— Выходит, тебя можно убить, не только разрушив статую?

Она спрашивает, потому что беспокоится о безопасности Спара? Он ощутил волну удовольствия, прокатившуюся по телу.

— Как говорил Кес, наше бессмертие не означает неуязвимость. Как и других существ, нас можно убить. Уничтожение статуй, в которых мы спим, — самый простой способ, потому что мы не можем защититься от столь трусливого нападения, но за эти годы многие пали в боях. Нанесенные нам раны должны быть очень серьезными. Мы можем сражаться, пока сердце не остановится. И, конечно же, не существует такого существа, способного жить без головы.

Фелисити поморщилась, и Спару пришлось напомнить себе, что ей не очень нравятся красочные описания сражений и кровопролитий. Стоило не забывать, что нужно тщательнее подбирать слова.

— Достаточно сказать, что мы сильнее вместе, — поспешил заверить ее Спар. — Как Стражам, нам это необходимо. Мы сражаемся с очень сильным врагом. Помни об этом, Фелисити. Самые порочные действия ночных похожи на детский лепет по сравнению с тем, на что способен один из Семи простым взмахом руки.

— Я тебе уже говорила, не зови меня Фелисити. — Поджав губы, она бросила на Спара взгляд, который должен казаться сердитым. Но он заметил проблески юмора. — Никто меня так не называет. Для всех я Фил.

Спару понравилось ее дразнить, чтобы увидеть озорной блеск в ее глазах, демонстрирующий характер.

— Скорее всего, все слишком глупы, чтобы увидеть то, что я вижу. Фил — мужское имя. Я не смог бы принять тебя за мужчину, Фелисити. Даже если бы мрак ослепил меня или сделал идиотом.

— Думаю, кое-кто уже доказал второе, — кинула она в ответ, но Спар не услышал в ее словах страсти. На самом деле, он распознал намек на удовольствие. Ей по душе сама идея, что он отделял ее от остальной массы? Или понимание, что она первая женщина, пробудившая в нем желание?

Оторвав от него взгляд, она бросила кисть в банку и отложила палитру.

— Мне нужно еще льняного масла. Думаю, в задней комнате оно есть, сейчас вернусь.

Спар хотел схватить Фелисити, развернуть и заставить смотреть себе в глаза, чтобы увидеть чувства, которые она вызывала в нем, но сдержался. Его женщина пугливая.

Он почувствовал к ней притяжение. Как и его, ее влекло к нему, но она этому сопротивлялась. Фелисити хотела отгородиться от силы магнитного тяготения между ними, но Спар мог сказать, что это все бесполезно.

Никогда в жизни он не чувствовал такого сильного влечения.

Сжав кулаки, он наблюдал за Фелисити через приоткрытую дверь задней комнаты, которая теперь стала кладовкой.

Она исчезла из его поля зрения, и Спар тут же вскочил и последовал за ней.

Как только услышал ее громкий, испуганный вопль.

Фил глубоко вздохнула и направилась в кладовую. Она с трудом сдерживала желание побежать, чтобы как можно быстрее увеличить расстояние между ней и Спаром.

Электричество, пробежавшее между ними, достигло такого напряжения, которому вполне по силам остановить ее сердце одним неосторожным прикосновением.

Она нисколько не желала быть сожженной.

Думая о странном влечении, которое чувствовала к статуе горгульи только двадцати четыре часа назад, Фил хотелось запрокинуть голову и рассмеяться.

Насколько пугающе сильным было то чувство, настолько теперь оно казалось каплей в море по сравнению с тем, что она испытывала к Спару каждый миг пребывания в его компании.

Как будто какая-то странная физическая сила хотела свести их вместе, какой-то мощный феромон, который превращал рациональных художественных реставраторов в неистовых нимфоманок в ту минуту, когда они находились вблизи живой, дышащей горгульи.

Или, может, Фил поморщилась, это была все она.

Она действительно хотела суметь убедить Спара выпустить ее из поля его зрения хотя бы на десять паршивых минут. Оживлённая прогулка вокруг дома, всего несколько минут спокойствия вдали от его тяготящего, сексуального присутствия сделали бы мир лучше для нее.

