– Все хорошо. Просто я не расположена к бурному проявлению чувств, ты же меня знаешь.

– Все у тебя уладится. Всему свое время, поверь мне. Будь терпелива. Женщина должна создать дом для мужа. У мужчин нелегкая жизнь, приходится бороться за место под солнцем. Женщина должна стать для него прибежищем.

А где искать прибежища женщине, подумала Айрис, испытывая обиду от того, что ей дают такой банальный, упрощенный совет.

– Ты принадлежишь своему времени, – только и сказала она, и обе поднялись и направились к выходу.

– А ты, я полагаю, опережаешь свое, – ответила Анна.

Они пошли к автостоянке. Оживленная девушка в белой теннисной юбке в складку, с длинными черными волосами, собранными в конский хвост и завязанными алой лентой, помахала Айрис.

– Кто это? – спросила Анна.

– Она играет в паре с Тео в клубе. Он считает, что она отличная теннисистка.

– Внешность у нее во всяком случае броская. Анна задержалась у окна пикапа, пока Айрис заводила машину.

– Айрис, дорогая. Всегда помни, что Тео любит тебя. – Она нарочито смотрела в сторону. – Ты должна забыть ту старую историю. Надеюсь, ты покончила с тем вздором? Помнишь, что я тебе сказала тогда? Ревность разъедает душу.

Проницательная женщина. Догадалась-таки, что дочь волнуется не только из-за своей преподавательской карьеры. Но что мама может знать о ревности? Отец никогда не волочился за женщинами. Он никогда не разъезжал среди бела дня по городу в машине с другой женщиной.

– Пожалуйста, не беспокойся, мама! У меня все в порядке. А сейчас я должна спешить. Дети в любую минуту вернутся домой.

Машина промчалась по центральным улицам и выехала к окраине города. Мимо промелькнуло здание синагоги, куда ходила семья. Это было красивое современное здание из красноватого кирпича, окруженное вечнозелеными деревьями. Выехав на шоссе, Айрис миновала несколько безлюдных кегельбанов, пиццерии, заправочные станции, узкие аллеи и, свернув на боковую дорогу, попала совсем в другой мир. Дорога была окаймлена большими старыми деревьями, и от нее отходили извилистые подъездные аллеи, ведущие к домам, выстроенным в колониальном, а изредка – во французском провинциальном стиле или, во всяком случае, в стиле, который сходил здесь за таковой. Притормозив в самом конце этой тупиковой дороги, Айрис свернула к дому.

Дом стоял в роскошном обрамлении осенних кленов, местами еще сохранивших изумрудную зелень листвы, но в большинстве одевшихся в золотое убранство. Здание из стекла и изящных деревянных панелей красного цвета, казалось, плывет по озеру солнечного света. Еще его можно было сравнить с хрустальной шкатулкой, покоящейся на зеленом травяном подносе.

Во время строительства и в первые годы после его окончания многие приходили смотреть на дом, некоторые восторгались им, другие критиковали необычную «модернистскую» архитектуру. Не слушая ничьих озадаченных возражений, не слишком, впрочем, настойчивых, папа построил его в соответствии со вкусом дочери. Айрис знала, что Тео дом никогда не нравился. Ему больше были по вкусу елизаветинские окна и маленькие укромные уголки английских домов, к которым он привык за годы жизни в Англии, или давящий уют домов Центральной Европы, где он вырос, но он вполне оценил явно дорогой внешний вид дома. По иронии судьбы, стоимость дома была единственным пунктом, беспокоившим Айрис. По ее мнению, уменьшенный вдвое, он все равно был бы таким же просторным и современным и доставлял бы ей столько же гордости и радости. Огромные комнаты, некоторые из которых еще не были меблированы полностью, были великолепны, так же как и просторный двор, засаженный декоративными причудливо подстриженными кустами, и сад. Длинные стены комнат были словно специально предназначены для того, чтобы на них висели картины, и хотя, безусловно, приятно выбирать полотна в галереях на Мэдисон-авеню или Пятьдесят седьмой улице, каждый раз, когда Тео выписывал очередной чек и радостно нес еще одно сокровище к машине, сердце у нее падало. Собственно, именно Тео не стал возражать, а, напротив, всячески поддерживал ее отца, когда тот решил изменить первоначальный проект, увеличив размеры дома. Он же настоял на постройке террасы и теннисного корта и пригласил дорогого дизайнера для декоративного оформления сада. Простая лужайка и естественная рощица были бы ничем не хуже, который раз подумала она.

