При этом, основными задачами международной полиции являлись: осуществление надзора за положением этнических меньшинств на территории Сербской Краины; полный гласный контроль за работой местной полиции на всех уровнях; выявление фактов нарушений прав человека, незарегистрированных или специально скрытых преступлений; частичный контроль за перемещением воинских подразделений и военной техники (основной контроль осуществляли военные наблюдатели); помощь беженцам и перемещенным лицам; помощь в сопровождении конвоев и распределении населению гуманитарной помощи; оказание содействия другим службам и подразделениям ООН в работе с гражданским населением. В реальной действительности этих направлений работы оказалось намного больше.

Из штаба миссии к месту службы нас везли на машине. Пока ехали по внутренней хорватской территории с интересом разглядывали встречных людей, пробегающие мимо пейзажи чужой страны, к счастью еще мирные. Как только подъехали к линии военного разграничения, по спине поползли мурашки. Справа и слева по дороге - обугленные остовы разбитых, искореженных, перевернутых гражданских и военных машин, расстрелянные, сожженные и взорванные дома, воронки от разрывов снарядов и гранат. Везде многочисленные следы попадания пуль: на буквально изрешеченных дорожных знаках, на уцелевших стенах домов, на ограждении мостика через небольшую речушку, на валяющейся у обочины дороги детской коляске... И запах - страшный запах недавних боев, смесь пороха, гари, опаленной земли и человеческой крови.

Сейчас в России уже никого не удивишь такими картинками. Все вдоволь насмотрелись телевизионных репортажей из Чечни. Но тогда на нас, вырванных неожиданным вихрем из спокойной мирной жизни, эти картины произвели эффект ледяного душа. За 5 лет работы на Балканах мы увидим тысячи подобных картинок, в какой-то степени даже привыкнем к ним. Хотя к этому, как к слезам ребенка, нельзя привыкнуть.

Вот и наша полицейская станция, - две комнатки в бывшем баре. Наш первый командир - датчанин Эрик Стремберг, спокойный пожилой человек, полицейский-профессионал со стажем. Коллеги по работе - офицеры полиции из Дании, Польши, Португалии, Бангладеш, Кении, Колумбии, Непала, Нигерии. И вот теперь двое русских. Всего около 20 человек. Восемь переносных радиостанций, две печатные машинки. Четыре белые машины с большими знаками UN на бортах и на крыше, из которых две - русские уазики, причем почти новенькие.

Последнему факту мы были крайне удивлены, но позже узнали историю появления наших военных машин в автопарке полиции ООН. Как оказалось, после падения Берлинской стены и начала процесса объединения Германии, Бундесвер отказался использовать армейскую технику бывшей ГДР, в основном советского производства. Тогда и было принято соломоново решение: передать автопарк машин общего назначения бывшей армии ГДР в распоряжение ООН.

Первые дни службы - как в тумане. Все так необычно. Постоянное огромное внутреннее напряжение и на службе и вне ее. Как ни готовили нас в Москве ко встрече с реальным разговорным английским, все равно есть только один реальный путь овладеть им: практика, практика, практика! Чего нам катастрофически не хватало. Я буквально с ужасом обнаружил, что английский существует в десятках "вариантов", от абсолютно "нечитаемого ухом" прерывисто-пулеметного ирландского, до проглатывающего половину звуков африканского. Как оказалось, значительные "белые пятна" были у меня и в знании специальной английской полицейской терминологии, порядка радиообмена и т.д.

В результате половина переговоров в радиоэфире, указаний, распоряжений, приказов руководителей штаба и станции были непонятны или понятны отчасти. Приходилось, переступая через неловкость, многое переспрашивать, уточнять по несколько раз, чтоб быть уверенным, что ты все понял правильно. Иного выхода не было, т.к. ценой даже маленького недопонимания важного сообщения или срочной информации для коллег в патруле могла стать их жизнь.

