— Как по-вашему, что мог сделать профессор с остатками взрывчатки?

— Нам кажется, он употребил ее на минирование пещеры изнутри.

— Что можете еще добавить к сказанному?

— Больше ничего.

— Вы, Лон?

Молодой солдат замялся, опустил глаза:

— Н-ничего, эрт капитан.

— Вы что-то хотите скрыть от меня?

— Никак нет… Просто один наш товарищ видел на мысе Аву человека…

— Тебя о деле спрашивают, а не о солдатских байках, буркнул Ла-Тор. — Этот Ритор начитался всякой фантастики…

— Прошу вас, Лон, продолжайте, — перебил сентвер.

— Ну… под утро это было… на десятое июля. Ритор шел в батальон с пакетом от начальника штаба и увидел его. Говорит, ростом он был ниже меня — метра полтора. Прилетел на прозрачном аппарате и снизился как раз на том месте, где произошел взрыв. Незнакомый был, наверное, в трико — отсвечивало оно, будто стекло, — да и лицо тоже казалось каким-то стеклянным… Он долго бродил по взрыхленной земле, вроде расстроенный такой…

— Расстроенный?

— Ритор говорит — расстроенный… Минут этак через пять снова полез в свой тесный аппарат, да вот что-то у него там разладилось — не полетел: немного поднялся и упал чуть не в море. Пока он возился со своей машиной. Ритор добежал до батальона и сообщил дежурному о том, что видел. Дежурный поднял взвод солдат, но ни странного человека, ни прозрачного аппарата не было и в помине. Попался, правда, другой человек — высокий, в старомодном костюме, — он удалялся в сторону дороги, которая ведет к городу. Ритор клянется, будто лицо у того высокого тоже было чудным, — словно не свое.

— Так. — Рэст старался успокоить возникшее волнение. — А какого цвета на нем был костюм?

— Ритор сказал — голубой… такой пушистый.

— Байки все это, эрт капитан, — снова вмешался Ла-Тор. Начитаются всякой фантастики…

Рэст натянуто улыбнулся.

— Собираю солдатские байки, — сказал он, утирая лицо платком. — Записал уже больше сотни… Так, говорите, вашего товарища зовут Ритор? Придется послушать и его…

Закончив допрос, сентвер закрыл глаза и попробовал привести в порядок мысли. Недавнее сообщение в прессе о загадочном черном диске, опустившемся на поверхность большой луны, теперь неотступно тревожило ум. Появление на мысе незнакомца было, видимо, в прямой связи с прилетом черного диска.

Перед Рэстом лежало несколько листов бумаги с пометками по делу. Он сосредоточенно водил линии красным карандашом туда, сюда, — потом поднялся и стал расхаживать по кабинету.

Экспертиза установила наличие в организме Грена большой дозы серенция, но не подтвердила факта насильственных действий. Значит, вовсе не исключено, что профессор принял яд сам, добровольно, и если так, то причину искать надо…

— Ну что, Тум, кое-что уже вырисовывается? — сказал Рэст. — Еще немного — и все встанет на свои места. А вот со стариком Росом придется помириться. Без него нам не закончить следствия… Впрочем, есть еще одно звено.

— Многокольцевой аппарат?

— Вот именно. Но с этим проще. Кстати, займись, пожалуйста, списком и подготовь индексы указанных точек. Нам они могут понадобиться сегодня же. А может быть, и нет, ведь должен же кто-то откликнуться на наше заявление!

— Вызов, эрт Рэст! Наверно, это и есть тот, кого вы ждете?

Капитан включил экран и увидел незнакомое лицо, пересеченное по щекам двумя вертикальными складками. Из-под мохнатых пучков белесых бровей смотрели беспокойнью, глубоко сидящие глаза.

— Я… эта… — начал мужчина и смущенно погладил щетинистый подбородок. — Я… эта… дежурный печи. Пигур мое имя. Тут говорят, вас интересует все о профессоре Грене?

— Да, да, эрт Пигур, прошу вас!

— Эта… Может, вам не мешало бы знать, что профессор тут как-то заглядывал в мое дежурство и сам — вроде, воровато так — кинул в печь какую-то штуковину из серого металла. Похоже, наперед поломал ее и… вот кинул.

— Какого числа это было?

