В Тунисе люди познакомились с войной. Здесь пустыня была усеяна изуродованными грузовиками и танками когда-то гордого африканского корпуса Роммеля, разбитого армиями Александера, Паттона и Монтгомери. В Тунисе солнце жгло еще сильнее, чем в Марокко и Алжире. В тени грушевых-и миндальных деревьев мы пытались найти хоть какое-то укрытие ст палящего зноя, но для тех, кому приходилось работать в бараках из гофрированного железа, спасения не было. Жить и работать приходилось, как в печи. Со стороны пустыни все время дуло горячее сирокко[18], похожее на дыхание ада. В полдень термометр иногда показывал 60 градусов. Впервые нарушилась наша система снабжения, и довольно долго мы питались почти исключительно мармеладом и консервами. К моменту вылета на Сицилию людям настолько осточертела такая жизнь, что они готовы были прыгнуть хоть в огонь, лишь бы выбраться из Африки.

В то время я и сам был взвинчен, но тут было виновато не одно только палящее солнце. Дело касалось некоторых мелочей, которые, однако, нередко оказывают серьезное влияние на отношения между союзными войсками. Во главе английских воздушно-десантных войск в то время стоял генерал-лейтенант Браунинг, находившийся в штабе генерала Эйзенхауэра в качестве советника по вопросам использования воздушно-десантных войск; Он был пионером воздушно-десантного дела и благодаря своей инициативности, смелому и творческому мышлению считался в Англии признанным авторитетом во всех вопросах, касавшихся воздушно-десантных войск.

Вполне естественно, что некоторым из нас казалось немного пренебрежительным его отношение к тем, кто обладал меньшим опытом использования воздушно-десантных войск. Для меня это не было неожиданностью. Я внимательно изучал историю первой мировой войны, слушал рассказы многих наших опытных офицеров и поэтому хорошо знал, что кадровые офицеры французской и английской армий сначала относилась свысока к своим американским коллегам. Они не слишком высоко ценили их боевые качества и еще меньше — их знания в области ведения современной большой войны.

Частично эти настроения, к сожалению, сохранились и к началу второй мировой войны. Когда мы впервые начали работать совместно, некоторые английские офицеры не скрывали, что они невысокого мнения о боевой готовности и опыте американских войск. Конечно, это раздражало американских командиров, которые были вполне уверены в своих силах, в своей военной выучке и гордились своими частями.

Мелкие разногласия, возникавшие в период планирования, раздражали, словно соринка в гл «азу. Все транспортные самолеты для переброски войск были американские, но нам не хватало самолетов для минимального удовлетворения боевых потребностей американских и английских воздушно-десантных войск, которым предстояло высаживаться на Сицилии. Отдавая самолеты англичанам, я понимал, что моим солдатам придется вступать в бой, располагая меньшими силами. Мы непрерывно спорили с генералом Браунингом о том, как распределять самолеты между моей и английской 1-й воздушно-десантной дивизиями. Я чувствовал, что от Браунинга, находившегося при верховном главнокомандующем, в значительной степени зависело как выделение самолетов для американских воздушно-десантных войск, так и их тактическое использование.

Однажды, например, одному из моих батальонных командиров сообщили, что на следующий день для инспектирования его подразделения приедет генерал Браунинг. Естественно, мне это не понравилось, так как я не был поставлен в известность о поездке английского генерала. Уведомление не следовало посылать подчиненному офицеру непосредственно — его нужно было в форме просьбы направить сначала мне. Надо было спросить меня, удобно ли в этот момент инспектирование генералом данного подразделения. В другой раз я получил от генерала Браунинга телеграмму о том, что он собирается приехать ко мне для рассмотрения моих планов использования воздушно-десантных войск на Сицилии. Я довольно резко ответил, что никаких планов показывать ему не буду, пока их не одобрит мой непосредственный начальник генерал Паттон. До той поры никто не имеет права рассматривать их без разрешения генерала Паттона.

