В дороге
Перестал холодный дождь, Сизый пар по небу вьется, Но на пятна нив и рощ Точно блеск молочный льется.
В этом чаяньи утра И предчувствии мороза Как у черного костра Мертвы линии обоза!
Жеребячий дробный бег, Пробы первых свистов птичьих И кошмары снов мужичьих Под рогожами телег.
Тошно сердцу моему От одних намеков шума: Все бы молча в полутьму Уводила думу дума.
Не сошла и тень с земли, Уж в дыму овины тонут, И с бадьями журавли, Выпрямляясь, тихо стонут.
Дед идет с сумой и бос, Нищета заводит повесть: О, мучительный вопрос! Наша совесть... Наша совесть...
В открытые окна
Бывает час в преддверьи сна, Когда беседа умолкает, Нас тянет сердца глубина, А голос собственный пугает,
И в нарастающей тени Через отворенные окна, Как жерла, светятся одни, Свиваясь, рыжие волокна.
Не Скуки ль там Циклоп залег От золотого зноя хмелен, Что, розовея, уголек В закрытый глаз его нацелен?
Ванька-ключник в тюрьме
Крутясь-мутясь да сбилися Желты пески с волной, Часочек мы любилися, Да с мужнею женой.
Ой, цветики садовые Да некому полить! Ой, прянички медовые! Да с кем же вас делить
А уж на что уважены: Проси - не улечу, У стеночки посажены, Да не плечо к плечу.
Цепочечку позванивать Продели у ноги, Позванивать, подманивать "А ну-тка, убеги!"
А мимо птицей мечется Злодей - моя тоска... Такая-то добытчица, Да не найти крюка?!
Ветер
Люблю его, когда сердит, Он поле ржи задернет флером Иль нежным летом бороздит Волну по розовым озерам;
Когда грозит он кораблю И паруса свивает в жгутья; И шум зеленый я люблю, И облаков люблю лоскутья...
Но мне милей в глуши садов Тот ветер теплый и игривый, Что хлещет жгучею крапивой По шапкам розовым дедов.
Второй фортепьянный сонет
Над ризой белою, как уголь волоса, Рядами стройными невольницы плясали, Без слов кристальные сливались голоса, И кастаньетами их пальцы потрясали...
Горели синие над ними небеса, И осы жадные плясуний донимали, Но слез не выжали им муки из эмали, Неопалимою сияла их краса.
На страсти, на призыв, на трепет вдохновенья Браслетов золотых звучали мерно звенья, Но, непонятною не трогаясь мольбой,
Своим властителям лишь улыбались девы, И с пляской чуткою, под чашей голубой, Их равнодушные сливалися напевы.
Девиз Таинственной похож...
Девиз Таинственной похож На опрокинутое 8: Она - отраднейшая ложь Из всех, что мы в сознаньи носим.
В кругу эмалевых минут Ее свершаются обеты, А в сумрак звездами блеснут Иль ветром полночи пропеты.
Но где светил погасших лик Остановил для нас теченье, Там Бесконечность - только миг, Дробимый молнией мученья.
Двойник
Не я, и не он, и не ты, И то же, что я, и не то же: Так были мы где-то похожи, Что наши смешались черты.
В сомненьи кипит еще спор, Но, слиты незримой четою, Одной мы живем и мечтою, Мечтою разлуки с тех пор.
Горячешный сон волновал Обманом вторых очертаний, Но чем я глядел неустанней, Тем ярче себя ж узнавал.
Лишь полога ночи немой Порой отразит колыханье Мое и другое дыханье, Бой сердца и мой и не мой...
И в мутном круженьи годин Все чаще вопрос меня мучит: Когда наконец нас разлучат, Каким же я буду один?
Который?
Когда на бессонное ложе Рассыплются бреда цветы, Какая отвага, о боже, Какие победы мечты!..
Откинув докучную маску, Не чувствуя уз бытия, В какую волшебную сказку Вольется свободное я!
Там все, что на сердце годами Пугливо таил я от всех, Рассыплется ярко звездами, Прорвется, как дерзостный смех...
Там в дымных топазах запястий Так тихо мне Ночь говорит; Нездешней мучительной страсти Огнем она черным горит...
Но я... безучастен пред нею И нем, и недвижим лежу... . . . . . . . . . . . . . . . На сердце ее я, бледнея, За розовой раной слежу,
За розовой раной тумана, И, пьяный от призраков взор Читает там дерзость обмана И сдавшейся мысли позор. . . . . . . . . . . . . . .
О царь Недоступного Света, Отец моего бытия, Открой же хоть сердцу поэта, Которое создал ты я.
Мухи как мысли
(Памяти Апухтина)
Я устал от бессонниц и снов, На глаза мои пряди нависли: Я хотел бы отравой стихов Одурманить несносные мысли.
Я хотел бы распутать узлы... Неужели там только ошибки? Поздней осенью мухи так злы, Их холодные крылья так липки.
Мухи-мысли ползут, как во сне, Вот бумагу покрыли, чернея... О, как, мертвые, гадки оне... Разорви их, сожги их скорее.
Ненужные строфы
Сонет
Нет, не жемчужины, рожденные страданьем, Из жерла черного метала глубина: Тем до рожденья их отверженным созданьям Мне одному, увы! известна лишь цена...
Как чахлая листва, пестрима увяданьем И безнадежностью небес позлащена, Они полны еще нелепым ожиданьем, Но погребальная свеча уж зажжена.
Без лиц и без речей разыгранная драма: Огонь под розами мучительно храним, И светозарный бог из черной ниши храма...
Он улыбается, он руки тянет к ним, И дети бледные Сомненья и Тревоги Идут к нему приять пурпуровые тоги.
Поэзия
Над высью пламенной Синая Любить туман Ее лучей, Молиться Ей, Ее не зная, Тем безнадежно горячей,
Но из лазури фимиама, От лилий праздного венца, Бежать... презрев гордыню храма И славословие жреца,
Чтоб в океане мутных далей, В безумном чаяньи святынь, Искать следов Ее сандалий Между заносами пустынь.
У гроба
В квартире прибрано. Белеют зеркала. Как конь попоною, одет рояль забытый: На консультации вчера здесь Смерть была И дверь после себя оставила открытой. Давно с календаря не обрывались дни, Но тикают еще часы его с комода, А из угла глядит, свидетель агоний, С рожком для синих губ подушка кислорода. В недоумении открыл я мертвеца... Сказать, что это я... весь этот ужас тела... Иль Тайна бытия уж населить успела Приют покинутый всем чуждого лица?