— Десятого июля, перед самым концом рабочего дня. Вроде он был не в себе. Я… эта… ни о чем его не расспрашивал, а он… эта… ничего не сказал. Тогда мне не показалось подозрительным — к нам частенько приходят сжигать что-нибудь, — но нынче, как я услышал вашу просьбу…

— Скажите, эрт Пигур, в вашей печи имеется автомат-фотограф?

— Как же, есть. Эта… мало ли что несут сжигать — вот он и снимает. А после комиссия глядит, что и как.

— Комиссия уже просматривала снимки за десятое июля?

— Не должно, эрт. Они будут проверяться первого августа. Это бывает раз в месяц.

— Отлично. Спасибо, эрт Пигур, — сказал сентвер. — Очень нужное показание вы дали. А снимок того странного серого металла я возьму у вас сегодня же.

Эрт Рос был бледен и смущен. Щека дергалась сильнее обычного. Без очков лицо казалось незнакомым, чужим.

— Э-э… прошу извинить, эрт Рэст, мою, так сказать, горячность. Вы, по-видимому, были… э-э-э… правы. М-да. Мне сейчас жена такое сказала! Впрочем, послушайте ее сами.

В середине экрана появилась эрси Дара Рос, женщина с усталым лицом, которое еще хранило следы прежней красоты. Она безразлично взглянула на Рэста и, приложив платок к покрасневшим глазам, тихо начала:

— Однажды…

— Простите: когда именно?

— Восьмого июля. Я вернулась домой раньше обычного. Дверь оказалась открытой. Меня это обеспокоило, хотя внучка, убегая гулять, иногда забывает запирать двери. Дело в том, что шестого и седьмого числа кто-то проникал в нашу квартиру. И в этот раз я обнаружила некоторый беспорядок. Я сразу прошла в дальнюю комнату и увидела спрятавшегося за портьерой Грена. Он сказал что-то бессвязное о каком-то документе, но я сразу поняла: лжет. Грен лгал! Это было так несовместимо с моим представлением о нем, что я готова была закричать!.. Мужу ничего не сказала, боясь расстроить: ведь они были друзья. Тогда я не знала, что нужно было Грену в нашей квартире, но теперь мы оба уверены; искал он кассеты. Одну он взял.

— Взял! — вскрикнул Рэст. — А другая? Другая кассета?

— Вторую нашли. У внучки в игрушках.

— А!.. Эрт Рос! Эрт Рос! — Капитан нетерпеливо замахал рукой, как бы вызывая ученого из-за экрана. — Вы проявили кассету?

— Э-э… не успел. Все как-то, знаете ли…

— Прошу пока ничего не предпринимать! Я сейчас же заеду к вам за нею. Я сам проявлю ее!

— Хорошо, э-эрт Рэст.

— У меня еще вопрос. Не было ли у вас с профессором Греном разговора о кассетах?

— Был. Был, голубчик, как же. На другой день после нашего возвращения. Грен зашел ко мне на работу и спросил, где кассета и проявил ли я ее. М-да… Он был уверен, что кассета одна — я ему ничего не говорил о второй. Он выразил желание иметь ее, и я уже согласился, но мы немного повздорили, он рассердился и заявил, что больше никогда не переступит порог моего дома…

Я еще тогда почувствовал неясную беду и понимал, что обе пленки представляют определенную ценность, и поэтому считал необходимым через неделю передать их в Совет. Грен был против этого. Вообще он сильно изменился в последнее время, голубчик. М-да… Приходил я к нему мириться седьмого июля и в порядке дружественного шага попросил подарить мне его робота Стима. Он же вдруг спросил меня: «Что бы ты сказал, Рос, если бы я на самом деле был не человеком, а просто роботом, как Стим?» Я ответил, что гордился бы таким роботом.

— Так, так… Любопытно. — Сентвер выжидающе посмотрел на свидетеля. — В пещере вы взяли только многокольцевой аппарат?

Рос смущенно потупился:

— Собственно… Видимо, по рассеянности я положил в карман — уверяю вас, совершенно… э-э… не умышленно! — черный стекловидный ромбоэдр. Вряд ли он представляет какую-либо ценность для науки.

— Как он выглядит?

— Э-э-э… обычный шестигранник. Небольшой — с куриное яйцо. Легкий, С одной матовой гранью… Внучке он ужасно нравится! — Ученый тепло улыбнулся. — Повозилась с ним день-другой и заявила, будто «черная игрушка» показала ей страшное кино. Какова фантазерка, эрт!