Вот ты спишь на удобной кровати, голову кладёшь на мягкую подушку, лежишь на белой простыне, укрытый тёплым одеялом, да ещё мама перед сном тебя поцелует и скажет:

- Спокойной ночи! Спи, детка, спи!

А у солдата во время войны ничего этого не было: ни подушки, ни простыни, ни одеяла и даже кровати у него не было - были нары, а мама жила где-то далеко от него и только очень за него волновалась.

А нары... Нары - это такой большой жёсткий настил из грубых досок сразу на десять человек. Чтобы было хоть немного помягче, солдаты клали на доски колючие еловые ветки, а сверху немного сена, поверх сена они стелили одну шинель, а второй накрывались вместо одеяла. Поэтому и спали солдаты по двое: шинель одного - вместо простыни, шинель второго - вместо одеяла. А вместо подушки - кулак под щёку.

Николай Яковлевич спал под одной шинелью с другим солдатом, которого все в шутку называли Селёдкиным. Вообще-то фамилия этого солдата была Карасёв, но был он такой длинный и худой, что его прозвали Селёдкиным, ведь селёдка тоже рыба...

Проснулся Николай Яковлевич и сразу вспомнил, что сегодня ему предстоит первый раз в жизни прыгать с парашютом. Вспомнил и заволновался.

Когда-то давно, в детстве, он храбро прыгал и со стула, и со стола, и даже со шкафа, прыгал с высокой ветки в пруд, прыгал с крыши своей избы в снежный сугроб, с сарая - в сено, прыгал на лыжах с небольшого самодельного трамплина, но с парашютом из-под самых облаков - никогда. И ему стало страшно!

Вообще прыгать с парашютом всем страшно, даже очень храбрым людям. Только храбрые никому не говорят об этом, а делают смелое лицо и... прыгают, а трусливые люди в это время дрожат, как зайцы, и стараются как-нибудь увильнуть от прыжков, например, говорят, что у них болит живот, или голова, или ещё что-нибудь, а на самом деле у них ничего не болит, просто они боятся.

Чтобы никто не догадался, что ему страшно, Николай Яковлевич решил весь день перед прыжками улыбаться, но только он так решил, как тут же почувствовал, что рядом с ним под шинелью дрожит солдат Карасёв, которого все называли Селёдкиным. Коля услышал даже, как у этого Селёдкина стучат зубы. Тут он вспомнил, что Селёдкин тоже сегодня должен будет первый раз в жизни прыгать с парашютом и, наверное, поэтому дрожит от страха.

"Трус!" - подумал Николай Яковлевич и от этого сам стал бояться немного меньше.

Николай Яковлевич решил подремать ещё немножко и, может быть, досмотреть сон про то, как он в детстве пошёл собирать грибы и заблудился в лесу.

Но только он стал засыпать, как дневальный закричал:

- Подъём!

И Николай Яковлевич в одну секунду спрыгнул с нар, потому что команда "Подъём!" в армии означает, что надо тут же проснуться, за несколько секунд одеться и стремглав выскочить на улицу.

Чтобы быть сильным, здоровым и ловким, солдат в первую очередь делает физкультурную зарядку. И зимой, и летом, и в жару, и в мороз, и в дождь, и когда нет дождя - каждое утро солдат пятнадцать минут бегает, прыгает, гнётся по-разному, подтягивается на турнике, скачет через "коня" и всё это делает без рубашки и поэтому никогда не простуживается.

В то утро Николай Яковлевич особенно бодро бегал, и никто из солдат или офицеров даже подумать не мог, что он боится прыгать с парашютом.

А трусливый Селёдкин трусил за ним вялой трусцой и только и думал, какую бы ему придумать неправду, чтобы увильнуть от прыжков.

Потом солдаты умылись хорошенько, почистили зубы и с песней пошли завтракать.

Это уж у солдат так заведено: когда они шагают в солдатском строю, они поют солдатские песни. Под такие песни легко шагать в ногу, под такие песни хочется улыбаться, под такие песни ничего не страшно!

...Эх, граната, моя граната!

Мы с тобой не пропадём.

Мы с тобой, моя граната,

В бой за Родину пойдём!

В бой за Родину пойдём!..

Уже в столовой Николай Яковлевич почувствовал, что совсем не хочет есть, но он всё-таки съел всё, что ему дали, потому что хотел быть сильным и побольше вырасти. А солдат Карасёв, который сидел рядом, ничего не ел от страха.

