-- Ничего особенного,  -- скромно сказал Алан,  -- я возвращался сюда каждый год после сорок шестого.

   -- Что же влечёт вас сюда?  -- спросил я, подозревая, что сам знаю ответ. Этот человек был самым типичным образцом адреналинового маньяка из виденных мною.

   -- Видишь ли, я тоскую по друзьям и по родине,  -- ответил он.  -- Франция -- прекрасная страна, что и говорить, но я тоскую по вереску и по оленям. Затем у меня тут небольшое дело: я набираю юношей на службу французскому королю -- рекрутов, понимаешь? Это приносит немного денег. Но главным образом я езжу по делу моего вождя, Ардшила.

   -- Мне казалось, что вашего вождя зовут Эпин,  -- сказал я.

   -- Да, но Ардшил -- глава клана, -- отвечал он, хотя его слова мало что мне объяснили.  -- Видишь ли, Дэвид, он царской крови, и носит имя королей, и всю свою жизнь прожил знатным человеком, а теперь его довели до того, что он должен жить во Франции, как бедное частное лицо. Я своими глазами видел, как он, которому стоило только свистнуть, чтобы тут же собрать сорок вооружённых ратников, покупал на рынке масло и нес его домой в капустном листе. Это не только тяжело, но и позорно для нашей семьи и всего клана. А тут его дети, надежда Эпина, которых в той дальней стране надо обучать разным наукам и умению владеть оружием. Арендаторы Эпина сейчас должны платить подать королю Георгу. Но сегодня они непоколебимо верны своему вождю, и благодаря этой любви, некоторому нажиму, и кое-каким угрозам, бедный народ сколачивает вторую подать для Ардшила. А я, Дэвид, доставляю её!  -- И он ударил по своему поясу так, что гинеи зазвенели.

   -- Они платят две подати?  -- вскричал я.

   -- Две, Дэвид,  -- сказал он.

   -- Как, две арендные платы?  -- повторил я.

   -- Да, Дэвид,  -- сказал он.  -- Я рассказывал капиталу другое, но это правда. Меня даже удивляет, как мало давления пришлось на них оказать. Но всё это дело моего славного родственника и друга моего отца, Джеймса Глэнского, то есть Джеймса Стюарта, единокровного брата Ардшиля. Он собирает деньги и распоряжается ими.

   Тут я впервые услышал имя Джеймса Стюарта, который впоследствии стал знаменитым, когда его собирались вешать. Но тогда я на это не обратил внимания: мои мысли были заняты щедростью бедных хайлэндеров.

   -- Это благородно!  -- воскликнул я.  -- Я виг или почти виг, но всё-таки считаю это благородным.

   -- Да,  -- сказал Алан,  -- ты почти что виг, но зато джентльмен, оттого ты и думаешь так. Если бы ты принадлежал к проклятому роду Кемпбеллов, ты бы скрежетал зубами, слыша это. Если бы ты был Красным Лисом...

   При этом имени он стиснул зубы и замолчал. Я никогда не видал такого свирепого лица, какое было у Алана при упоминании о Красном Лисе.

   -- И что это за зверь -- Красный Лис? -- спросил я вроде как боязливо, но все-таки с любопытством.

   -- Кто он такой?  -- закричал Алан.  -- Хорошо, я скажу тебе. Когда кланы были разбиты под Каллоденом и погибло правое дело, а лошади выше копыт бродили в крови лучших людей севера, Ардшилу пришлось бежать, как оленю, по горам с женой и детьми. Трудное было время, прежде чем мы усадили его на корабль. И пока он ещё прятался тут, в вереске, английские негодяи, не будучи в силах лишить его жизни, лишили его прав. Они отняли у него власть и землю, они вырвали оружие из рук членов его клана, владевших им уже тридцать столетий, отняли у них даже одежду, так что теперь считается грехом носить клетчатый плед, и человек может попасть в тюрьму за то, что на нем шотландская юбка. Одного они не могли уничтожить -- любви к своему вождю. Эти гинеи служат доказательством. И вот в какое дело вмешивается Кемпбелл, рыжеволосый Колин из Гленура...

