Николай отошел к мини бару у противоположной стены. Спокойно без спешки налил себе какой-то желтовато-коричневой жидкости, отхлебнул глоток и развернулся ко мне.

– Ты мне крупно задолжала, девочка. Как будешь рассчитываться?-

– Я тебе ни чего не должна. Это ты мне задолжал после такого обращения.– Я не совсем так хотела выразится, а он тут же вцепился за мои слова.

– Не знал, что ты за подобные услуги берешь деньги. Я ведь тебе уже когда-то предлагал, что ж тогда отказалась? Или тогда ломала с себя целку, набивала цену, а сейчас решила сорвать хоть что-нибудь? – В его словах звучало презрение, но меня это совсем не волновало. Я его сейчас просто ненавидела, как никого и никогда в своей жизни.

– Мою цену тебе не потянуть, купить меня не получится. Ты умеешь только силой брать – грабить, а так делают только труссс.... – Его руки схватили и сжали мое горло так, что договорить я уже не смогла. Я даже не видела как он так быстро оказался около меня. Это была железная хватка. От нехватки воздуха я открыла шире рот, как рыба на берегу ловля драгоценные крохи. Я впилась ногтями в его руки, пытаясь хоть чуть-чуть ослабить хватку.

– Запомни, детка я беру то, что хочу и это не грабеж, это право сильнейшего, а ты будешь слушать и делать то, что я тебе скажу. – Он отпустил мое горло и отошел, а я, хрипя, вдыхала драгоценный воздух.

– С сегодняшнего дня ты поступаешь в полное мое распоряжение. Служба, пресмыкание, рабство. Как хочешь так себе это и называй. Я твой господин, и что скажу, то ты и выполняешь.

Кажется, у него потихоньку едет крыша. Или может там давно уже с головой не лады, я как-то не замечала. Служба, рабство? В каком веке он живет? У меня по спине пробежались мурашки, а в голове появилась навязчивая идея фикс – смыться от сюда побыстрее. На языке вертелись все эти фразы, а рука нервно поглаживала саднившее горло. Я старалась как можно глубже спрятать все мысли и здраво рассуждать, как бы от сюда выбраться. Еще недавно был вполне вменяемым и резко превратился в психопата. Я думала самое ужасное, что только могло со мной случиться, уже случилось несколько часов назад. Но, кажется, я очень сильно ошибаюсь. С каждой минутой мне становилось все страшнее. И единственным желанием было выбраться от суда живой.

Я где-то читала, что перечить психам нельзя, и именно по этому я сдержалась.

В голове скакали мысли табунами, и ни на одной нельзя было сосредоточится, казалось, адреналин пронзил меня до костей. Паника нахлынула волной, и я просто боялась в ней утонуть. Его заявления были бы смешными, если бы не были столь ужасными, и если бы я не была в эту минуту действительно в полной его власти. После всего, что случилось я ни минуты не сомневалась, что он все это говорит всерьез. Мне внутренний голос подсказывал, что с ним нельзя спорить. Еще прикует меня к батарее наручниками, и тогда точно буду сидеть здесь как собака цепная. Главное ничего не говорить против, не злить его и попытаться побыстрее выбраться от сюда.

Вообще с ума сошел? Рабыню нашел? Да он сам у меня рабом будет! Все стоп! Только не злиться, не заводится. Истерика мне ни к чему. Глубже вдохнуть, чтобы успокоится, опустить глаза, чтобы не дай Бог не заметил ненависти, которая там пылает.

Главное выбраться от сюда, выйти с его квартиры, уйти с его глаз, а потом бежать, бежать... О мести я подумаю позже, главное смыться. Драться с ним нет смысла, это я проверила на горьком опыте, тут нужна хитрость и холодный расчет. Может подыграть ему, притвориться запуганной и послушной. Хотя запуганной и притворятся не нужно, коленки вон дрожат, а по всему телу мандражка. Я решила взять себя в руки и попытаться хоть о чем-нибудь с ним договориться. Голос дрожал и срывался от смеси ненависти и какого-то животного страха.

– Чего конкретно тебе от меня нужно? – Может стоило сказать «Вам», чтобы не накалять его излишне? Я старалась говорить спокойно, ни чем не показывая той бури чувств, которая пылала внутри.

– Всего, на что только будет способна моя фантазия. – Он улыбнулся, но это была не улыбка, скорее оскал. Оскал хищника, вышедшего на охоту. И в роли жертвы, кажется, должна была выступить я. Но быть добычей я не намерена.

