— Что ж, ты можешь говорить о новом контракте. Надеюсь, за гонораром дело не станет.

Дэвид махнул рукой:

— А!.. Это долгая процедура…

Босс, Дафф и несколько охранников буквально ворвались в кабинет Дэвида. Пуская клубы дыма из тлеющей сигары, босс потряс в воздухе газетой:

— Совет Безопасности заседает… по нашему вопросу, а вам — формальности? Да понимаете ли вы, что дальше тянуть невозможно? Мы просто не успеем.

И снова наблюдательный Натаниэл уловил радостное выражение на лице Дэвида. Это было короткое мгновенье, какой-то злорадный проблеск в глубине души.

Дафф угрюмо осматривал кабинет, ожидая, что ответит Дэвид, а здоровенные охранники стояли у двери.

Дэвид подождал, пока босс, выговорившись, тяжело опустился в кресло, и произнес так, словно ничего и не произошло:

— Ну, если вы берете это на себя…

— Да-да! — перебил босс. — За технические характеристики отвечаю я!

— В таком случае начинаем немедленно, сейчас же! — воскликнул Дэвид. — И не будем напрасно нервничать…

Этот короткий разговор завершился прямо-таки идиллией. Босс тряс Дэвида за плечи, жал ему руку, произнося комплименты и величая «гением из гениев», «суперменом из суперменов», а тот улыбался, как именинник, и смущался, как хороший актер.

Натаниэлу стало противно от всей этой «сердечности», он вышел на тротуар, усыпанный гравием, и прошептал:

— Комедия с переодеванием.

Каждый раз после разговора с Даффом у Дэвида портилось настроение. Не только Натаниэлу, но даже и себе самому не мог бы он признаться, что нервы его сдают, что ему чем дальше, тем труднее выдерживать свинцовый взгляд и металлический голос нового помощника. Тот вел себя корректно и даже почтительно. Однако Дэвид все время ощущал жесткое излучение враждебности и опасности. Теперь у него уже не осталось никаких сомнений по поводу того, что Дафф получил задание во что бы то ни стало выведать саму суть его открытия. О каких бы процессах ни шла речь, Дафф неизменно подводил к самому главному: как изолируется антивещество? Каков механизм его получения?

С одной стороны, это свидетельствовало о том, что он очень далек от истины, раз считает, что в Пирамидальных бомбах антивещество удерживается в готовом виде, а с другой выдавало его назойливую целеустремленность, от которой веяло самыми нежелательными намерениями. О, если бы ему удалось достигнуть своего, тогда Дэвид тут же оказался бы вне игры и, весьма вероятно, вне жизни.

Но игра продолжалась! Каждую субботу точно по графику изготавливалась бомба нового, ракетного образца. На специальной платформе на мягком ходу с величайшей осторожностью перевозили ее из цеха в арсенал. Словно это было новорожденное дитя или нежный цветок, с которого могут осыпаться лепестки.

И каждый раз, наблюдая эту торжественную операцию, Дэвид улыбался.

«Чему он радуется? — думал Натаниэл, видя его веселые глаза. — Ведь еще неизвестно, как все это обернется».

А Дэвиду было смешно потому, что он хорошо знал: пирамиды совершенно безопасны сейчас, до включения «магнитного реверса». Их можно двигать бульдозером по камню. И даже Натаниэл об этом не догадывался, и никто на свете! Вот только Дафф посматривает как-то вроде бы подозрительно… Ну что ж, уже недолго… Скоро вся эта игра кончится, и он, Дэвид, сможет осуществить свой неслыханный эксперимент!

Платформа с бомбой съехала на пандус, выстеленный рифленой резиной, и медленно опустилась вниз, под бетонное покрытие. Босс лично наблюдал всю процедуру и возвращался в свою контору только после того, как массивные двери склада сходились и перед ними вставали двое часовых.

— Ну, вот еще одна… — вздохнул Натаниэл.

— Радуйся, друг мой! — Дэвид положил ему руку на плечо. Скоро закончим программу. Finis coronat opus[3].

Натаниэл невесело усмехнулся.

— Смотря какой финиш.

Они пошли пальмовой аллеей в сторону моря. И Натаниэл рассказал о своих опасениях. Он боялся, что Дэвиду не удастся перехитрить клику, с которой они подписали контракт, что поджигатели войны, получив такое оружие, смогут пойти на какую угодно авантюру, а Дэвида и его просто-напросто ликвидируют, чтобы не мешали. Поэтому нельзя терять время, нужно бежать отсюда, пока не поздно, бежать немедленно, этой же ночью. Субмарина патрулирует в международных водах, вышлют катер — стоит только подать сигнал.

