- И что в этом плохого? Как ты могла заметить, она понравилась не только мне. Но мы с Никитой женщин друг у друга не отбираем.

- О, да, вы же друзья! Вы ими просто меняетесь. Смотри, не надорвись в этой гонке за лидером. Никита мне как-то рассказывал, что у него было больше тысячи женщин. А у тебя?

- А у меня меньше, - усмехнулся Слава, - И вот что я тебе скажу, малыш, не трави ты себе душу понапрасну. Честное слово, я к тебе отношусь гораздо лучше, чем ты думаешь. Просто...

- Просто я - урод и калека, да?!

- Нет. Просто тебя нельзя обижать. И не плачь, прошу.

Слава подошел, приподнял мое лицо за подбородок и очень нежно поцеловал сначала в лоб, как ребенка. А потом - в губы.

Глава девятая. О маленькой лжи и большом вранье.

Слава, разумеется, нашел совершенно беспроигрышный ход: первый в моей, так сказать, второй жизни поцелуй (школьные романчики не в счет) потряс меня так, что я ослепла, оглохла и онемела. Ибо даже самой себе боялась признаться в том, что влюблена. По-видимому, я плохая актриса, если Слава прекрасно все понял.

Нет, он меня не пожалел и не делал над собой титанических усилий, чтобы поцеловать. Я ему нравилась, хотя верится в это, конечно, с трудом. И, как ни парадоксально все это звучит, если бы я была не калекой, а нормальной женщиной, у нас бы состоялся нормальный роман. А потом бы мы расстались. Никаких других вариантов не предусматривалось.

- Малыш, - сказал мне тогда Слава, - пойми, я не могу поступить с тобою, как с другими. Так же, как, например, не могу развестись. Напрасно ты сравниваешь меня с Никитой, мы совершенно разные. Мне с тобой уютно, спокойно, легко. И не думай, что если бы мы стали любовниками, наши отношения улучшились бы.

- Ну, конечно! Со мною ты станешь дружить и отдыхать, а когда Никите надоест его новая игрушка...

Слава рассмеялся:

- Слушай, нельзя быть такой ревнивой! Ну, пожалуйста, я Наташу никогда пальцем не трону, если именно это тебя так волнует. С Ириной же у меня были нормальные отношения, никогда я с ней не спал, даже не целовался. Кстати, мы до сих пор время от времени общаемся, именно потому, что... никогда особенно не сближались. Ты мне не веришь?

Тут как раз я ему верила. С Иркой мы довольно часто болтали по телефону, она рассказывала мне, что Слава у нее время от времени бывает и что это ее одновременно успокаивает и волнует. Успокаивает потому, что можно просто сидеть и разговаривать обо всем и ничего из себя не изображать. А волнует потому, что каждый Славин приход напоминает ей про Никиту, а рана еще слишком свежая, болит... Так что Слава мне не врал? и это было приятно. Действительно, похожи с Никитой они были далеко не во всем.

- Что же теперь будет? - неожиданно для себя самой спросила я.

- Ничего не будет, все останется по-прежнему. Просто ты перестанешь забивать себе голову глупостями и не будешь такой ревнивой злючкой. А я буду знать, что здесь мне рады и здесь я могу отдохнуть и успокоиться.

- У тебя так плохо с женой? - осторожно спросила я.

Слава нахмурился:

- Эту проблему я не обсуждаю даже с Никитой. Извини.

- Это ты меня извини. Но я спрашивала не о нас, а о Наташе...

- У меня с ней ничего не будет, наши с тобой добрые отношения для меня важнее мимолетного романчика. А что у нее будет с Никитой, ты, наверное, знаешь лучше меня. Месяц, в лучшем случае, неземной жаркой страсти и очередная длительная и важная "командировка" в район Северного полюса.

Я тоже так думала, но время показало, что мы оба ошиблись. То есть неземная страсть продолжалась не месяц, а три недели, после чего Никита дал мне очередную инструкцию: для Наташи его нет вообще в Москве. Он в командировке, в Нагорном Карабахе, и если вернется живым и здоровым, то тут же ей позвонит. Но лгать на сей раз не пришлось: Наташа не звонила и не проверяла, а также не дежурила под окнами, как некоторые ее предшественницы. Чем, по-видимому, задела самолюбие Никиты, потому что ровно через месяц я услышала по своему телефону-транслятору такой диалог:

- Здравствуй, это я.

- Господи, ты вернулся? Откуда ты?

