ее применить. Идти рука об руку с мощью — это искушение приложить руку к истории. Направить меч правосудия, произнести то самое слово, которое крайне нужно произнести. Спасти жизнь, которая, продлившись на несколько лет, подтолкнула бы человечество еще на шаг к величию.

— Да, это может быть трудновато, — признал Кейбл.

Спенсер подтвердил это кивком.

— Насколько я знаю, мистер Кейбл, пока что никто не поддался этому искушению. Но я живу в постоянном страхе, что настанет день, когда кто-нибудь уступит ему.

И, говоря это, Спенсер гадал, не вздор ли он несет, не напускная ли это бравада. Без вмешательства наверняка не обошлось.

А как насчет тех, кто не вернулся?

Некоторые наверняка погибли. Но, несомненно, кое-кто остался. А разве остаться в прошлом — это не самое нарочитое вмешательство?! В самом деле, каковы могут быть последствия рождения ребенка вне своего времени — ребенка, которому вообще не следовало рождаться? Дети этого ребенка и дети этих детей — покатятся волнами темпоральной интерференции, простирающейся сквозь века.

— Сэр, что-нибудь не так? — осведомился Кейбл.

— Нет, я просто думал о том, что наверняка придет день, — когда-нибудь — когда мы разработаем формулу безопасного вмешательства в прошлое. А когда это случится, наша ответственность даже возрастет по сравнению с нынешней. Тогда нам дадут разрешение на вмешательство, но при условии определенных ограничений, дабы использовать свою власть лишь во благо. Как вы понимаете, я даже не догадываюсь, какие принципы лягут в основу этого, но уверен, что рано или поздно мы их отыщем.