– Я уже объясняла, что ни в чём ни виновата, и отвечать за чужие грехи не намерена.– Я пыталась говорить спокойно, хотя это спокойствие давалось с трудом.

– Есть такое понятие как «факты» и против них не попрешь. Оправдания твои мне не нужны. Я тебе не Роман, и сопли-слезы на меня не действуют.

И почему-то мне стало так обидно, но показывать этого не буду. Я проглотила комок рвущихся рыданий

– Зачем ты меня сюда привез?– Голос слегка дрожал, но я старалась взять себя в руки.

– Хочу расставить все точки над «и». – Он подошел к дивану, на котором я сидела так близко, что наши колени соприкоснулись. Большой мужчина, когда ты смотришь снизу вверх, казался просто огромным. И пугающим. После всего, что случилось, я просто не знала чего от него ожидать. Почему он так близко подошел? Начнет пугать и измываться словами, или применит какие-то физические действия? Почему-то ничего хорошего от него я не ожидала. Может раньше эта гора мышц меня бы и восхищала, а вот сейчас он казался просто куском дерьма.

Он стоял и покручивал в руке бокал с коньяком, всматриваясь в янтарный напиток. И казался таким расслабленным, спокойным домашним, но это была только маска, я то знала.

– Так вот Рита, начнем с того, что бы я тебе делать не советовал. Первое – это жаловаться кому либо, на свою «горькую» участь. В особенности подружке Кате, если ты, конечно, не хочешь, чтобы у нее, и у ее семьи, начались большие проблемы. – Мой скептический вздох его приостановил. Он помолчал некоторое время, наверное думая, стоит ли посвящать меня во все тонкости его угроз. Возомнил себя Богом.

– Мне стоит некоторое время посидеть за компьютером, и Катин муж окажется судимым, а как следствие и безработным. Сама она, по свидетельствам очевидцев может оказаться пьяницей и наркоманкой. И когда у нее будет стоять вопрос отстаивать свою семью, чтобы не забрали детей у «такой» мамы, или пытаться как-то помочь подруге, как ты думаешь, что она выберет? – Наверно ужас был написан на моем лице, потому, что он хмыкнул и довольно оскалился.

– Я думаю, ты понимаешь, кому бы ты не пожаловалась, я найду рычаги управления на этого человека. Второе – я бы не советовал тебе куда либо убегать и прятаться. Во-первых ты далеко не убежишь, поскольку информация о беглой преступнице с твоим фото будет транслироваться по всем каналам, а во вторых, когда я тебя найду, а я тебя найду, я тебя накажу. И учти, что там, в кабинете, то было не наказание. – Да и подумай, выдержит ли мама с ее больным сердцем всю ту информацию, что польется с экранов телевизора, в случае твоего побега.

– А советую я тебе смириться и не делать мне нервы. Радостно вилять задницей, когда я захочу, и послушно раздвигать ноги, когда у меня встанет.– Он стоял, нависая надо мной и улыбался, так самоуверенно, прекрасно понимая, что я сейчас полностью в его власти, и возразить что-либо не могу.

А я после всей его тирады, кажется, просто потеряла чувство страха. Я молча открывала и закрывала рот не зная с чего начать свою гневную отповедь. Как бы побольнее ударить его словами, если уж физически не получается никак. И это его «смириться» меня вывело из себя больше всего. Я еще с детства не переносила этого «смирение и послушание». Наверное, и в Церковь постепенно перестала ходить именно потому, что всем этим смирением и послушанием мне казалось меня там пытаются сделать безмолвной и бесправной идиоткой. Не буду я такой! Я имею свое мнение свою точку зрения и сама чего-то стою. Я личность, а не чья-то тень, которая смиренная и послушная, перед кем-то пресмыкается и прислуживает. Не доросла я еще до этого «смирения и послушания», не осознала всего его глубокого смысла. Во мне еще кричал мой юношеский максимализм, вера в то, что сама не пустое место.

– Да не пошел бы ты... – увидев опасный блеск в его глазах и вспомнив о саднящем горле я перефразировала свою речь и изменила ранее задуманный пункт назначения его ходьбы, – лесом! – у меня потихоньку сносило крышу и уже даже чувство самосохранения отодвинулось куда-то в сторону, перед наступающей истерикой.