Стив с Джимми и трое их друзей из шестого и седьмого классов играли в баскетбол на боковом дворе. На секунду прервав игру, они помахали матери.

Какое-то время она наблюдала за ребятами. Хорошие у нее сыновья. Голые по пояс, потные от палящего солнца, дочерна загоревшие в летнем лагере, мальчики являли собой пример неустанной заботы родителей и дедушки с бабушкой. Счастливые дети. Они и не подозревают, как им повезло. Господи, благослови их, подумала она вдруг, и ей захотелось крепко обнять обоих сыновей прямо здесь, на глазах у всех.

Разница в возрасте между ними составляла всего десять с половиной месяцев. В первый год супружеской жизни Айрис с Тео не осторожничали. Тео был пылким любовником, не думающим о возможных последствиях, а она, со своей стороны, нисколько не возражала. Воспоминания заставили ее слегка улыбнуться. Да, она совсем не возражала.

Так у нее появилось двое сыновей. Мальчики были во многом похожи друг на друга и очень дружны. Ни один еще не стал таким же красивым, как Тео, но это наверняка придет позднее. Уже сейчас в них ясно угадывался их будущий облик: они будут высокими и гибкими, с широкими плечами и узкой талией. Глаза у обоих – ясные и честные. Большие золотисто-карие глаза Стива полны солнечного света.

Оба были отличными спортсменами, хорошими друзьями и способными учениками. Джимми, младшему, приходилось больше заниматься, чтобы сделать то, что Стиву давалось быстро и без усилий. Возможно, поэтому иной раз казалось, что Джимми – старший и более собранный. Подчас он даже защищал Стива. Стив всегда избегал применения физической силы не из трусости, а просто потому, что в глубине души у него сидел ужас перед насилием, который Джимми понимал, хотя и не разделял. Джимми в случае необходимости мог пустить в ход кулаки, главным оружием Стива был язык. Стив был полон самых разных идей, которые отстаивал с пеной у рта. Такой живой, такой любознательный, подумала Айрис, он весь прямо искрится.

Оставив мальчиков за игрой, Айрис вошла в дом.

В кухне Лаура в фартуке, доходившем ей почти до щиколоток, вырезала имбирное печенье. Она склонилась над тестом с сосредоточенным выражением лица, закусив нижнюю губу. Рыжевато-каштановые волосы свободно падали ей на щеки; она была копией Анны. Даже незнакомые люди отмечали это сходство, видя их вместе. Образец возродился, минуя одно поколение.

На дальнем конце стола Элла Мэй лущила горох.

– Сегодня у нас большая готовка. Я еще сделаю из этой девочки первоклассную повариху, – сказала она с любовью.

Лаура уже обнаруживала задатки хорошей хозяйки. Опять гены Анны. Ее комната, обитая розовой тканью, была уютным гнездышком. В подарок ко дню рождения – в этом году ей исполнилось девять – она попросила переоборудовать свою комнату, и Тео, к некоторому неудовольствию Айрис, согласился обставить комнату новой мебелью, заменить ковер, лампы, занавеси. Тео согласился бы достать луну с неба, если бы Лаура попросила. На туалетном столике в комнате Лауры стоял подносик для косметики. Когда мне было девять, я вообще мало что знала о косметике, подумала Айрис и вновь подивилась, каким разным с самых детских лет бывает у человека жизненный опыт. Слава Богу, что Лаура – разумная девочка, и на полках у нее стоят книги, которые она читает.

– Лаура мне очень помогла с яблочным пирогом, миссис Штерн, очень помогла.

– Я почистила половину яблок, – сказала Лаура с важным видом.

– Пирог? А по какому случаю?

– Да ни по какому. Просто доктор Штерн очень любит яблочный пирог.

Даже Элла Мэй обожала ее мужа. И Айрис вдруг проговорила:

– Ты так хорошо к нам относишься.