-Он должен выехать в одиннадцать часов утра в ШатоТьерри.
-Он поедет один или с королевой-матерью?
-Этого я еще не знаю.
-Ну, так он встретит меня на своем пути! - заявила герцогиня.
Граф де Кревкер с удивлением посмотрел на герцогиню.
-У меня будет разговор с его величеством! - продолжала Анна.
-О чем же?
-Уж извините, милый граф, это мой секрет!
-Вашему высочеству в последнее время вообще угодно нагромождать тайну на тайну!
-Вот как?
-Господи! - вмешался о. Григорий.- Я вполне согласен с его сиятельством. Вот, например, этот несчастный монашек. Я повиновался вам, герцогиня, и в точности исполнил все ваши инструкции, но все же отказываюсь понимать, какое значение в ваших соображениях может иметь эта игра с превращением Клемана из монаха в дворянина и обратно. У бедняги уже и без того ум заходит за разум!
-Тем лучше! Но его рассудок еще не достаточно омрачился: я хочу, чтобы он окончательно потерялся и не мог определить, кто он такой!
-Но какая цель всего этого? - спросил Эрих.
-Дорогой граф, если вы хотите натравить собаку, как вы поступаете?
-Ну... сначала ее морят голодом.
-Сажают на цепь.
-Именно. А в заключение натравливают на того, на кого нужно! Поняли?
-Не совсем!
-Так поймите: скоро настанет день, когда мне понадобится фанатик, готовый на все! Восстание против Генриха III- долгий путь, и мало ли в силу каких причин оно может и не удастся. Люди ведь крайне смешны в своих воззрениях: для многих особа этого шута на троне все же священна, несмотря ни на что. Ну так вот, если удастся устранить Генриха, то наша задача значительно упрощается. Но при этом нам самим нужно оставаться непременно в стороне. Вот для этого мне и понадобится монах, который будет доведен в своем фанатизме, страсти и безумии до того, что станет покорным орудием в моих руках.
-Но все же при чем здесь эти превращенья?
-А вот увидите, граф! Пока это мой секрет! Ну-с, мои распоряжения исполнены?
-Да, герцогиня. А когда вам угодно будет двинуться в путь?
-Между восьмью и девятью часами утра! А теперь я хочу отдохнуть! До свидания, господа! - и герцогиня, отпустив Кревкера и о. Григория, позвала своих камеристок, чтобы отдохнуть хоть несколько часов.
Утром, в назначенный час, портшез был подан, и герцогиня отправилась в путь, сопровождаемая, как уже знает читатель, пажем Серафином и монашком Жаком, тогда как впереди гордо гарцевал о. Антоний в наряде капитана.
Впрочем, горделивой осанки о. Антония хватило ненадолго. Когда-то, в юности, он езживал верхом, но тому прошло уже много лет, и езда на монастырском осле не могла поддержать его наезднические способности. Поэтому вскоре о. Антоний стал чувствовать себя до крайности неудобно, и его грузное тело мешком съезжало с седла.
Зато Жак держался молодцом. Он сказал правду, когда объяснил Кревкеру, что монахом стал из-за лености. Но эта леность не относилась в детстве к езде верхом и к обращению со шпагой - и с тем, и с другим Жак в самом нежном возрасте управлялся на диво, и, если бы ему позволили обстоятельства, выбрал бы себе военную карьеру. Однако вот тут-то и помешала леность. Чтобы добиться на военной службе сносного положения, надо было обладать либо достаточными средствами, либо терпением, выдержкой и трудолюбием. Отец Жака был беден, как церковная мышь, и не мог дать сыну необходимые средства; пробиваться же рядом долгих лет, терпеть нужду - это было не в характере Жака. Поэтому он должен был поступить в монастырь, где несколько лет не особенно тяжелого послушания с лихвой искупались всей остальной сытой, ленивой и праздной жизнью в хмельном довольстве. Однако, вскочив в седло, Жак-Амори сразу почувствовал себя в родной стихии и принялся гордо гарцевать около портшеза, посылая восторженные взгляды герцогине, которая время от времени награждала его чарующими улыбками.
Так они ехали до обеденного времени. Стало чрезвычайно жарко, мулы были истомлены, лошади в пене. Герцогиня приказала остановиться в первой же гостинице, которая встретится на пути.
Вскоре они доехали до домика, лежавшего при дороге, в двух лье от города Мо.
-Мы здесь поедим и переждем жару,- сказала герцогиня,- а вечером опять двинемся в путь.
Так и сделали. После обеда герцогиня удалилась в отведенную ей комнату, чтобы отдохнуть, а ее спутники тоже разбрелись кто куда. Жак-Амори, усталый от непривычно долгого пути, забрался в конюшню и там сладко вздремнул. Его разбудили грохот и бренчанье какого-то большого поезда. Жак выбежал из конюшни и взглянул на дорогу. Невдалеке в облаках пыли, позлащенной последними лучами заходящего солнца, двигался большой конный отряд. Стук копыт, ржанье лошадей и бряцанье металлических доспехов было причиной шума, разбудившего нашего монашка.
Вдруг окно в гостинице распахнулось, оттуда показалась голова герцогини Монпансье. Ее губы что-то шептали. Если бы Жак был ближе, то услыхал бы, что она говорила:
-А! Наконец-то! Слава Тебе, Господи!
XIII
Поездка из Сен-Клу за Париж несколько рассеяла короля Генриха III, главным образом благодаря стараниям Мовпена, повышенного из пажей в придворные шуты.
Мовпен знал, что недавно еще особой милостью короля пользовался Шико, отличавшийся умом и сумевший с большой выгодой для себя использовать свободу речи, предоставляемую обыкновенно шутам. Вот этого-то Шико, который вдруг таинственным образом исчез, и взял себе за образец Мовпен. Конечно, ему было еще далеко до остроумного Шико, в этом не сомневался и сам Мовпен, но он рассчитывал, во-первых, на нетребовательность .короля, а во-вторых, на то, что с течением времени разовьется навык к этому почтенному ремеслу. К тому же Мовпен был очень неглуп от природы, так что ему удалось с первых же шагов добиться порядочных результатов.
Прежде всего, когда поезд двинулся в путь, Мовпен без всяких церемоний залез в экипаж к королю. Генрих рассмеялся на эту дерзость шута, но не стал протестовать. Он был даже рад этому, так как мог по пути отвести душу в беседе с ним.
Конечно, эта беседа первым делом коснулась событий этого утра.
-Боже мой, боже мой! - стал жаловаться Генрих.- Если брат действительно умер, то кто будет наследовать мне? Мовпен без церемонии расхохотался и ответил: