– Нет, – покачал головой Грек. – Я из Питера.

– Хороший город, – кивнул Иса. – Только сырой и холодный. У меня там девушка есть, стюардессой в «Пулково» работает. Марина.

Минуты две дружно молчали. Первым не выдержал кавказец. Спросил вежливо:

– За что тебя легавые так уделали, брат?

Артем задумался. Действительно, за что?

Ведь когда эти гоблины в бронежилетах начали его всем скопом в подъезде гасить на глазах у перепуганной консьержки, никто из них еще не знал, какая участь постигла лейтенанта Уварова. Это потом, уже в автобусе, по новой навалились, суки. Однако пересказывать свои злоключения кому бы то ни было, кроме адвоката, Артем не собирался. Поэтому ограничился частично правдивым, предельно коротким ответом:

– Мента одного отметелил. Омоновца.

– Насмерть? – деловито уточнил Иса.

– Да нет, – выдохнул Артем. – Уже наверняка очухался. Падла.

– Можешь на пятерку раскрутиться, – прикинул Сухумский. – Если не зашлешь, кому надо.

– Это вряд ли, – честно высказал свое мнение о грядущих перспективах следствия Грек. – Здесь особый случай. – И почему-то вдруг вспомнил о спасенном им из Москвы-реки молодом парнишке-водителе. Как вскоре выяснилось, родном брате жены Уварова. Бывшего сокурсника по физинституту. Который, в свою очередь, оказался не кем иным, как лейтенантом ОМОНа. Вот тебе и столица, с десятью миллионами жителей! А еще говорят, мол, Питер город маленький. Тесный. Куда ни плюнь – знакомые рожи. И вдруг – здрасьте вам… Все-таки точно за пределами Кольцевой дороги подметили еще в давние времена: Москва – просто большая деревня, хоть и с понтами.

– Знаешь, брат, а я бы на твоем месте Аллаха благодарил, – оскалился Иса. Однако в глубине его умных, чуть прищуренных глаз Артем увидел отблески льда. Помолчав немного, сокамерник повернул к нему лицо и выдавил, скрипя зубами:

– Мне легавые изнасилование детей шьют. Двух сестер-близняшек. Двенадцати лет. С такой поганой статьей даже те, кто «при своих», больше суток в общей камере не живут…

Судя по реакции Исы, сразу отведшего взгляд в сторону и нервно, словно прогоняя наваждение, дернувшего головой, на лице Грека после его признаний отразилось именно то, что должно было появиться на лице любого нормального человека, – презрение. К подонку, совершившему одно из самых гнусных преступлений.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, брат, – глядя в стенку, с болью в голосе прошептал кавказец. – Но, Аллах тому свидетель, я не заслужил твоей ненависти! И если я прикасался к этим девочкам, то только для того, чтобы погладить по голове или поцеловать их в щечку перед сном… Меня подставила их мать. А ее заставили менты. Эти поганые псы долго думали, как бы достать меня, и наконец нашли подходящий повод. Один опер придумал, как меня можно не просто бросить на кичу, а уничтожить. Причем – чужими руками. Не веришь, да?

– Я тебе не судья, Иса, – после продолжительного молчания, с трудом подобрав слова, ответил Грек. На него снова навалилась боль и подступила к горлу тошнота. Артем поморщился, прикрыл глаза и после некоторого молчания прошептал, чуть слышно: – Я знаю, как иногда случается, Иса. Малолетние шлюхи добровольно ложатся в постель с мужиками, а затем вышибают из этих лохов бабки, угрожая накатать заяву об изнасиловании. Но посадить могут, только если есть свидетели или положительные результаты экспертизы. Если секс между ними действительно был, любая экспертиза это подтвердит. По принуждению или нет – уже не важно. Любой суд примет сторону малолетки, и мужик пойдет на нары. Даже если девчонка – последняя блядь и успела перепихнуться со всем кварталом…

– Экспертиза, говоришь? – губы Сухумского скривились. – А если она показала, что заявившие об изнасиловании под давлением своей матери девочки до сих пор девственны, как младенцы?!

Артем открыл глаза и скосил удивленный взгляд на сокамерника:

– В таком случае тебе вообще незачем волноваться, Иса.

– Это с точки зрения нормальных людей. Но только не легавых. Для них я все равно насильник.

– Что за бред? – нахмурился Артем. Сокамерник долго смотрел в одну точку на стене, а потом сказал совсем не то, что ожидал услышать Грек. Медленно подбирая слова, Иса начал рассказывать свою историю.