В этой ситуации мне очень помог мой друг Сергей Шипилов. Уровень его английского языка был и до сих пор остается самым высоким в контингенте российских миротворцев. Так что, у меня "под боком" был квалифицированный консультант. Именно Сергей, а не советские школы-институты, сформировал надежную базу моего профессионального английского языка и помог в короткий срок восполнить пробелы в языковой подготовке.

Каждый день на станции бесконечная очередь посетителей - местных жителей. Кто-то ищет своих родных: матерей, отцов, сыновей, дочерей, пропавших в ходе недавних военных действий. Кто-то сообщает о появлении в их районе и бесчинствах диверсионных групп, о подрывах на минах. Кто-то жалуется на бездействие или несправедливость местной полиции. Кто-то просит о помощи голодным или заболевшим детям. Кто-то умоляет вывезти срочно его семью через границу, т.к. неизвестные бандиты обещали их всех вырезать. И так всю смену - в людских проблемах, в человеческом горе. Поэтому, каждое восьмичасовое дежурство давалось огромным нервным напряжением.

Костайница является приграничным городом, ее делит на две части быстрая и холодная река Уна. Наш берег - это Сербская Краина, тот берег - уже другое государство, Босния. Соединяет два берега красивый мост. Местные жители свободно ходят через мост туда-сюда, а нам пересекать мост категорически запрещено. Быть на том берегу, в другом государстве у нас, иностранцев нет мандата и полномочий.

Мы с Сергеем разместились на постой в двух комнатах в домике у гостеприимной сербской семьи - Миле и Драгицы. Дети у них уехали, спасаясь от ужасов гражданской войны. Они же решили рискнуть и остаться, чтоб сохранить для детей дом. Надеялись, что судьба их пощадит и вернет мир на их страдающую землю.

Но судьба не пощадила. Через три года, в 1995 году хорватские вооруженные силы атакуют эту территорию, и сербская оборона рассыплется в два дня. Мы знаем только, что Миле и Драгица в числе тысяч сербских беженцев под артобстрелами и бомбежками бежали в Сербию, но добрались ли они в Белград живыми, не знаем. Немало людей погибло тогда в мясорубке военных действий, были среди них и международные полицейские ООН.

Каждый вечер, как только на землю опускается мрак, на обоих берегах в городе и округе начинается спорадическая стрельба. Света нет, воды тоже. Вокруг - черная зловещая темнота. Всякий раз, когда открывается эта вечерне-ночная канонада, невольно вздрагиваешь, и голова сама втягивается в плечи. Первые несколько ночей не заснуть. Через две недели сон приходит, только если слышна стрельба. В тишине заснуть абсолютно невозможно.

Днем тоже приходилось вести себя очень осмотрительно, округа напичкана тысячами мин и нам категорически запрещалось сходить с асфальта. Нередки были случаи, когда подвыпившие сербские солдаты брали нас на мушку или стреляли в воздух за спиной, проверяя нашу реакцию. К счастью, все-таки не убивали. В общем, скучать не приходилось...

Вспоминается один курьезный случай, произошедший со мной в один из первых дней пребывания на станции. Как я уже говорил, представители российской милиции впервые приняли участие в миссии ООН вообще и на Балканах в частности. Большинство иностранцев до этого никогда не видели русских и относились к нам очень настороженно. Но любопытство брало свое...

В один из вечеров, идя на ночную смену, я услышал позади себя шепот двух кенийцев, работавших также у нас на станции. Один из них объяснял другому, что впереди идущий человек - настоящий русский полицейский. Второй выражал сомнения, поскольку, по его мнению, русские должны быть очень большими, злыми и коварными. Они следовали за мной до самой станции, а там сомневающийся кениец молча подошел и осторожно дотронулся до моего плеча, проверяя мою реакцию и заодно оценивая, - являюсь ли я "Homo sapience". При этом, на его лице было написано столько страха и любопытства, что я не выдержал и рассмеялся. Позже мы стали добрыми приятелями.

Из непродолжительного времени работы на этой станции самым запомнившимся для меня эпизодом осталось выполнение специального задания штаба миссии.