Но Слободан номинативным быть не хочет, он же уже пожил в России.

- Приглашаю вас на завтрак, - говорит он мне в час ночи, когда вся наша компания уже устала пить, смеяться и говорить. Я с ужасом начинаю вычислять, когда мне требуется проснуться, чтобы успеть на завтрак к чемпиону. Лично у нас завтрак, как и полагается художникам, начинается в обед, обед в ужин... А у адвокатов-чемпионов во сколько?.. Оказывается, я сейчас же должна ехать к нему в гости, чтобы успеть на завтрак. Н-да-а... однако, если самый короткий путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то выбранный Слободаном путь через завтрак к сердцу женщины - дольше и абстрактней, чем к туманности Андромеды.

Однако, пока мы выясняли с ним не проговаривая, что он хочет накормить ли меня завтраком или чтобы я переночевала у него, все оставили нас на площади у его машины.

По дороге домой Мирослав радостно предположил: - Ну вот теперь и сэкономить можно, отдать хозяевам ее комнату.

- Ха-а! Так просто мы даже чемпионам не сдаемся! Ты ее еще не знаешь! - засмеялся Сережа в ответ.

Но Мирослав ему не поверил, такого, по его предположениям быть не могло, и с утра (то есть около полудня) упрямо накрыв для завтрака стол для троих, был очень удивлен, когда я вышла из своей спальнм на веранду. Зачем мне все эти стереотипные игры, - я ведь всю жизнь борюсь с тем, что обычно и не лично. Меня от пошлости с детства тошнит. К тому же с рожденными в бывшей Югославии мужчинами здорово дружить. Вольно! Хорошо, когда без межполовых претензий. Не стоит нарушать этой радостной гармонии приятельства, которую они способны обеспечить по полной программе. Но при иных взаимоотношениях, - видно, что местным женщинам хватает навешанных на них проблем. Мужских амбиций у них еще больше, чем у наших. А ревнивы, чувствуется - жуть! К тому же здорово развращены голодным десантом хохлушек, которые прошлись по всей Европе не оставляя другого мнения о женщинах из бывшего СССР, кроме как о легкой развлекаловке. Противно.

Опять сижу на пляже и складываю из камушков письма без слов. Письма из камня и осколков плитки, ее прибивает сюда из Италии. Кладу каменное сердце на свой паспорт - символично. Не умею я отдыхать ничего не делая. Рядом Ира, увлеченная моими письмами, подкидывает подходящий материал, Сережа, как истинный искусствовед, не может не комментировать мое творчество. Мирослав же сидит все дни в кафе над пляжем, постоянно разговаривает с соотечественниками и пьет вино.

- Что ты там все время болтаешь? Иди к нам, позагорай!

- Я не болтаю. Я завожу нужные связи. Может, кто купит ваши картины.

- Расслабься!

Действительно, что суетиться? Денег хватает. На еду вчетвером тратим не больше двух долларов в день - больше не надо. Правда, готовим сами, но без мороки - как-то все происходит легко - забавное коллективное действие. А бутылка отличного вина здесь стоит 70 центов. Комнаты обходятся в сутки в 3,50 доллара.

Но Мирославу, видимо, не дает покоя слава Остапа Бендера. Всех, с кем, ему кажется, можно завязать хоть какой-то бизнес, он поит в счет открытого ему владельцем кафе кредита. У самого же денег нет - расплачиваться нам. Но мы узнаем об этом в последний день. Чтобы мы расслабились, он угощает нас сухим вином из изюма, мол, не я один пил в кредит. Ничего подобного мы никогда в жизни не пили. Франция со своими дорогими винами отдыхает! К черту их ракию - вот чем надо гордиться!

Но чем расплачиваться? Напил Мирослав в кафе почти раз в десять больше, чем мы проели и пропили все вместе.

- Не беспокойтесь, я сам все оплачу. Подождите.

Ждем. И тут улетает в Москву его последняя надежда - Слободан. Мне хочется отблагодарить его за чудесный отдых и поездки, которые он нам устроил, за скорость под сто сорок, за то снесение крыш гранатами... Я раскидываю перед его машиной прямо на асфальте свои пастели - выбирай! Выбирает черную фигуру женщины на красном фоне. Ну и экстремал по характеру - читаю я его посыл.

- Одна такая в твоем офисе будет слишком резкой, бери тогда уж две.

- А это не будет слишком дорого?

Мне смешно. Его подарок нам - вся Черногория и мой ему несопоставимы.

Он берет пастели и уже садится в машину, как успевает подсуетится Мирослав, и что-то шепчет ему. Слободан горько вздыхает, взмахивает рукой "А-а!.." - и отсчитывает ему деньги.

Мне стыдно. Получается - я впарила Слободану свои картины, а не подарила. Ведь не подари я их ему, у Мирослава бы, наверное, все-таки не хватило бессовесности, клянчить деньги просто так. Слободан уезжает, а Мирослав показательно горд: "Я же говорил, что за все заплачу сам!" А я теперь в его глазах самая большая идиотка: "Такими богатыми женихами разбрасываешься! Такими!.. Да будь я женщиной!.." - повторяет рефреном.

И вдруг в последнюю ночь забыл о своей досаде на жизнь, что родился не женщиной - пошел в мужской авангард. Бьет кулаками в мою дверь в три ночи.

- Елена, мне надо с тобой серьезно поговорить.

Вскакиваю, втягиваюсь в джинсы, натягиваю футболку в три секунды и открываю дверь. Мирослав входит, садится напротив с очень-очень серьезным видом, поправляет очки:

- Елена... Я должен знать?

- Что?!

- Я должен знать - как ты относишься к сексу.

Вот это да-а! Много я видела в жизни приставаний, но чтобы с таким формализмом - никогда!

- Отрицательно, - без всяких пояснений выпаливаю я, с трудом сдерживая конвульсии от внутреннего гогота.

- Все. Понял, - и уходит.

Не отвечать же ему словами Уорхола: "Круче этого - не делать это никогда". Ему жизнь внушила, что секс необходим как спорт, диета, витамины, и он просто обязан этим заниматься с кем ни попадя, если не хочет помереть от... от любви?.. А я хочу, и я уже умираю. Потому что уже люблю, люблю всем своим космически огромным сердцем, то что ему по масштабу - люблю изумленно - Балканы, блин, Балканы.