- От верблюда. Из дома, разумеется. Только что вернулся. Хочешь меня видеть?

- Буду через полчаса...

Я подкараулила Никиту в коридоре и сердито спросила:

- Предупредить о том, что ты вернулся из Карабаха, ты не мог? А если бы я случайно не оказалась в коридоре и не услышала твоего разговора? Как врать - так я, а как...

- Не заводись, подруга, - отмахнулся Никита. - Честно говоря, сам не понимаю, зачем мне понадобилось разогревать вчерашний суп. Ну, захотелось, каприз такой пришел...

"Каприз", однако, оказался затяжным. В тот день Наташа примчалась даже быстрее, чем через полчаса, и оставалась до позднего вечера. На следующий день выяснилось, что Никита дал ей запасной ключ от двери, и уже в два часа она наводила порядок в его комнате, мыла полы и окна, что-то стирала, а к его возвращению приготовила ужин. И осталась ночевать.

Со мною и с Лидией Эдуардовной она разговаривала как-то униженно-подобострастно, точно боялась, что мы чем-то можем ей повредить. Практически она переселилась к Никите, хотя понятия не имею, что она при этом рассказывала своему законному мужу. Позже выяснилось - рассказала все. И даже подала на развод, поскольку ее обожаемый возлюбленный обещал на ней жениться.

- Неужели действительно женится? - спросила я Славу при его очередном появлении. - Ты-то должен знать.

- Если бы Никита женился на всех, кому он это обещал, то ни на что другое у него бы просто не хватило времени, - засмеялся в ответ Слава. - Но вполне может и жениться, с него станется. Ты в любом случае можешь быть спокойна: жена друга для меня особа священная и неприкосновенная.

Слава погладил меня по голове, а я прижалась щекой к его руке. Эти крохи для меня были важнее всех Никитиных любовных похождений вместе взятых.

Лидия Эдуардовна, однако, была настроена менее благодушно, чем я. Для нее, кроме постороннего человека в квартире, вся эта история ровно ничего не значила. А Наташу, которая должна была заменить Ирину, признавать наша "баронесса" не желала. И даже не пыталась это скрыть, как ни уговаривала я ее сменить гнев на милость и стать чуть более приветливой.

- Лично против нее я ничего не имею, - неизменно отвечала мне Лидия Эдуардовна. - Но чует мое сердце, что ничего хорошего из всей этой истории не выйдет. Ты, деточка, еще молодая и совершенно не знаешь жизни. А я предчувствую трагедию, поверь моему опыту. И не хочу больше ни к кому привязываться, потому что не хочу испытывать лишней боли. С меня ее хватит.

С моей точки зрения, старуха просто посильно мстила за Иру, а заодно сводила с Никитой и другие счеты. Как-то она случайно узнала, что он всем и каждому представляет ее как дальнюю родственницу по материнской линии, да еще живущую у него, то есть в лично его квартире. В этом случае привычное уже для нас постоянное вранье соседа переставало быть безобидным и больно ударяло по дворянской гордости старухи. И эта же гордость мешала ей объясниться напрямик с самозваным "родственником". Это было ниже ее достоинства.

К сожалению, открылось еще одно вранье Никиты, куда менее безобидное. Я имею в виду колечко с изумрудом, найденное давным-давно Лидией Эдуардовной и якобы потерянное матерью Никиты во время ночной бомбежки Москвы. Беда Никиты состояла в том, что он не умел врать "прогнозированно", то есть с долгосрочной перспективой. Он и думать забыл о своей сказочке, когда на его день рождения приехала мать. А Лидия Эдуардовна, обещавшая не говорить о кольце Ирине, заговорила о нем с "законной хозяйкой". И по ее округлившимся глазам поняла, что сосед ее в свое время просто-напросто обманул. О чем и сказала ему сразу после ухода гостей.

Это был один из тех редких случаев, когда Никиту Сергеевича "ловили за руку" на вранье, и, не имея возможности выкрутиться, он становился не просто грубым - цинично грубым. Так было при его разрыве с Ириной, так произошло и в этот раз. Никита налился кровью и начал орать, что Лидии Эдуардовне кольцо нужно, как зайцу насморк, что нужды она ни в чем не испытывает, а если испытывает, то пусть скажет ему, и он даст, сколько нужно. А если ее волнует мысль о том, на какие деньги ее будут хоронить, то и в этом он ей с удовольствием поможет, пусть только намекнет.