— Ну скажи на милость, неужели тебе так хочется балансировать над пропастью? — воскликнул Натаниэл.

Дэвид вздохнул:

— Во-первых, мы еще не выполнили программу. Пирамидок должно быть…

— Переживаешь за контракт? — перебил Натаниэл.

— Нет, — спокойно ответил Дэвид, — пирамидки нужны мне. Я готовлю грандиозный эксперимент…

— А они готовят военную авантюру!

— И, кроме того, — продолжал Дэвид, игнорируя реплику друга, — следует смотреть на все это шире. Слышал ведь — заседает Совет Безопасности! Что же касается субмарины, то так можно угодить из огня да в полымя… Не очень-то доверяй этим благодетелям.

Окончательно сбитый с толку, Натаниэл не знал, что и сказать, только пожал плечами. Выходит, его знаменитый друг не раскрывает всех своих замыслов и что-то важное имеет в виду. Эксперимент… До сих пор Натаниэл был убежден: именно то, что они делают здесь, и есть эксперимент, а Дэвид, оказывается, считает это всего-навсего подготовкой… Что же это за эксперимент может быть? Странно…

И неожиданно мелькнула мысль: а что, если Дэвид… стал маньяком? Нервное напряжение последних месяцев могло отразиться на его психике…

Но, взглянув на загорелое лицо, на спокойные, даже задумчивые глаза Кинга, Натаниэл тут же отогнал эти сомнения. Нет-нет, Дэвид рассуждает логично, трезво, критически оценивает ситуацию, да и вообще он совершенно здоров! А что скрытен, так этого, как говорится, требует сама жизнь…

— Не горюй, Нат! Все будет хорошо. Потерпи немного, скоро вернешься к семье… — Дэвид хотел было сказать о кругленькой сумме, которая уже лежала на счету Натаниэла, но почему-то сдержался. Пожалуй, потому, что дело в конце-то концов не в деньгах, нужно уважать человеческие чувства. — Я понимаю: жена, дети…

Уверенный голос, дружеская улыбка Дэвида развеяли тяжелое настроение Натаниэла, и ситуация на острове уже не казалась ему такой мрачной, и снова появились в его поле зрения и волны, и солнце, и пальмы… Мудро сказал однажды Дэвид: мозг человека — мыслящая масса, которую необходимо соответственно сориентировать и настроить.

Вернулись в лабораторию и сразу окунулись в работу. Появился Дафф, но почему-то не сел за свой рабочий стол, а только прошелся взад-вперед, словно что-то ища, и тут же выскользнул за дверь. Дэвид и Натаниэл удивленно переглянулись. Впрочем, они бы не удивлялись, если бы знали то, что знал Дафф. Час назад Совет Безопасности единогласно решил применить превентивные санкции против Южной Республики, чтобы сохранить мир, который человечество добыло ценой величайших жертв. Как отреагирует на это правительство Южной Республики, еще неизвестно, но босса вызвал премьер-министр, и тот уже улетел с острова, оставив за себя Даффа, который к тому же имел инструкции от секретной службы из самой столицы. И никто не знал, Дафф в том числе, что истекает последний день их работы на острове Сирен.

Вечер прошел обычно, если не считать того, что «по техническим причинам» была приостановлена подача тока во все жилые помещения, и экраны телевизоров напоминали огромные бельма. На остров опустилась тишина.

В коттедже Дэвида было, наверно, тише, чем всюду: телевизор молчал, молчала и Терри. Дэвид нервничал, не находя себе места. То садился в кресло, то бродил по всей квартире. Наконец вошел в спальню и, увидев, что Терри не спит, присел на край кровати. Заговорил глухим голосом:

— Терри, послушай… Я понимаю твое настроение, но прошу тебя — и ты меня пойми. Постарайся, милая… — Терри не ответила, он немного помолчал, посматривая на ее золотистую голову, потом продолжил: — Не думай, что я так вот живу для собственного удовольствия, ты ведь знаешь, я далек от мещанских устремлений. Был бы я склонен к обывательский философии, вероятно, напоминал бы слепого, который в темной комнате ловит черную кошку, которой там нет. Скоро, совсем скоро ты узнаешь все — ты слышишь? — все. В жизни каждого человека бывают критические моменты. Теперь такой момент настает для нас. Скоро мы будем свободны, нас ждет воля! А теперь скажи… ну, скажи, что ты не сердишься на меня, скажи. Пожалуйста, прошу тебя!