Паттону понравился этот ответ, и он одобрил мое намерение послать его. Однако в более высоких командных звеньях ответ был воспринят совершенно иначе. Когда несколько дней спустя я был в штабе генерала Эйзенхауэра в Алжире, начальник штаба Бсделл Смит сделал мне строгое внушение, несомненно, по указанию самого генерала Эйзенхауэра. Дело в том, что верховный главнокомандующий приказал обеспечить всемерное сотрудничество между английскими и американскими войсками. Всякий старший американский офицер, хотя бы слегка нарушивший это правило, мог сразу укладывать свои вещи и отправляться домой. Все это встревожило меня, ибо речь шла, как мне тогда представлялось, о том, отстаивать ли мне интересы своего командования или допустить, чтобы мною пожертвовали во имя согласия между союзниками. Вероятно, меня бы отправили домой или по крайней мере вынесли бы мне строгий выговор, если бы генерал Паттон не поддержал меня совершенно искренне и безоговорочно.

Эти незначительные разногласия не следует, однако, Преувеличивать. Как только мы доказали в бою, на что мы способны, все сомнения относительно наших боевых качеств, видимо, исчезли. Таким образом, необходимая предпосылка успешного сотрудничества — атмосфера чистосердечного взаимного уважения — была, наконец, создана. Мы с Браунингом вскоре стали большими друзьями. После войны, когда я был верховным главнокомандующим вооруженными силами НАТО в Европе, мы как-то встретились и разговорились о прежних боях.

Я высоко ценил богатейший боевой опыт Браунинга. По-видимому, и он относился ко мне с большим уважением.

В связи с недостатком самолетов, о котором говорилось ваше, дивизия должна была перебрасываться на Сицилию по частям. Самолетов хватало лишь для одного усиленного полка 82-й дивизии, который должен был высадиться перед фронтом 1-й американской пехотной дивизии в западной части Сицилии, и одного полка английской воздушно-десантной дивизии, десантировавшегося на восточном побережье перед английскими войсками. В первый эшелон я назначил 505-й полк Джеймса Гейвина, а во второй, который должен был высадиться следующей ночью, — 504-й полк Рубена Такера. Все до последнего патрона было подготовлено к выброске десанта. 10 июля после полуночи 505-й полк Гейвина и 3;й батальон 504-го полка выбросились с самолетов над западной частью Сицилии.

Это был первый массовый ночной парашютный десант в истории, испытание новой смелой формы войны, которую так блестяще применили немцы при штурме Крита. О подобной атаке с воздуха мечтало не одно поколение. Ведь эта идея возникла задолго до изобретения самолета. В 1763 году в Париже Бенджамин Франклин наблюдал второе в истории поднятие воздушного шара с пассажирами. Значение этого «великолепного эксперимента» не прошло мимо него. Через несколько недель он писал одному из своих друзей: «По-видимому, это открытие огромной важности, и оно, вероятно, станет поворотным пунктом в историческом развитии человечества… ибо найдется ли такой правитель, который сможет так покрыть всю свою страну войсками, чтобы успеть дать отпор 10 тысячам солдат, спустившихся с неба, прежде чем они во многих местах причинят безграничный ущерб?».

Франклин проницательно заметил, что в полете воздушный шар «встретился с противоположными течениями воздуха — обстоятельство, которое могут использовать будущие воздушные путешественники».

Противоположные воздушные течения, безусловно, интересовали и «воздушных путешественников» 505-го полка, когда они приблизились к побережью Сицилии. Неожиданно там поднялся — ветер силой свыше 18 метров в секунду, который сбил с курса и далеко разбросал подразделения полка. Парашютистов предполагалось сбросить кучно в небольшом районе близ городка Джела, между противником и плацдармами, где высадились войска 2-го корпуса генерала Брэдли, но они оказались разбросанными на большой площади.