И в третий раз нам повезло, сказал дядя Агигульф. Когда через дубовую рощу уже вечером шли, да еще с отрубленной головой на поясе. Обычно на запах крови галиурунны ох как слетаются! Я подумал, что их крест, что с чужака сняли, отпугивал, и решил про себя этот крест сохранить, раз он чудотворный.
Дядя Агигульф сказал:
- Вам-то хорошо, вы за моей спиной шли, не слышали, как голова вдруг зубами заскрежетала и забормотала у меня на поясе. Призывала на мою голову месть Вотана и злокозненного Локи за то, что убил из засады. И слышалось мне, как в Сыром Логе за рощей выпрастываются из-под земли подземные вепри, чтобы спешить нам наперерез по зову мертвой головы. И голову приходилось постоянно отворачивать лицом вперед, дабы зубами она в мою мужскую стать не вцепилась.
Я дяде Агигульфу не очень поверил, потому что знал, что чужак этот в богов не верил, а верил в Бога Единого. Но на всякий случай опасался и держался от мертвой головы подальше. Все-таки невесть кто он был, этот убитый. А вот насчет вепрей - тут дядя Агигульф, возможно, и не приврал. Вепри здесь действительно водятся.
Как мы в село наше вошли, еще издали заметили Ильдихо. Стояла и на улицу глядела, точно высматривала кого-то. Я понял, что она нас высматривала. Не иначе, дедушка ее в дозор отправил. Едва только завидев нас, еще издали, Ильдихо заголосила и прочь припустила, только пыль столбом. Тут уж и дядя Агигульф помрачнел. Понял, к чему дело идет. Дедушка Рагнарис в гневе страшней любого кабана.
Когда во двор входили, навстречу нам мать наша, Гизела, бросилась. Не глядя, принялась нас с братом по щекам охаживать. Тут-то глаз мне и подбили, который я утром шутейно поджимал, в одноглазого Ульфа сам с собой играя. Потом отец наш, Тарасмунд, вышел и от Гизелы нас оторвал, но не для того, чтобы милосердие к нам проявить, а наоборот, ради новой расправы, еще более свирепой. Так во дворе, на колоде, мы с Гизульфом, братом моим, приняли лютые муки.
Дядя Агигульф при том рядом стоял, Тарасмунд худого слова ему не сказал. Молча над нами лютовал. Впоследствии дядя Агигульф так нам объяснял: смотрел, мол, какие из нас воины. И что испытание хорошо приняли.
Когда наши испытания закончились, как раз дедушка Рагнарис на пороге показался и дядю Агигульфа в дом поманил. Суров и страшен лик дедов был. Когда дядя Агигульф в дом зашел (я заметил, что головы мертвой у дяди Агигульфа уже на поясе не было, дел он куда-то и голову, и чужой меч), дедушка Рагнарис моему отцу Тарасмунду бросил, чтобы тот прутьев нарезал и в дом принес. Отец приказание исполнил и все, как дедушка велел, сделал. Прутья в дом принес и вышел.
И сделался в доме великий грохот. Рев деда Рагнариса доносился. Разъярясь, дедушка Рагнарис за дядей Агигульфом по всему дому с прутьями носился, высечь хотел. А дядя Агигульф от него уклонялся и прятался, о пощаде умоляя, и богов случайно своротил. В полное бешенство пришел тут дед. Начала нисходить на него священная ярость, но дядя Агигульф тут нашелся, опрометью выскочил из дома, в угол двора кинулся и голову с мечом предъявил деду, ибо сумел укрыть их незаметно, чтобы раньше времени трофей не объявлять. Как конь перед обрывом, остановился дедушка Рагнарис.
Дед мертвую голову обеими руками принял, долго в лицо всматривался, точно узнать что-то хотел. Но голова ничего не говорила. Я боялся, что она может укусить дедушку. Потом к дедушке Рагнарису и дяде Агигульфу отец наш Тарасмунд подошел, и они втроем долго о чем-то толковали. Мы с Гизульфом тоже подошли, но нас отогнал дед Рагнарис. Голова у их ног лежала, а меч из рук в руки передавался. Я Гизульфу сразу сказал: "Плакал твой меч, отберут". Так оно и вышло. Ничего Гизульфу не осталось в утешение, кроме поротой задницы. У меня-то нож был, но нож я Гизульфу не отдал.
Я спросил потом дядю Агигульфа, отчего он рыбу в нашей реке не ловит. Там многие ловят и ходить далеко не надо, а уловы хорошие. Но дядя Агигульф сказал, что на реке ему ловить не интересно. Да и рыба на реке не такая, как на озере. На озере она вкуснее.
Дядя Агигульф после той рыбалки по селу гоголем ходил и на всех дворах, где дрался, мертвую голову показывал. И с Валамиром у него замирение вышло. Они вместе напились и после опять подрались, но несильно. Дядя Агигульф потом объяснял, что они с Валамиром играть начали в подвиг дядин и что Валамир захотел дедушкой Рагнарисом быть, отчего драка и случилась.
Валамир с нашим дядей Агигульфом - большие друзья.
ВЕСТЬ ИЗ БУРГА
Через три дня после памятной рыбалки дед мой Рагнарис и Хродомер тинг собрали по поводу мертвой головы. Из нашей семьи там еще отец мой был Тарасмунд, дядя Агигульф и брат мой Гизульф. Гизульфа взяли, потому что он уже взрослый, так дядя Агигульф сказал, а меня не взяли. Мне потом Гизульф рассказывал.
Сперва о голове скажу. Дядя Агигульф, гордясь собой и в воинский раж войдя, хотел поначалу голову за волосы повесить у нас в доме под потолочной балкой. Но все тому воспротивились. Я думаю, дедушка Рагнарис эту чужакову голову к Арбру приревновал или бояться стал, что дядин трофей с Арбром драться будет, потому что Арбр давно у нас живет, а чужак недавно и вряд ли Арбр потерпит вторую мертвую голову рядом с собой.
Отец мой Тарасмунд дяде Агигульфу так возразил, что к врагу нужно милосердие иметь и негоже над головой измываться, коли телу погребение не обеспечили. Сказал, что должно голову годье отнести, дабы тот голову где-нибудь в храме сохранил, поскольку погребать ее было еще рано (ее предполагали в бург отвезти, к Теодобаду). А пока годья голову в храме хранить будет, пусть бы заодно нашел время и отпел ее, как положено.
Пошли мы с головой к годье, однако годья воспротивился и голову не взял. Я думаю, годья потому еще освирепел, что к нему язычник дядя Агигульф явился. А Агигульф потому пошел, что драгоценную голову никому не доверял, даже родному брату. Поэтому и пришел к годье с головой. Дядя Агигульф меня с собой взял, чтобы я ему проводником у годьи был. Он, дядя Агигульф, ведать не ведает, что там в храме Бога Единого и как там себя вести надлежит. Если бы то в капище было, так ведал бы.
Годья как увидел, что я с дядей Агигульфом и мертвой головой в храм явился, так сразу выскочил и на нас руками замахал. Дядя Агигульф меня вперед выставил: объясняй, мол, годье, что к чему. Я и объяснил, что надо бы мертвую голову в храме сохранить, ибо негоже, чтобы она у нас дома жила. По ночам чужак с Арбром дерется, от этого все женщины боятся и я тоже плохо сплю, а дедушка недоволен, что Арбра обижают. Да и пахнут голова начала, а в храме места много и благовония есть, чтобы жечь от дурного запаха.