Он попытался разглядеть что-нибудь внутри, но безуспешно. Темно-зеленое стекло почти не пропускало света, и когда Конан поднял свою находку, держа против солнца, ни один лучик не пробился сквозь ее стенки. Ему показалось, что в сосуде клубится туман, но, скорее всего, это было обманом зрения.

Юноша откинул десяток горстей песка, укрепил в ямке кувшин и задумчиво уставился на него. Горлышко сосуда было заткнуто пробкой, вырезанной из дерева и залитой окаменевшей смолой; Конан с большим трудом отскреб ее лезвием ножа, не обнаружив и здесь никаких знаков. Ни привычного начертания северных рун, ни следов иной письменности, ни таинственных символов, коими повсюду, от ледяного Асгарда до жаркого Куша, заклинали нечисть. Самая обычная пробка, туго забитая в горло из толстого стекла и обмазанная самой обычной смолой... Нет, в таком сосуде не мог сидеть демон!

Эта мысль мелькала у него, еще когда он нес стеклянный горшок к берегу. В мире властвовали могучие боги - вроде грозного Крома, Владыки Могильных Курганов, Светоносного Митры, Ледяного Гиганта Имира, Древнего Змея Сета, темного Нергала; но, кроме них, невидимых и всесильных, в лесах, пустынях, горах и морях встречалось немало созданий, способных творить странные вещи, иногда добрые, иногда - злые, но всегда непонятные и потому страшные. Демоны, инкубы и ифриты, оборотни-вурдалаки, карлики добытчики и хранители золота, полулюди-полузмеи, вампиры, заблудшие души, зачарованные в камне статуй, в скалах или в древесных стволах... И это не считая черных и белых магов, колдунов, ведьм, друидов, жрецов и всяческих грамотеев, способных пробормотать пару заклинаний и потому возомнивших себя магами или жрецами! Их могущество и власть казались ничтожными по сравнению с могуществом и властью богов, но их бы вполне хватило, чтобы Конан, мальчишка-варвар из Киммерии, превратился в обугленную головешку - или во что-нибудь похуже.

Но потому, что он был варваром и свято верил в подобную возможность, он был и дьявольски осторожен. Осторожен и терпелив! Перед ним находился сосуд, плотно закупоренный и явно не содержавший ни вина, ни масла, ни сокровищ, ни записок потерпевшего кораблекрушение путника; для чего же забили в него эту пробку и залили смолой? Такие вещи не делаются для развлечения, в этом Конан был уверен. А потому он сидел неподвижно до самого полудня, не обращая внимания на голодные спазмы в желудке и не спуская глаз с горшка, вкопанного в песок.

Ничего, однако, не происходило. Никакая демоническая сила не рвалась наружу, сосуд не дергался и не падал набок, и никто не пытался выдавить пробку изнутри. Может быть, дух помер? Или там его никогда и не было? Просто какой-то шутник все же решил поразвлечься в некие незапамятные времена? Закаменевшую пробку вытащить нелегко, семь потов сойдет, пока откроешь, подумалось Конану. Ну, откроешь, перевернешь, а оттуда вывалится кусок собачьего дерьма - тоже окаменевшего, еще лет сто назад... Веселая шутка!

- Клянусь Кромом, - пробормотал он, - таким весельчакам надо выпускать кишки! Или снимать кожу ремнями от шеи до пяток!

По молодости лет ничего более страшного он придумать не мог.

Наконец, встав, Конан подошел к сосуду и ощупал его. Стекло сильно нагрелось на солнце и чуть ли не обжигало пальцы; пробормотав проклятье, он отдернул руку. Вероятно, не имело никакого смысла сидеть тут, уставившись на зеленый горшок с куском старого дерьма внутри, и киммериец, поборов сильное искушение забросить свою находку обратно в воду, решил, что пришла пора действовать. Однако он не потерял осторожности и не собирался искушать судьбу, ковыряя пробку своим ножом; эту штуку следовало вскрыть с максимально далекого расстояния.