После завтрака солдат Исаев и солдат Карасёв отправились укладывать свои парашюты.

В небе парашют похож на огромный зонтик, под которым на двадцати четырёх тонких верёвочках-стропах висит парашютист.

Стропы эти ещё на земле нужно очень аккуратно уложить все вместе, чтобы потом в воздухе они не запутались и парашют раскрылся легко и быстро и плавно опустил тебя на землю. Но у солдата Карасёва от страха так дрожали руки, что тонкие стропы всё время путались, и он никак не мог уложить их как следует.

- Эх ты! - сказал ему инструктор, - укладчик, который учил солдат укладывать парашюты. - Кто ж так укладывает?! Давай я тебе помогу, а ты смотри внимательно и учись.

Через час солдат Исаев и солдат Карасёв уже шагали по полевой дороге на прыжки. За спиной у каждого на лямках висел уложенный парашют.

Скоро они увидели, как из-за леса поднимается аэростат. Десантники в шутку называли его "колбасой". Он действительно был похож на большую толстую колбасу, только серебряного цвета, под которой на четырёх крепких канатах висела лёгонькая открытая кабинка. Она была такой маленькой, что в ней еле-еле умещались три парашютиста и инструктор, который следил, чтобы молодые десантники правильно прыгали с парашютом.

Как только Карасёв увидел в небе эту "колбасу", увидел, как из кабинки один за другим выпрыгнули три человека, он тут же сказал:

- У меня болит живот.

В небе спускались три парашютиста.

- Может, отдохнём, - предложил Коля, - и твой живот перестанет болеть. А?..

- Нет, - уверенно сказал Карасёв. - Я свой живот знаю, он теперь долго будет болеть.

- А прыжки? - спросил Коля.

Но Карасёв только руками развёл:

- Подумаешь - прыжки! Если бы не живот, я бы целыми днями только и прыгал! - Он похлопал Николая Яковлевича по плечу. - Ты иди, Исаев, иди, не бойся. А я - к доктору, живот лечить.

"Струсил..." - подумал Коля и, чтобы самому было не очень страшно, сложил губы трубочкой и засвистел весёлую песенку.

Он шёл и смотрел, как за лесом спускаются белые парашюты. Казалось, что кто-то дунул на одуванчик и по ясному небу плывут пушинки, а под ними покачиваются чёрные семечки. Отсюда парашютисты казались такими маленькими, потому что были далеко.

"И я смогу так прыгнуть, не испугаюсь. Что я - рыжий?!" - подумал Коля и громко засмеялся: он вспомнил, что волосы-то у него действительно рыжие. Ему было так смешно, что он даже не услышал, как сзади подъехала машина.

- Чего, гвардеец, смеёшься?

Коля обернулся и увидел... генерала, того самого - Николая Яковлевича. Но теперь он знал, как надо здороваться с генералами. Он шагнул вперёд, вскинул ладонь к пилотке и громко отчеканил:

- Здравия желаю, товарищ гвардии генерал! Рядовой Исаев следует на свой первый прыжок с парашютом!

- Здравия желаю, гвардеец! - ответил генерал и скомандовал: - Вольно!

И Коля стал вольно - одну ногу согнул в колене и даже немного подбоченился.

- Орёл! - с удовольствием отметил генерал и вдруг прищурился: Погоди-ка!.. А мы вроде бы уже встречались. Только когда же это было?..

Коля закрыл глаза, пошевелил губами, посчитал и громко сказал:

- Два месяца и девять дней назад, товарищ гвардии генерал! Весной.

- Да-да-да, точно! Тёзка! - Генерал взял солдата за плечи, посмотрел ему прямо в глаза и спросил: - Ну как, Николай Яковлевич, боишься?

Коля вздохнул и честно признался:

- Боюсь.

- Молодец, гвардеец! - похвалил генерал. - Не потому молодец, что боишься, а потому, что правду сказал.

Генерал оглянулся, как будто их кто-то мог услышать, и тихо признался:

- По секрету говоря, я тоже боюсь.

Коля так удивился, что даже сам перестал бояться.

- Ну! - не поверил он.

- Вот тебе и "ну"! - усмехнулся генерал. - Я уже четыреста девяносто девять прыжков совершил, и каждый раз страшно.