Меня как дарвиниста интересует такой аспект религии, как её безмерная расточительность, её нелепая барочная бесполезность. Природа – скаредный бухгалтер. Она дрожит над каждым пенни и наказывает за малейшие ненужные траты. Если в дикой природе животное тратит свои силы на ненужные действия, естественный отбор будет отдавать предпочтение его соперникам, которые посвящают все силы выживанию и воспроизводству. Природа не может позволить фривольное jeux desprits, игру ума для забавы. Безжалостный утилитаризм всегда козырь, даже если это и не видно на первый взгляд.
Антинг ( Anting ) – необычная привычка соек «купаться» в муравейнике, побуждая муравьёв проникать в оперение птицы. Никто не знает с точностью, какая польза сойке от такой привычки. Может быть это что-то вроде личной гигиены, чистка оперения от паразитов. Тем не менее, по моему мнению, никакая неопределённость относительно предназначения этой привычки не может и не должна мешать дарвинисту полагать с большой долей уверенности, что эта привычка для чего-то нужна.
Религиозное поведение двуногих приматов требует затрат огромного количества времени. Средневековые кафедральные соборы построены ценой затраты сотен человеко-лет. Церковная музыка и живопись монополизировали таланты средневековых людей. Тысячи, а возможно, и миллионы человеческих жизней загублено, часто после жестоких пыток, за принадлежность к одной религии, а не к её едва отличимой альтернативы. Верующие гибли за своих богов, убивали за них, голодали за них, были козлами отпущения, принимали обет безбрачия или молчания, и всё это ради религии.
Хотя детали для разных культур различны, нет ни одной культуры, в которой не было бы того или иного варианта затратных по времени и средствам, побуждающих к враждебности и подавляющих способности к деторождению религиозных ритуалов. Все это большая загадка для любого, кто мыслит, как дарвинист. Мы догадываемся, почему сойка имеет странную привычку купаться в муравейнике. Не является ли религия вызовом, априорным отрицанием дарвинизма, требующим аналогичного объяснения? Почему мы молимся и оплачиваем дорогостоящие службы, ценой, в отдельных случаях, человеческих жизней?
Но позвольте, при чём здесь дарвинизм? Религиозное поведение имеет отношение к дарвинизму, только если оно широко распространено, а не является редкой аномалией. Очевидно, однако, что оно действительно распространено, и проблема не исчезнет только потому, что разные культуры отличаются в деталях. Как и язык, это явление универсальное, хотя и проявляется по-разному в различных регионах. Не все люди религиозны, что могут подтвердить большинство читателей этого журнала. Но религия как элемент человеческой культуры универсальна. Повсюду в мире имеется тот или иной вид религии, который даже неверующими признаётся такой же нормой для данного общества, как манера одеваться, ухаживать, питаться. Для чего же нужна религия?
Имеются мнения, что религиозная вера предохраняет людей от заболеваний, связанных со стрессом. Немалая часть того, что доктор может дать пациенту – это утешение и успокоение. Мой врач вовсе не практикует наложение рук. Но множество раз меня почти мгновенно вылечивали от небольших заболеваний спокойный голос и интеллигентное лицо человека со стетоскопом. Эффект плацебо хорошо документирован. Доказано, что пустышки-пилюли вообще без всякого фармакологического действия могут приводить улучшению самочувствия. Поэтому испытания лекарств проводятся с использованием плацебо для контроля. По той же причине гомеопатические лекарства иногда дают результат, даже если степень разведения такова, что они содержат такое же фармакологическое количество лекарства, что и контрольные плацебо, то есть нуль молекул.
Является ли религия медицинским плацебо, продляющим жизнь путём уменьшения стресса? Может быть. Хотя скептики подвергают сомнению эту теорию, указывая, что во многих случаях религия только усиливает стресс, а не ослабляет его. В любом случае мне кажется, что теория плацебо слишком слабый аргумент, чтобы оправдать всеобъемлющий и всепроникающий феномен религии. Я не думаю, что мы имеем религию потому, что наши религиозные предки выживали лучше благодаря снижению стресса с помощью религии. Я не думаю, что эта теория достаточно значительна для объяснения феномена религии.