Оглядевшись, он приметил невдалеке валун в половину человеческого роста, торчавший из песка. Подняв свою находку, Конан отправился к нему, прикопал сосуд рядом - так, чтобы наружу торчало только горлышко, - затем очертил вокруг камня две окружности. Напрягая память, он попытался изобразить между ними пяток рун - тех самых, которые его отец, коваль и оружейник, обычно высекал на рукоятях мечей; считалось, что они предохраняют владельца от поражений, от ран и прочих бед. Закончив свое нехитрое колдовство, Конан подобрал пару округлых галек величиной с кулак и отступил от валуна шагов на двадцать.

Он подбросил свой снаряд на ладони; его тяжесть действовала успокаивающе. Безусловно, такой булыжник в драке был понадежнее деревянной стрелы без наконечника или короткого ножа со сточенным лезвием. Снова подкинув его вверх, Конан подумал, что с небольшого расстояния сумеет расшибить лоб любому демону - конечно, если тот не будет размером с гору. Ну, тогда одна надежда - на быстрые ноги... Он прицелился, резко швырнул камень и тут же потянулся за вторым.

Удар был точен и сокрушителен; жалобно звякнуло стекло, зеленоватые льдистые осколки взметнулись и опали на песок, верхняя часть горшка вместе с пробкой отлетела в сторону. Сосуд слегка перекосило; теперь обломок горлышка упирался в валун.

Конан ждал, сжимая в правой руке камень и положив левую на рукоять ножа. Долгое время ничего не происходило, и он уже решил подойти поближе и освидетельствовать содержимое сосуда, но тут над ним словно бы взвился легкий парок, от которого потянуло зловонием. Изрядной вонью, по правде говоря; юный киммериец ощутил ее за два десятка шагов и сморщился.

- Все-таки дерьмо, - буркнул он, оставив в покое нож и опуская камень. - Собачье дерьмо, клянусь гневом Крома!

Тем временем белесый парок начал постепенно сгущаться, и Конан, приглядевшись к его медленно вращавшимся завиткам, почувствовал, как по спине пробежал холодный озноб. Пожалуй, он поторопился с выводом насчет содержимого этой штуки; если в ней и была заключена какая-то древняя мерзость, то она явно не относилась к собачьим фекалиям. Он снова взялся за нож и, обернувшись, измерил взглядом расстояние до скал. К счастью, они находились в успокоительной близости, и в невысокой гранитной гряде было великое множество трещин, расселин и узких каньончиков, где можно было скрыться в случае опасности. С привычным и острым сожалением он подумал, что лишен меча; меч в руках был бы куда надежней, чем этот каменный лабиринт за спиной.

Белесый туман потемнел и теперь медленно, словно бы с ленцой, крутился над самым валуном, вытягиваясь невысоким столбиком. Внезапно его вращение прекратилось; дым начал густеть, покачиваясь под порывами ветра то вперед, то назад. Когда он отклонялся в сторону Конана, киммерийца окатывала волна зловония - словно там, на валуне, стояла корзина с тухлыми битыми яйцами. Он сморщился, чихнул и отступил еще на пяток шагов.

Туман окончательно отвердел, отлившись в некую странную форму; на камне перед Конаном сидело небольшое костлявое создание с обвислой серой кожей, сильно напоминавшее крысу. У него была вытянутая мордочка с каким-то подобием уныло обвисших усов, остроконечные уши, темные мутноватые глазки, руки со скрюченными пальцами, выпирающий хребет и ребра, которые не составляло труда пересчитать издалека. Колени казались шишковатыми и мосластыми, тощие ноги заканчивались плоскими ступнями, неожиданно огромными для такого щуплого существа, волос на голове не было и в помине. Плечи странной твари, одновременно похожей и непохожей на человека, прикрывал пепельного цвета плащ, но стоило ей шевельнуться, как Конан понял, что видит крылья.

Тем не менее, киммериец уже не боялся. Да, перед ним был демон, неведомо кем и когда заточенный в стеклянный сосуд; но до чего же жалко он выглядел! Вероятно, в мире не существовало другой такой унылой твари, такой скучной, серой - и такой вонючей! Может, сей убогий вид являлся следствием долгого пребывания в запечатанном горшке, может, был присущ серому демону всегда; в любом случае не стоило тратить на него камень. Это крысоподобное существо не походило ни на грозного ифрита, плюющегося огненными языками (как о том рассказывали Конану), ни на инкуба, высасывающего из жертвы кровь во время ласк в постели, но на оборотня с клыками в пол-ладони. Конан вообще засомневался, есть ли у него зубы.