Мы знаем, что гитлеровская система натворила в Европе. Там искалечена жизнь добрых двенадцати стран. Сотни тысяч женщин оторваны от семей и отправлены в публичные дома - для фашистских "молодцов". Сотни тысяч мужчин оскоплены немцами, чтобы не могли воспроизводить новые поколения. Сотни тысяч людей хладнокровно перестреляны...
Мировая история не знает подобных преступлений.
На нас возложен долг - остановить преступников и обезвредить.
Каждый должен сказать сам себе, наедине со своей совестью:
- Я не потерплю фашистских злодеяний, обманов, насилий! Я готов к любой борьбе, на смерть. Я оберегу родину, помогу этим и народам Европы... Имя русского, имя советского человека должно стать и станет всемирным именем: победитель, спаситель культуры, права и свободы.
1 июля 1941 года
Наши войска стойко удерживали свои позиции, нанося танкам противника большой урон.
Из сообщения Совинформбюро
4 июля 1941 г.
Константин Симонов
Части прикрытия
"Наши части прикрытия, переходя в контратаки, задерживают противника до подхода наших главных сил".
Эту скромную, по-деловому звучащую фразу мы не раз читали в сводках Информбюро.
Но что скрывается за этой фразой, какие подвиги, какая железная выдержка стоят за простыми словами - "задержать противника до подхода наших главных сил", - это не все себе ясно представляют.
Военный язык лаконичен. В приказе сказано - задержать противника. Но слово "задержать" в нашей армии значит -задержать во что бы то ни стало. Слово "драться" в нашей армии значит - драться до последней капли крови.
Части прикрытия - это значит части, которые приняли на себя первый удар врага, первыми прощупали его стратегию и тактику, первыми на ходу, во время боя, научились новым приемам борьбы с ним.
Они задержали врага, они совершали иногда дорого обходившиеся ошибки, они, исправляя эту ошибки, накопили новый боевой опыт, которым сегодня и завтра воспользуется вся армия для разгрома врага.
Это сделает наша армия, которая сосредоточилась и развернулась, пока части прикрытия выигрывали для нее время, - время, настоящая цена которому познается только на войне.
Армия развернулась, части прикрытия отведены в армейский тыл на несколько десятков километров. Но фронт и тыл - между ними в этой войне нет четкой границы.
По ночам, когда кругом тишина, можно слышать далекую канонаду тяжелых орудий. Это бьет наша корпусная артиллерия.
Когда начинает темнеть, в лесу мелькают белые отсветы - точка, тире, точка, тире, - это немецкие диверсионные группы пытаются снестись друг с другом или подать сигнал своим самолетам.
Огоньки быстро потухают, наша разведка научилась точно работать: на третьем тире сигналисту пришлось поднять руки вверх.
Части прикрытия комплектуются, восполняются потери. Взамен искалеченных в тяжелых боях орудий и пулеметов подвозятся новые.
Но если вы станете говорить с командирами и бойцами такой части, недавно вышедшей из боя, то меньше всего вы услышите разговоров о потерях; бойцы и командиры говорят об опыте боев, о слабых местах врага, о новой тактике, которую они выработали в боях и теперь применят против него. И когда вспоминают о погибших товарищах, то вспоминают о них. не просто сожалея, а обсуждая и одобряя их поведение в бою, их опыт борьбы, который они ценой своей жизни передали другим.
Н-ский стрелковый полк вместе с другими полками дивизии был 22 июня поднят по тревоге и, приведя себя в боевую готовность, сделал за двадцать один час семидесятипятикилометровый марш.
Перегрузившись под обстрелом вражеской авиации на машины, полк на рассвете прибыл к месту сосредоточения.
Полк и подходившую танковую дивизию противника теперь разделяло расстояние всего в несколько километров.
С хода развернувшись, полк занял оборону вдоль покатого берега реки Ш.
Чтобы дать полку возможность окопаться, а гаубичному дивизиону занять выгодные огневые позиции, 2-й батальон был выброшен вперед.
На него была возложена почетная задача принять первый удар.
Стойкую пехоту, которая успела хоть немного закопаться в землю и укрепиться, трудно выбить с ее позиций, трудно, даже если против одного полка действует танковая дивизия.
Немцы понимали это не хуже нас, и пока полк окапывался, каждые пятнадцать минут над его головой с ревом пикировали чужие бомбардировщики.
Но расчет врага на панику, на замедление темпа оборонительных работ был сорван. Маскируясь, укрываясь за деревьями, ложась и снова вставая, бойцы хладнокровно и быстро продолжали свое дело. Не было ни беготни, ни беспорядочной пальбы из винтовок, каждый был занят своим делом: бойцы своим, зенитчики - своим.
И надо сказать, что зенитчики в первом бою действовали довольно удачно.
Спокойно выждав секунды, когда бомбардировщики переходили в пике, расчет крупнокалиберных зенитных пулеметов посылал очереди прямо в лоб, в моторную группу фашистских машин.
Один за другим три бомбардировщика, горя и с грохотом ломая деревья, обрушились в лес.
Тем временем 2-й батальон уже принимал неравный бой.
Противотанковые пушки били прямой наводкой по танкам. Отступая с рубежа на рубеж, пулеметчики метким огнем старались оторвать вражескую пехоту от танков, заставить ее лечь, не дать ей поднять головы.
Вот загорелся один танк, потом второй, третий, четвертый, остальные двигались уже медленнее, чем вначале, останавливаясь, чтобы пристреляться по нашим противотанковым пушкам, подтягивая свою не особенно храбро шедшую под огнем пехоту.
Между тем батальон, выполнив свою задачу и задержав противника, постепенно отходил за левый фланг полка.
К четырем часам дня бой разгорелся уже перед всем фронтом полка.
Теперь по числу атакующих танков уже легко на глаз можно было определить, что против нас в полном составе действует мотомеханизированная дивизия врага.
Узкая полоса реки с единственным мостом отделяла нас от противника. Танки, выходя на берег, стягивались к мосту, но жестокий артиллерийский огонь не пускал их на самый мост. Немецкая пехота, скопившись на опушке леса, пыталась короткими перебежками достичь берега реки и переправиться через нее вброд.