Синдзабуро (тихо). Не знаю.

Юсай. Как – не знаешь? Ведь ты же сам признался нам, когда мы вернулись тогда из монастыря, что она приходит к тебе каждую ночь.

Синдзабуро. Да, приходила.

Юсай. И ты не знаешь? Ведь ты же ее ласкаешь. Ты должен знать!

Синдзабуро (твердо). Нет, учитель. Я не знаю. Да, мы ласкали друг друга. И она – живая, как все женщины… совсем такая же… как самая прекрасная из женщин… И все же…

Юсай. Что?

Синдзабуро. И все же я не могу сказать твердо: она – живая.

Юсай. Но почему? Почему же?

Синдзабуро (колеблясь). Какой-то тайный голос подсказывает мне, что она – иная. (Воодушевленно.) Прекраснее всех, что живут сейчас на земле. Нет… Повторяться одно и то же никогда не может. Такой, какой была та, не будет никогда. А она ведь – та. Поэтому она, возможно, призрак, дух.

Юсай. Но разве ты не знаешь, что ходит другой слух? Будто прелестница оттуда (делает жест в сторону) поклялась при всех, что очарует тебя, проникнет к тебе и заставит себя любить. Ты это слышал?

Синдзабуро (пораженный). Нет! Мне никто не говорил.

Юсай. Да, есть такая молва. И каждый верит, чему хочет, к чему больше склонен. А я – мне надо не верить, а знать. Я хочу знать истину…

Синдзабуро. Не может быть… Это – не гейша! Я с ними знаком, но… нет, нет!

Юсай. Но почему же нет? Почему, скажи?

Синдзабуро (горячо). Это она! О-Цую! Неужели это обман? Нет, нет. Это моя дорогая О-Цую.

Юсай. Упрямец! Ты хочешь видеть в ней лишь то, что так тебе желанно.

Синдзабуро (задумавшись). А может, вы и правы… Может быть, это просто… гейша… Ведь она совсем как все. Теплое дыхание, которое чувствует мое лицо… Нежный голос, который слышат мои уши… Маленькие ручки, которые ощущают мои руки…

Юсай. И все же ты не веришь!

Синдзабуро. Нет, пожалуй, это и правда гейша… Только если это так, то почему она не приходила последние шесть ночей? Ведь смертную заклинанья отпугнуть не могут!

Юсай (подозрительно глядя на него). Синдзабуро, ты ничего от меня не скрываешь?

Синдзабуро. Нет, нет! Поверьте, клянусь вам, что я все эти шесть ночей был здесь один!

Юсай. Синдзабуро, мне кажется, что если б здесь сейчас сошлись все трое – Будда, Лао-Цзы и Конфуций,[36] – они подали бы друг другу руки. Все они говорят об одном. Чжоу-цзы раз заметил: «Суть одна, явления различны». Луна одна на небе, а отражения ее – повсюду, где есть вода: будь это море бурное, спокойный пруд… гладь чистая иль лужа мутная… Я знаю, что отражение Совершенного – на чистой глади… Так думал я до сих пор, Синдзабуро… И вдруг начинаю колебаться: так ли мутен тот родник, откуда черпает свою веру настоятель?

Синдзабуро. Я сам не знаю, дорогой учитель, где истина.

Юсай (горячо). Нет, Синдзабуро! Конфуций прав, что ничего не пишет о духах![37] Он прав. Нам не нужно говорить о них. Они – не с нами, не для нас. Быть может, они входят в круговорот великих сил. Питаются пятью стихиями. Но Совершенный велик тем, что он утверждал жизнь. Жизнь каждого в отдельности и жизнь всего человечества. Он сам – не святой, как Будда, нет! Человеку святость не нужна! Нужно совершенство. Притом совершенство в жизни, а не в монастыре. Не в молитве, не в заклинаниях… в жизни, в себе самом… И в целом человечестве. Сам совершенен – устроил свой дом. Дом свой устроил – государство стоит! Стоит государство – Вселенная в мире! Вот – золотые слова! Вот что нужно человеку! Нет, ему не надо духов!

