Конечно, моя мама подразумевала эту близость, но она подходила к этому с точки зрения философии и предпочитала, и правильно делала, не вмешиваться в мою личную жизнь!
Агрессивность! Сколько она причиняла страданий мне... Аня и я иногда перезванивались по телефону, редко виделись, с Корщиковым я виделся еще реже. Но и Аня, и Корщиков стали замечать мою раздражительность даже в эти короткие промежутки наших встреч.
- Смотри, - накажу я тебя! - бывало, хитро прищурившись, говорил я Ане.
А я и в самом деле верил и чувствовал потаенные возможности! Но и сомнения мучили меня, ведь я же метался! Аня начинала защищаться от меня...
Потом я, как-то незаметно для себя, вошел в какую-то вереницу болезней, в основном простудных: гайморит, тонзиллит, бронхит и прочее, даже воспаление легких. Они прямо-таки атаковали меня, и это в свою очередь прибавляло во мне силу злобе, агрессивности, но слабости души и тела тоже...
Аня пробовала меня лечить упражнениями, какими-то приборами, сам я не только забросил йогу, но и не делал физзарядку, однако все старания моего добровольного доктора шли насмарку от моего бесшабашья, вредности, я много курил! Я изрядно похудел, побледнел. Назрела какая-то стрессовая ситуация или же что-то другое, не знаю что, но я безвольно катился куда-то, не в силах остановиться или притормозить.
Прошел съезд в Таганроге, я не помню, как он там назывался, да и важно ли это!
Вокруг съезда был приличный ажиотаж.
Аня таинственно поведала мне, что на съезде, среди профанов, присутствовали в основном все ведущие мистики страны! И я узнал еще и то, что этот съезд регулярен, проходит один раз в не помню сколько лет, и что на следующий форум, возможно, попаду и я...
Я много читал литературы, соответствующей моей устремленности: "Основы Тибетского мистицизма", "Тибетскую книгу мертвых", "Энциклопедию оккультизма" - я просто проглотил в один присест... Так, я познакомился со стихами Валентина Сидорова, с его книгой "Семь дней в Гималаях".
- Ну и много же путаницы у него, у Сидорова, в голове - отзывалась о творчестве писателя Аня.
- Ну и много же путаницы у Сидорова в голове! - повторял я, как попугай, если речь заходила о "Семи днях в Гималаях" с каким-нибудь из моих знакомых. Я повторял, даже не разбираясь почему.
Однако меня настораживало, что в Волгограде была открыта группа людей, которая использовала "Семь дней в Гималаях" в качестве своеобразной библии! Может, все-таки там что-то и есть, но я продолжал попугайничать: "Ну и много же путаницы в голове у Сидорова!"
Что поделать! Попугайничество тоже становилось одной из моих черт. Порою это было настолько заметно, настолько явно выражено, что один из моих собеседников заявил мне:
- Кого ты перепеваешь?!
Но я не обращал внимания и продолжал свой стремительный читательский и подражательский бум!..
Я ознакомился с книгой известного французского мистика А. Дебароля, который тридцать лет ходил по всей Франции, изучал людей: их ладони и пальцы рук, характеры, черты лиц, строения черепов и другое, и написал фундаментальный труд "Тайны руки"! Дебароль "научил" меня, разговаривая с нехорошими людьми или находясь в обществе таковых, - зажимай в кулак три пальца: средний, безымянный и большой. Получались своеобразные рога из мизинца и указательного пальцев, выпяченных вперед. Мне очень понравилось это упражнение, и я без особых стеснений использовал его по мере необходимости, и помогало, и порою еще как!
Неожиданно я провел параллель между этим упражнением, как я его называл, "волевое сопротивление", и, как ни странно, металлистами (орущими "хеви металл!"), ведь они тоже выпячивают мизинец и указательный пальцы в знак проявления собственной воли и неподчинения чужой! И я написал стихотворение, увлекшись металлистами и тяжелым роком, потому что меня занимала их волевая ограниченность и потому что они, действительно, были таковой ограничены. Стихотворение звучало так:
Струна к струне, - страна гитария!
Бежал куда-то Мефистофель...
Пойдешь направо: группа "Ария",
Налево группа "Черный кофе".
Во что еще поверим, втюримся?!
Стальная песня не допета.
Мы так орем, что даже жмурится,
Зигзаги звуков, - "хеви металл"!
Мы все восторженно рассеяны.
Сидеть на месте заду тесно.
Мы привстаем, но рок уверенно
Сбивает с ног и давит в кресло.
Наш рок машинно-металлический
В концертном зале свищет... Ах!..
Мы перед музой электрической
Все на цепях и в кандалах!
Однажды, когда я, после длительного перерыва, в очередной раз встретился во Дворце Здоровья с Корщиковым и с Аней, то Аня, окинув меня взглядом знатока, и, может быть, просто устав уже от всевозможных агрессий с моей стороны, а может, в желании помочь, обратилась к Корщикову:
- Слушай, Саша, давай-ка его, - она кивнула в мою сторону, - нашего злюку, определим к Ивану. Я думаю, что их надо познакомить. Как ты на это смотришь?
- Ну, что ж... Пожалуй, познакомь, - сказал Корщиков. Они разговаривали обо мне в моем присутствии так, словно решали вопрос, куда лучше переставить стол в этой комнате: к окну или дверям... Но меня это не разозлило, а наоборот: я предчувствовал интересное!..
- По-моему, они весьма подходят друг другу, - определила Аня.
- Да, да, - уже на бегу из комнаты, как-то, будто прохожий, поддакнул Корщиков и исчез за дверью...
Прошло еще некоторое время, может, недели две...
Зима уже вовсю разыгралась, основательно выбелила все дороги и тротуары в городе. Прохожие, будто перекуривались в разговорах, машины словно сторонились друг друга, и надо всем громадным городом столбом стоял белый свет, отражавшийся от светоносного снега.
Обжигаясь лицом в этом морозном свете, я пробежал от трамвайной остановки квартал одноэтажных домиков и поскорее вошел в суетливое тепло Дворца Здоровья.
Через пару минут мы с Аней снова сидели в ее крохотной лаборатории психофизиологов и ожидали прихода того самого Ивана.
Я обидчиво ежился на замечания Ани, к моей натуре еще и присовокупилась обидчивость, я продолжал язвить и пререкаться.