   -- Так это вы его называете Красным Лисом?  -- спросил я.

   -- Попадись он мне только в руки!  -- закричал яростно Алан.  -- Да, этот самый. Он вмешивается в эту историю и получает от короля Георга бумаги, по которым становится так называемым королевским управляющим в Эпине. Вначале он остерегается и находится в приятельских отношениях с Шимусом, то есть с Джеймсом Глэнским, представителем моего вождя. Но мало-помалу до ушей его доходит то, о чем я тебе только что рассказал: как бедные Эпинские фермеры, огородники и стрелки отдают свои последние пледы, чтобы собрать вторую подать и отослать её за море -- Ардшилу и его бедным детям. Как ты назвал это, когда я рассказывал тебе?

   -- Я назвал это благородным, Алан,  -- сказал я.

   -- И это ты, который немногим лучше обыкновенного вига!  -- воскликнул Алан.  -- Но когда это дошло до Колина Роя, то черная кровь Кемпбеллов закипела в нем. Он сидел за кубком с вином и скрежетал зубами. Как, Стюарт получал кусок хлеба, и он не мог помешать этому? Красный Лис, если ты когда-нибудь попадешься мне на расстоянии выстрела, пусть сжалится над тобой господь!  -- Алан остановился, чтобы переварить свой гнев.  -- Что же он делает, Дэвид? Он объявляет, что все местные фермы сдаются в аренду. Он думает в своей черной душе: "Я скоро найду других арендаторов, которые заплатят больше, чем все эти Старты, и МакКолы, и МакРобы (это все имена членов моего клана, Дэвид) и тогда,  -- думает он,  -- Ардшилу придется собирать милостыню на большой дороге во Франции".

   -- Ну,  -- спросил я,  -- и что же произошло?

   Алан бросил трубку, которая давно уже потухла, и положил руки на колени.

   -- Да,  -- сказал он,  -- этого ты никогда не угадаешь! Эти самые Стюарты, МакКолы и МакРобы, которым приходилось платить две арендные платы: одну королю Георгу -- по принуждению, а другую Ардшилу -- добровольно, предложили ему лучшую взятку, чем когда-либо брал какой-либо Кемпбелл во всей обширной Шотландии. А между тем он посылал за арендаторами далеко, до берегов Клайда и до Эдинбурга, приказывал их разыскивать и уговаривать прийти, чтобы заставить Стюарта умереть с голоду и доставить удовольствие Кемпбеллу!

   -- Да, Алан,  -- сказал я,  -- это странная, но хорошая история. И хотя я и частично виг, но рад, что этот человек был побеждён.

   -- Побеждён?  -- переспросил Алан.  -- Значит, ты мало знаешь Кемпбеллов, и в особенности Красного Лиса. Победить его? Этого не будет, пока кровь его не оросит холмов! Но, Дэвид, если наступит день, когда у меня будет время для охоты, то все вересковые заросли Шотландии не укроют его от моей мести!

   -- Алан,  -- сказал я,  -- совершенно бесполезно в холостую давать волю своему гневу. Ваши слова не причинят никакого вреда человеку, которого вы называете Лисом, а вам самим не принесут добра. Расскажите мне всё, просто всё до конца. Что он сделал потом?

   -- Это ты правильно заметил, Дэвид, -- сказал Алан. -- Правда, что это, к сожалению, не принесёт ему вреда! Я во всем с тобой согласен, но чувствам не прикажешь. Любому человеку обидно, когда чужие притесняют своих.

   -- Каково бы ни было твоё мнение, -- ответил я,  -- главное в том, кого именно ты относишь к своим. Мне например говорили, что все христиане -- братья, конечно за исключением тех, которые сёстры.