Синдзабуро. Но если… если сами духи напоминают нам о себе?

Юсай. Пусть будет так. Пусть это возможно. Но отчего? Скажи мне, отчего все это происходит… может произойти? Не оттого ли, что, как сказал учитель Чжоу-цзы, все дело в механизме, в пружине скрытой… что в нашем веществе таится? Лишь от себя даем мы миру все… Как мы хотим. А коль ослаблен механизм – мир вторгается в нас… сквозь трещины и щели… Нет, Синдзабуро! Будь стоек. Преодолевай себя, дай лишь разуму властвовать над всем. В нем – защита от всего. И от духов…

Синдзабуро. А что если, дорогой учитель, нет радости в этом разуме, в его владычестве? А ведь нам нужна радость!

Юсай. Радость? Неразумный! А что сказал Конфуций? «Радуйтесь небу!» Ты эти слова знаешь. Радуйся вселенной. Движенью облаков, дождю и солнцу! Вот радость Совершенного.

Синдзабуро. Радость Совершенного. А мы? Мы – неразумные.

Юсай. Опять! Забыл, что сказано: «От неразумия – через мудрость – к совершенству». Иди этим путем! Будь стоек и мудр!

Синдзабуро (в волнении). Учитель дорогой! Отец дал мне жизнь и тело – вы создали мой дух. Простите, что он оказался таким слабым.

Юсай. Мужайся, сын мой! Может быть, сегодня все пройдет. И к тебе вернется здоровье духа.

Синдзабуро. Да будет так! Одна только ночь – утром мы будем радоваться.

Юсай (поднимаясь). Пойду. Пора. Будь стоек. До утра!

Синдзабуро. Прощайте!

Юсай (останавливается). До свиданья, сын мой! До утра. (Пристально смотрит на него.)

Синдзабуро. Отец мой, прощайте!

Юсай. Синдзабуро… (Напряженно вглядывается в своего питомца, тихо отступает к двери.) Прощай! (Уходит.)

Пауза.

Синдзабуро (некоторое время сидит в глубокой печали, потом встает и задвигает за Юсаем перегородки, прохаживается по комнате). Радоваться небу. Да… может быть, я и буду завтра утром радоваться небу… только в другом смысле, чем говорит учитель… Гейша! Не может быть! А вдруг – гейша? Нет… нет… Это – О-Цую-сама. А раз это она – она не может быть не духом… А вдруг это злой дух? О боже… злой дух. (Подходит к столику.) Заклинания… Пора читать. Настоятель приказал, а он друг моего отца… (Усаживается и начинает читать.)

(Вздрагивает, испуганно оглядывается.) Она? (Прислушивается.) Как будто ее голос… (Опять принимается читать.) Что? Это ты, О-Цую? (Встает и подходит к перегородкам.) О-Цую-сама, ты? (Пауза.) Это твой голос… (В страхе.) Дух! Злой дух… (Бросается к книге и бормочет заклинания; слушает.) Она. Опять те же слова. «Синдзабуро-сама! Синдзабуро-сама! Открой! Зачем ты закрылся от меня!» (Судорожно читает заклинания.) Что ты говоришь? «Синдзабуро-сама, а где твоя клятва? Даю здесь клятву, что буду всегда любить О-Цую-сама и всегда встречать ее с любовью, когда бы она ни пришла и как бы ни мешали этому другие. Я пришла… и нам мешают. Я не хочу насильно… Открой сам… Я буду ждать, пока ты сам откроешь… Синдзабу-ро»… (Несколько секунд пребывает в неподвижности, потом в ужасе вскакивает.) Нет, нет, О-Цую-сама, я открою… я открою… (В доме слышится стук и голос Томадзо; он замирает на месте.) Там ходят. Томадзо… учитель… боже! (Бросается к столику и бормочет заклинания.)