– Я, брат, бродяга по жизни. И одиночка. У меня свой мир и свои законы. Мне сорок два. Ни одного дня в жизни я не ишачил на государство и тем более на кого-то со стороны. Работал всегда один. Ну, почти всегда. От подельников никакой пользы – один геморрой. – Глаза сокамерника недобро сузились. Видимо, кавказец вспомнил о чем-то очень для себя неприятном. – Два раза сидел, от звонка до звонка. В общей сложности восьмерик. В последний раз, в Коми, чуть в воры не короновали… Вышел три года назад. Случайно, на улице, познакомился с одной женщиной. Ее зовут Галина. Шел ночью по Черемушкам, слышу крики. Оказалось, двое наркош вырвали сумочку у идущей по улице одинокой женщины. А в ней – вся ее зарплата. Галина тогда медсестрой в больнице работала, как раз с дежурства домой возвращалась. Двое суток не спала… Со здоровьем у меня всегда нормально было. Я в детстве в Ташкенте жил, там, еще в первом классе, встретил учителя-корейца. В общем, даже в тюрьме тренировался… Догнал я этих уродов, башню первому пробил, подобрал с сугроба сумочку. Но второй, тот, что с пустыми руками бежал, в последний момент успел в меня стилет зоновский метнуть. В трапецию попал, в сантиметре от шеи. Тогда зима была, мороз под двадцать градусов. Я в куртке кожаной был. Воротник спас. Всего на сантиметр стилет в мышцу вошел. Правда, кровищи – море… Вернулся назад, сумочку отдал… Галина как кровь на воротнике увидела – вцепилась в меня, сразу домой потащила. Я, разумеется, не возражал…

Артем заметил, как при упоминании о первой ночи, проведенной Исой в гостях у подставившей его женщины, черты лица кавказца разгладились.

– В общем, больше мы не расставались. Остался я у нее жить. Да и девочки – дочки Галины от первого мужа – ко мне привязались. Галина продолжала в больнице медсестрой работать, сутки через двое. Я, когда надо, на дело ходил. Иногда по трое суток не появлялся. Галя никогда не спрашивала, где я был и как зарабатываю деньги. Ей вполне хватало, что мы вместе и нам хорошо. А потом, примерно через три месяца, она вдруг не вернулась с дежурства. Я позвонил в больницу и узнал, что Галину и еще одного врача по наводке санитарки повязали менты. За сбыт наркотических средств. Тяжелобольным, особенно раковым, для снятия боли положено делать инъекции морфия. Галина и тот лепила выделяемые наркотики экономили, часть ампул продавали на сторону. Зарплата у медиков – плакать хочется, но детям ведь этого не объяснишь. Старая карга-санитарка как-то пронюхала, захотела войти в долю. Лепила ее послал и припугнул, что уволит. Вот эта тварь из мести и слила их мусорам. Те сначала долго следили, а затем повязали всех с поличным. Включая перекупщика…

Иса тяжело вздохнул, покачал головой.

– И ведь знали же, суки легавые, когда арестовывали, что дома у Галины две девчонки, одни!!! Неужели не могли под подписку до суда отпустить?! Так нет же. Знаешь, что эти пидоры ей сказали?! «Они, мол, у вас уже большие, двенадцать лет. Сами о себе как-нибудь позаботятся». Их, сволочей, совершенно ничего не интересовало, откуда дети возьмут деньги на продукты?.. Тогда Галина совершенно случайно и проговорилась, что у нее есть сожитель. Я. Мусора за слово сразу клещами ухватились, наехали по-черному – кто такой, как звать, где работает. Короче, пробили по архиву и чуть не обделались от радости. Как же, старый знакомый! Иса Сухумский! Знаем, знаем такого. Связались с операми, которые меня в прошлый раз брали. Те говорят – три года как откинулся, сейчас на него ничего нет. Но в прошлый раз крови он нам попортил, а на суде вообще получил по минимуму. Так что будем упаковывать по новой. Качественно. Наверняка. Тогда эти псы и придумали подставу с изнасилованием. И поставили Галину перед выбором – или она идет на зону, лет на пять, за сбыт наркоты, или ее прямо сейчас выпускают под подписку, гарантируя, что на суде она пойдет не как соучастник, а как свидетель. За это она должна убедить девчонок написать заявление о том, что во время ее отсутствия я неоднократно силой принуждал их вступать в сексуальные контакты. В том числе – в особо циничной и извращенной форме. Потому что это уже вообще никакой экспертизе не поддается.