Другие теории вообще не пытаются дать дарвиновское объяснение феномену религии. Я имею в виду утверждения вроде «Религия удовлетворяет наше любопытство относительно вселенной и нашего места в ней» или «Религия утешает. Люди боятся смерти и обращаются к религии, которая обещает жизнь после смерти». Возможно, в этом есть какая-то психологическая правда, но это не дарвиновское объяснение. Как писал Стивен Пинкер в книге «Как работает мозг» ( How the Mind Works . Penguin , 1997), «...возникает только вопрос, почему мозг эволюционировал к тому, чтобы находить удовольствие в верованиях, которые с очевидностью фальшивы. Когда человек замерзает, ему нет никакой пользы думать, что ему тепло; если человек видит перед собой льва, ему нисколько не будет лучше, если он будет верить, что это кролик. (стр. 555).
Дарвиновская версия теории страха смерти могла бы иметь следующую форму: «вера в воскрешение после смерти помогает оттянуть момент проверки её на истинность». Такая теория может быть или верной или неверной, может быть, это ещё один вариант версии стресса и плацебо. Но я не хочу дальше углубляться в этот вопрос. Я просто хочу сказать, как дарвинист должен был бы переформулировать его.
Основанные на психологии утверждения относительно того, почему люди принимают или не принимают религиозную веру, являются приблизительными, частичными. Частичные объяснения ведут в психологию и нейроанатомию. В них нет ничего плохого. Они важны и они научны. Но они не исчерпывающи. Меня как дарвиниста интересует исчерпывающее объяснение . Если нейроанатом находит центр веры в бога в мозгу, дарвинист хочет знать, как этот центр возник, почему те из наших предков, которые получили генетическую предрасположенность к росту центра веры в бога выживают лучше, чем те, у которых такой предрасположенности нет? Исчерпывающий дарвиновский вопрос – не лучший вопрос, не более глубокий вопрос, не более научный вопрос, чем нейрологический вопрос, но это то, о чём я собираюсь говорить здесь.
Некоторые псевдо-исчерпывающие объяснения дают теории группового отбора. Групповой отбор – это спорная теория, что естественный отбор происходит по отношению к группам особей так же, как в соответствии с нормальной дарвиновской теорией он происходит по отношению к отдельным особям в группах. Кэмбриджский антрополог Колин Ренфру ( Colin Renfrew ), например, высказывает предположение, что христанство выжило в процессе групповой селекции благодаря тому, что оно проповедует идею групповой лояльности и братской любви. Подобные предположения делал американский эволюционист Давид Слоан Вильсон ( David Sloan Wilson ) на кафедре дарвинизма ( Darwin ’ s Cathedral ).
Приведём пример, чтобы показать ещё одну возможность того как теория групповой селекции может работать. Племя, возбуждающее своих членов воинственным «богом войны», выигрывает войны против племени, чей бог призывает к миру и гармонии или племени, у которого нет бога вообще. Боевики, которые верят, что мученическая смерть приведёт их прямо в рай, сражаются храбрее и добровольно жертвуют своими жизнями. Поэтому их племя выживает лучше в этом межплеменном отборе, завладевают скотом своих побеждённых соперников, захватывает их женщин в наложницы. Такие успешные племена порождают дочерние племена, которые в свою очередь дают новые дочерние племена, поклоняющиеся тому же племенному богу. Заметим, что это совсем не то же, что выживание самой религии воинственности. Конечно, она выживает, но в данном случае речь о том, что выживает группа людей, носителей этой идеи.
Теории группового отбора вызывают серьёзные возражения. Будучи известным оппонентом этой теории, я должен остерегаться седлать эту лошадку и отвлекаться от предмета этой заметки. Математические модели убедительно показывают, при каких условиях групповая селекция может работать. Доказано, что религии в человеческих обществах устанавливают как раз такие условия. Это интересный теоретический вопрос, но я не буду в него углубляться.