В 20-х годах нынешнего столетия Н. Бердяев публикует свою знаменитую книгу “Смысл истории” - своеобразное кредо знаменитого философа. В самой категоричной форме Бердяев утверждает, что основная и единственная тема истории - это судьба человека и человечества, в чем с ним трудно не согласиться. В своем сочинении он размышляет о “тайне истории” как о тайне духовной жизни отдельного человека и народа. Он говорит также и о “трагедии истории”. И, может быть, апофеозом философии Бердяева является его категорическое неприятие идеи прогресса. В рамках исторического процесса, согласно Бердяеву, неразрешима трагедия индивидуального: царства Божьего на Земле быть не может! Это и есть основной смысл трагедии истории и ее тайна одновременно. Последняя может быть постигнута, согласно Бердяеву, только в рамках идей христианства. Но отсюда и неизбежность апокалипсиса, и неизбежность конца истории, но уже отнюдь не по Гегелю.

Как подобные рассуждения непохожи на высказывания другого христианина, тоже философа и современника Н. Бердяева, П. Тейяр де Шардена, о которых я уже не раз говорил в первой части работы!

Этот короткий экскурс в историю термина “философия истории” показывает, сколь по-разному разными философами и историками не только трактуется это понятие, но и ставится сама проблема изучения истории и цель такого изучения. Вот почему, прежде чем начать пользоваться этим термином, мне придется объяснить, какой смысл я буду иметь в виду, произнося словосочетание “философия истории” или, точнее, “логика истории”, которая является составной частью “философии истории”.

Р. Дж. Коллингвуд, известнейший британский историк и мыслитель, говорил о том, что философией истории имеет право заниматься лишь тот исследователь, который является профессионалом в вопросах и философии, и истории одновременно. Автор этой книги, по существу, не является специалистом ни в одной из этих областей гуманитарного знания. И тем не менее мне приходится не только пользоваться понятием “философия истории”, но и высказывать по его поводу определенные суждения. И я обязан это делать, используя идеи и подходы естествознания при анализе проблем гуманитарного содержания, поскольку философия истории оказывается одной из важнейших глав теории самоорганизации и оторвать ее от естествознания невозможно. Однако, стремясь удовлетворить строгим требованиям Коллингвуда, я постараюсь ограничиться обсуждением только достаточно общих вопросов, имеющих непосредственное отношение к проблемам и идеям универсального эволюционизма. То есть использовать лишь тот жесткий минимум, который мне необходим для реализации замысла этой книги.

Когда мы начинаем вдумываться в содержание процесса развития цивилизаций, в саму суть того, что мы называем историческим процессом, то необходимо выходим на проблемы эволюции духовного мира человека. Без их изучения не может быть цельной картины развития общества. А будут только узкие коридоры политической истории по Гегелю, или экономической по Марксу. В то же время духовный мир - это мощнейший поток человеческого бытия. На тех или иных этапах развития общества его можно изучать как самостоятельное явление. Он имеет не только собственную историю, но и собственную логику. Но он тесно связан с остальными процессами общественной эволюции: духовный мир порожден ими и в то же время он рождает их. Более того, в определенные периоды истории человечества и отдельного народа состояние духовного мира способно в одночасье изменить само русло течения исторического процесса, сделаться определяющим его фактором, повернуть его в ту или иную сторону. И порой это может происходить вопреки кажущейся логике, целесообразности, вопреки жизненным интересам людей, самому здравому смыслу. Вот тогда-то и проявляется трансцендентность духовного мира людей, которая во всей конкретности материальных действий становится движителем исторического процесса.

Вот почему традиционные представления философии истории, будь то гегельянской, марксистской или какой-либо другой, мне кажутся недостаточными.

Рождение духовного мира - одна из тайн антропогенеза и становления человека. Происхождение этого феномена не удается объяснить необходимостью адаптации к изменяющимся условиям обитания. Возникающий в сознании духовный мир, хотя и может коррелировать с необходимостью, но далеко не тождественен ей. Так, например, духовный мир рождает представления о свободе, которое порой не только не совпадает с необходимостью, но весьма часто и противоречит ей. Еще один пример - иллюзии и беспочвенные мечтания. Без понимания этих особенностей человека понять логику истории, скорее всего, просто невозможно. А тем более объяснить те или иные ее повороты. Как тут не вспомнить Сеченова и его принципы изучения человека в единстве плоти, природы, т.е. окружающей среды, и духа.

Если так стоит вопрос об изучении отдельного человека, то тем более в подобном ключе мы должны изучать и человечество, а следовательно, и его историю.

Если всегда трудно установить хронологию фактов, то гораздо труднее восстановить характер изменения внутреннего мира человека, его представлений об окружающем, его логику действий, их аргументацию. Здесь трудно все. Так, например, перевод на современный язык древних рукописей совершенно нетривиален. Те слова, которые использует переводчик, далеко не всегда отражают мир авторов рукописей, то, что они имели в виду, произнося те или иные фразы. Один из важнейших источников информации о процессах развития духа - религия. Но и здесь полно иероглифов, очень плохо поддающихся расшифровке. Может ли вообще современный европеец понять магию цифр, столь распространенную среди народов Африки, влиявшую и влияющую даже сейчас на принимаемые решения и даже на политику государств? Для всего этого нам необходимо представлять себе целостность чужого духовного мира. Как в этих условиях трудно говорить об общечеловеческих ценностях и вычленять их из клубка разноречивых представлений. И решать проблемы универсалий, о которых я говорил выше.

Вот почему так трудно и неоднозначно восстанавливается содержание процессов общественного развития. Происшедшее не всегда можно объяснить материальной необходимостью и исходя из нее интерпретировать логику действий “творцов исторического процесса”.

Мы говорим: история - результат действий людей, стремящихся обеспечить достижение своих интересов. И при этом забываем, сколь трудно понять смысл стремлений и содержание интересов людей, живших в прошедшие эпохи. А как это важно понять нам сегодня для решения самых повседневных задач того же экономического развития, для которых современная политэкономия и социология не имеют удовлетворительных средств. Так история сливается с психологией и ее эволюцией! И заставляет крайне осторожно относиться к выбору любых категоричных рекомендаций типа “sustainable development”.

И возникает вопрос: можно ли говорить о каких-либо общих закономерностях или тенденциях эволюции духовного мира человека и его месте в истории? Или всюду властвует случайность? Или, быть может, Паскаль был прав, когда сказал свою знаменитую фразу о том, что если бы нос Клеопатры был немного длиннее, то вся история пошла бы по-другому?

При всех условностях нашего знания и всей сложности взаимосвязей духовного и плотского миров мы, как мне кажется, можем тем не менее фиксировать существование некоторых общих тенденций в эволюции духовного мира людей. Они связаны и с развитием производительных сил, и с научно-техническим прогрессом, и с эволюцией окружающей природы. Но эта связь просматривается лишь на достаточно больших отрезках времени и далеко не всегда прямолинейна и однозначна. Во всем этом есть и еще одно усложняющее начало: изменение духовного мира связано с изменением представлений о “картине мира”, т.е. с процессами чисто информационного порядка, о которых мы имеем весьма условное представление. Поэтому утверждать однозначную первичность материального начала далеко не всегда корректно.