– Давайте-ка отнесем наш трофей в келью этого святоши, давшего обет безбрачия! Пусть это будет доказательством нашего мастерства!

Хордат следил за тем, как люди выполняют его приказания. Мысли его путались. Он был обеспокоен тем, что только что произошло. Епископ Уинфрид, конечно, заинтересуется тем, почему на девушке подобная одежда, но он может думать, что хочет. Хордат не станет ничего объяснять, и уж тем более не станет говорить о таинственном появлении живого двойника пленницы.

Гроза не унималась. Сверкала молния, раскаты грома сотрясали лес. Ветер был таким яростным, что деревья стонали, протестуя. Группа людей сражалась с хлеставшими их ветвями и молодой порослью подлеска. Они были настроены решительно, собираясь во что бы то ни стало довести дело до конца и вернуться в монастырь.

Что-то странное творилось вокруг. Хотя все в доме испытывали растущую тревогу из-за загадочной болезни девочки, из-за нападения на Адама, а затем и на Ллис, ощущали присутствие в округе каких-то неуловимых врагов, все шло как обычно, когда в ранний рассветный час Адам вместе с Вулфом отправился на поиски врагов. Однако к тому времени, когда мужчины в бурю добрались под надежный кров Трокенхольта, все изменилось. Да, все изменилось. И эти изменения Адаму очень не нравились.

Он сделал добрый глоток эля, прежде чем аккуратно поставить грубую глиняную кружку на белую скатерть. Невидящим взором он смотрел на закрытое окно, содрогавшееся под сильными порывами ветра. Он игнорировал молчаливый призыв женщины, вдруг ставшей ему почти незнакомой. Это была Ллис и в то же время не Ллис. Его могучая рука угрожающе сжала рукоять острого кинжала, который он обнажил якобы для того, чтобы отрезать кусок жареного мяса, лежавшего перед ним на деревянном блюде.

Сев ужинать с хозяином дома, он был поражен тем, что Ллис тотчас же заняла место рядом с ним и постоянно наклонялась к нему.

С момента появления Мейды и вплоть до его отъезда Ллис заботливо опекала бедную молодую мать, все время находясь поблизости от нее. Но во время церемонии похорон, которая была сокращена из-за плохой погоды, когда они опускали усопшего младенца в небольшую могилку, вырытую Мелвином и Седриком, Ллис едва взглянула в сторону Мейды и вовсе не стремилась ее утешить. Из-за резкого изменения настроения ее защитницы, страх Мейды, которая и так всего боялась, только усилился. Адам пытался понять, что изменилось в Ллис и почему, но не смог, и это раздражало его.

Во время ужина Адам чувствовал, что синеглазая девушка редко отводит от него взгляд. И взгляд этот не был застенчивым, брошенным украдкой, как он мог ожидать. Тот, прежний взгляд был ему даже приятен. Теперь же это был дерзкий взгляд распутницы, которую он встретил в монастыре. Не иначе, как нынешняя гроза смыла с нее личину чистоты и храбрости, оставив личину жестокосердной искусительницы.

Трудно передать, до какой степени это раздражало Адама. И очень беспокоило, потому что это лишь доказывало, как глубоко эта прелестная обольстительница, оказавшаяся на деле такой же лживой, как и другие женщины, пробила броню, которой он окружил себя.

– Не слишком ли далеко я тебя завел сегодня в поисках злодеев, посягающих на мои владения? – спросил Вульф своего друга, который уже обрел прежнее могучее здоровье, но сейчас едва прикоснулся к обильной еде.

Адам покосился на блюдо. Он рассердился на себя, увидев, что большая часть вкусной еды осталась нетронутой.

– Не беспокоит ли тебя рана? – продолжал расспрашивать озабоченный Вульф. – Или ты тоже продолжаешь молиться за исцеление таинственной болезни моей дочурки?

Адам заставил себя улыбнуться и тут же постарался развеять опасения хозяина, на плечи которого и так свалилось множество бед, начиная с болезни малютки, которую удерживали на этом свете лишь неусыпная забота и лечение матери, и кончая неведомыми врагами у леса.

– Я здоровее любого коня в твоей конюшне.

Услышав это заявление, старший из мужчин засмеялся. В ответ на этот смех Адам от души улыбнулся и решил поговорить с хозяином о деле, которое раньше не обсуждал.

