Уму довольно трудно принять, что есть нечто необъяснимое. Ум полон безумного стремления все объяснить... если не объяснить, то, по крайней мере, отмахнуться! Все, что остается загадкой, парадоксом, продолжает беспокоить ум.

Вся история философии, религии, науки, математики имеет один и тот же корень, один и тот же ум – один и тот же зуд. Ты можешь почесаться определенным образом; кто-то другой сделает это по-другому... но этот зуд нужно понять. Этот зуд – верование, что существование не таинственно. Ум может чувствовать себя как дома, только если существование разъяснено.

Религия сделала это, создав Бога, Святого Духа, Единородного сына; разные религии делали разные вещи. Это их способы закрыть незакрываемые прорехи; что бы ты ни сделал, прореха сохраняется. Фактически, чем больше ты ее покрываешь, тем более она подчеркнута. Само твое усилие показывает страх, что кто-то увидит это прореху.

Когда я был ребенком, это происходило каждый день, потому что я любил лазать по деревьям, и чем выше было дерево, тем больше это приносило радости. И, естественно, много раз я падал с деревьев; у меня до сих пор шрамы от этих царапин где-то на ногах и на коленях. Поскольку каждый день я лазал по деревьям, моя одежда постоянно была порвана. И моя мать говорила:

- Не ходи гулять с этой дыркой. Позволь мне ее заштопать.

- Нет, – говорил я, – не нужно штопать.

- Но люди подумают... ты сын лучшего торговца одеждой в городе, но все время бродишь по всему городу в порванной одежде, и никто о ней не заботится.

- Если ты ее заштопаешь, – говорил я, – она станет уродливой. Прямо сейчас все видят, что дыра свежая. Я не вышел из дому с этой дырой. Она свежая, я просто упал с дерева. Но с твоей заплатой она будет выглядеть как старая вещь, которую я выдаю за новую.

Твоя заплата заставит меня выглядеть бедным, а моя разорванная рубашка заставляет меня выглядеть храбрым. Не волнуйся об этом. И каждому, кто мне что-то скажет, я могу бросить вызов: «Можешь пойти со мной к этому дереву, и если у тебя получится не упасть, только тогда у тебя будет право что-то сказать».

В Индии есть некоторые деревья, которые очень мягкие и легко ломаются. Одно из них называется джамун. У джамуна очень сладкие плоды, но это дерево вырастает очень высоким и очень слабым; его ветки могут сломаться в любой момент. И если не забраться достаточно высоко, нельзя получить самые лучшие фрукты, потому что те, что росли снизу, уже сорвали люди другого качества – те, кто не осмелился подняться выше десяти футов.

Если тебе хватит храбрости подняться на тридцать футов, там растут действительно сочные фрукты. Они сохраняются для тех, у кого есть храбрость. Но оттуда падение почти гарантировано. С этим ничего нельзя сделать, это не в твоих руках. Небольшой ветер... Ты можешь оказаться внизу очень быстро; целая ветка отламывается от дерева, и прежде чем ты что-нибудь можешь сделать, ты уже на земле.

Но моя мать никогда не могла понять мою идею. Я пытался ей объяснить:

- Это очень просто. Если ты не зашила мне рубашку, это просто значит, что разрыв свежий; это случилось только что. Но если рубашка зашита – это, несомненно, показывает, что дыра не свежая; ты вышел из дому в зашитой рубашке. Она выделяется больше, а я не хочу, чтобы меня считали бедным.

Она говорила:

- Я не могу понять, что у тебя за ум, потому что вес остальные в доме... когда у кого-то рвется рубашка или отрываются пуговицы, они приходят ко мне и говорят: «Мне нужно идти – сначала зашей дыру». Ты единственный... Я сама прихожу к тебе, и все же ты не хочешь, чтобы дыра была зашита.

- Нет, дело не в том, зашита ли дыра. Если хочешь, дай мне другую рубашку, я согласен. Зашитую рубашку я не буду носить. Если она останется незашитой, я буду носить ее целый год; нет никаких проблем, потому что дыра всегда свежая. Я могу всегда сказать, что только что упал с дерева.

Вся история ума, в разных его ветвях, делала эту штопку – особенно в математике, потому что математика это в чистом виде умственная игра. Есть математики, которые думают, что это не так, точно так же как есть теологи, которые думают, что Бог это реальность. Бог это только идея. И если бы у лошадей были идеи, их Бог был бы лошадью. Можно сказать с полной уверенностью, что он не был бы человеком, потому что человек был так жесток к лошадям, что его они могут воспринять только как дьявола, не Бога. Но тогда у любого животного будет свое представление о Боге, точно так же как свое представление о Боге у каждого человеческого существа.

Идеи становятся заменителями, когда жизнь таинственна, и ты находишь, что прореха не может быть заполнена реальностью. Ты заполняешь эти прорехи идеями; по крайней мере, ты чувствуешь удовлетворение от того, что жизнь понятна.

Думал ли ты когда-нибудь о слове «понимать»? Оно означает то, что «стоит под тобой». Странно, что это слово мало-помалу приняло значение далекое от первоначального: все, что ты можешь заставить стоять под собой, под твоим большим пальцем, под твоей властью, под твоим каблуком; то, чему ты хозяин.

Люди пытались понять жизнь таким же образом, так, чтобы они могли бросить жизнь себе под ноги и объявить:

- Мы хозяева. Теперь нет ничего такого, чего мы не понимаем.

Но это невозможно. Что бы ты ни делал, жизнь это тайна, и она останется тайной.

Запредельное есть во всем. Мы окружены запредельным. Это запредельное есть Бог, в это запредельное нужно проникнуть. Оно внутри, оно снаружи; оно всегда здесь. И если ты забываешь о нем... как мы обычно делаем, потому что очень некомфортно, неудобно смотреть в запредельное. Так человек, заглядывая в бездну, начинает дрожать, ему становится плохо. Само осознание бездны заставляет тебя дрожать. Никто не смотрит в бездну, мы продолжаем смотреть в другие стороны, мы продолжаем избегать реального. Реальное подобно бездне, потому что реальное, это великая пустота. Это бесконечное небо без границ. Будда говорит: дурангама – быть доступным запредельному. Никогда не оставайся скованным границами, всегда нарушай границы. Создай границы, если они тебе нужны, но всегда помни, что должен из них выйти. Никогда не создавай тюрьму.