Если повезет, это могло бы даже дать ее трусикам пару минут, чтобы высохнуть.

Но нет. Твердолобый увалень был непреклонен. Она не должна пропадать из поля его зрения дольше, чем на минуту, которой достаточно, чтобы пописать, и даже тогда настаивал на том, чтобы дверь ванной оставалась приоткрытой, чтобы он смог услышать, если кто-то попытается к ней пристать.

По этому поводу Фил могла сообщить ему, что единственный, кто находился в непосредственной опасности, — это сам Спар, поскольку она в десяти секундах от того, чтобы схватить его шею и сжать изо всех сил.

Либо руками, либо ногами.

Тяжело вздохнув, Фил распахнула дверь кладовой и вошла внутрь. Час назад, убедив его разрешить ей спуститься в студию, она упивалась, казалось бы, огромной победой.

Ей понадобились целая куча аргументов и три ее любимых проклятья, узнанные от бабушки, чтобы его победить.

Она думала, что погружение в написание своей картины окажется достаточно отвлекающим фактором, и у нее получится находиться с ним в одной комнате целый час, не фантазируя о том, чтобы облизать его в непристойных местах.

По ее расчетам она протянула примерно семь с половиной минут.

Не помогло и то, что мужчина заговорил с ней. Зачем Спар спросил о ее жизни? И какого черта он был таким искреннем, когда говорил, что ее бабушка и дедушка — хорошие люди?

Ей было и так нелегко, когда она жаждала только его изысканное тело. Зачем он заставил ее хотеть и то, что было внутри?

Возможно, прийти в студию было не самой удачной идеей. Фил начала думать, что испарения краски в воздухе не способствовали ее рациональному мышлению и гормональному контролю.

После того как она возьмёт масло, то попросит у Спара разрешение открыть окно или два. Ей определенно не помешал бы глоток свежего воздуха.

Фил не стала включать свет в кладовой. Она слонялась здесь без дела с тех самых пор, как только начала ходить, и всё содержимое помещения расставляла собственными руками.

Льняное масло, она знала, стояло на второй полке от пола напротив задней стены. В своих мыслях Фил уже добралась до него, когда что-то пошевелилось в тени.

Она закричала прежде, чем смогла подумать.

Нечто зарычало на нее. По крайней мере, Фил так показалось. Было трудно сказать, так как она даже не была уверена, где у существа лицо. Могло что-то без лица рычать?

Ладно, размышлять об этом с самой собой, вероятно, первый признак истерики, но что за фигня творится сегодня?

Тварь прыгнула на нее, но Фил нырнула в сторону. Инстинкт направил ее в сторону двери, в переулок позади здания, но это не спасло от достаточно сильного удара плечом об дверную раму, что заставило Фил закричать.

Это не остановило нечто от того, чтобы цапнуть её кончиками чрезвычайно острых когтей. Они рассекли ткань, кожу и мышцы как бумагу, оставляя глубокую рану, которую словно облили кислотой и подожгли.

Боль и ярость закипели в Фил, и у нее потемнело в глазах. Не почернело, как тогда, когда она потеряла сознание, а потемнело, как будто она смотрела сквозь тонкую, черную вуаль.

Фил все еще могла двигаться, думать, слышать оглушительный боевой рев Спара, когда он бросился через дверь, чтобы спасти ее. Она даже могла видеть совершенно ясно, как если бы ее особое зрение активировалось само по себе.

И Спар и существо упали на пол, между ними сверкала энергия, у Спара яркая сине-белая, а у существа бледная желто-зеленая.

Ее страж готов спасти ее. Исчезла его великолепная человеческая оболочка с темной щетиной и потертыми джинсами.

Вместо него появился семифутовый воин с когтями, копьем и местью в глазах. Даже когда он закричал и поднял свое копье, Фил знала, что он намерен уничтожить существо, которое угрожало ей, и почувствовала волнующее тепло.

К сожалению, казалось, что ее левая рука была закована в лед.

Бессознательно, Фил подняла ее, желая проверить, не посинела ли рука от холода, но вместо этого повернула, направляя ладонь на скользкое, пушистое, безликое нечто в центре кладовой.