– Я просто обдумывал, в каком направлении нам следует продолжить патрулирование. Ты, конечно, лучше знаком с укрытиями и пещерами, способными дать приют тем, кто желает скрываться от глаз людских, но… – Он намеренно сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность своего предложения, которое он раньше не выдвигал из уважения к Вулфу как властелину земли Трокенхольта. – Я бы предложил обыскать тот участок, где пострадали Ллис и Аня.

Адам видел, как при его словах, вызвавших неприятные воспоминания, затвердели губы Вулфа, но он был уверен, что инстинкт воина не подведет друга.

– Ладно, утром. Лучше всего начать с этой тропы, – сказал Вульф.

Адам был рад, что смог отвлечь внимание Вульфа от собственного состояния, от своего растущего напряжения… но он предпочел бы сделать это, не напоминая другу о его близких, ставших жертвами злых сил, которые все еще оставались вне их досягаемости. При этой мысли он вновь осознал, как изменился облик прелестной девушки: она сбросила маску и вновь превратилась в существо, которое он презирал.

Элис поначалу заморгала под прищуренным взглядом золотистых глаз, потом дерзко уставилась прямо в глаза Адаму и подумала, что мягкосердечная Ллис была не слишком сильна в искусстве обольщения. Это ее позабавило. Во-первых, Ллис дважды не почувствовала опасности. А во-вторых, этот поразительно красивый мужчина явно пытается сопротивляться ее чарам.

Ну что ж, сопротивление сделает ее победу более сладостной. А в победе она не сомневалась, сопротивление было лишь небольшой задержкой на пути к желаемому, его не стоило воспринимать всерьез. Она его хотела, а поскольку она всегда получала то, что хотела, в свое время она получит и его. На ярко-красных губах появилась самодовольная улыбка. Проще говоря, все дело было в характере тех темных сил, которыми она управляла, а эти силы неизбежно преодолевали все препятствия на пути к достижению ее целей.

Несмотря на благое намерение не встречаться взглядом с обладательницей синих глаз, внимание Адама было приковано к этим глазам, в которых он видел страсть, манившую его открытием неведомых опасных тайн. Однако, когда она начала поглаживать его руку, он сначала напрягся, потом отдернул руку.

– Вам следовало бы отнести ужин вашей подопечной, – Адам кивнул на съежившуюся в темном углу фигурку Мейды, которая тревожно следила за ними.

Его слова прозвучали как выговор. И хотя Элис редко приходилось слышать подобное по отношению к себе, она поняла их правильно. Неужели Ллис была так слаба, что подчинялась мужской воле? Эта мысль укрепила презрительное отношение Элис к своему двойнику, которую она никогда прежде не встречала и видела лишь несколько минут в бессознательном состоянии, пока менялась одеждой.

Элис посмотрела на убитую горем молодую мать, которая, по-видимому, была вверена ее заботам, и раздраженно нахмурилась. Она уже встречала эту девушку некоторое время назад и помнила, как та пресмыкалась перед своим хозяином.

Хотя через несколько мгновений лицо Элис вновь обрело прежнее выражение, Адам уловил недовольство своей соседки по столу. Тем не менее женщина пожала плечами и поднялась, чтобы сделать то, что он велел.

Элис не слишком грациозно встала, налила для своей подопечной миску супа и положила кусок хлеба с сыром на небольшую деревянную тарелку. Потом она подошла к поникшей женщине, чтобы поставить еду на пол так, чтобы та могла дотянуться.

– Только заговори обо мне, и я добьюсь, чтобы тебя вернули хозяину, который наградит тебя новыми тумаками за то, что ты сделала.

И без того маленькая Мейда сжалась еще больше, но от сидящих за столом ее скрывала фигура Элис.

Однако сцена не осталось незамеченной теми, о чьем присутствии Элис забыла.

При приближении Элис к Мейде Пип замер, не донеся кусок хлеба до рта. Он некоторое время оставался в таком положении, опасаясь, что любое движение причинит девушке еще большие неприятности. Он слышал загадочное предупреждение и хотел бы его понять. Такое впечатление, словно Ллис хорошо знает Мейду. Из слов ее было ясно, что своими синяками Мейда обязана жестокому обращению своего хозяина. Но кто был этот хозяин? И где он? Не будет ли это предательством по отношению к Мейде, если он расскажет об услышанном своему лорду Адаму?