Эйрик пристально поглядел на Идит, когда та подошла ближе, и его губы неодобрительно скривились. Он увидел, насколько очевиден ее маскарад. И подумал, какую же глубокую яму она вырыла себе, не признавшись сразу.

— Ты все-таки не думаешь, что она в заговоре со Стивеном?

— Не думаю, — ответил Эйрик и привычным жестом попытался погладить верхнюю губу, но только разозлился. Он мучительно страдал без усов. И в этом она тоже виновата. Он не сбрил бы их, если бы не ее пчелы. — Я подозреваю, что она затаила ненависть ко всем мужчинам с их похотливым вниманием и воспользовалась уловкой, чтобы держать меня подальше.

— При всем моем уважении, милорд, я еще не встречал женщины, которая могла бы держать тебя подальше или даже просто хотела бы это сделать.

Эйрик пожал плечами:

— Некоторые женщины рождаются такими и никогда не меняются — всегда ненавидят мужскую ласку. И мне просто не повезло, что я женился на такой ненавистнице!

Вилфрид, казалось, тщательно это обдумал, затем кивнул:

— Но сейчас ты поговоришь с леди Идит насчет ее обмана?

— Нет.

— А что же ты будешь делать?

— Я дам ей длинную веревку, чтобы она повесилась.

Вилфрид засмеялся, предвкушая, вне всяких сомнений, вечер развлечений за счет Идит. И Эйрик не собирался его разочаровывать. Ему тоже хотелось заставить свою леди жену поежиться, но для начала нужно погасить свой неистовый гнев и напустить на себя бесстрастность.

— Будет интересно увидеть, как далеко она зашла в своей глупости, — продолжал Эйрик. — К тому же я не могу быть уверен, что у нее нет каких-то коварных намерений. На всякий случай неплохо бы понаблюдать за нею некоторое время повнимательней. Но будь спокоен, я заставлю ее заплатить — за все, моим особым образом, столкнув ее с ее же собственным обманом.

В ответ Вилфрид просто ухмыльнулся.

Теперь, когда Идит успешно справилась с дымом, установив в зале новые трубы, Эйрик мог ясно видеть все ее уловки — как старалась она изменить внешность, поглубже надвигая головной обруч с вуалью, чтобы прикрыть лоб и щеки, делая голос хриплым и хмурясь так сильно, что лицевые мускулы наверняка должны у нее болеть.

Господи, какой же я осел, если позволил так себя провести!

Во время трапезы Эйрик продолжал изучать жену с бесцеремонной пристальностью, опустошая чашу за чашей медовую брагу, и впрямь лучшую во всей Нортумбрия. Пожалуй, он утопит ее в чане с ее собственным варевом.

Чтобы заставить Идит потерять осторожность, он заставлял себя почаще щурить глаза и подносить близко к глазам лежавшие на столе предметы. Пусть думает, что я совсем слепой и ничего не вижу. Ведьма!

Он устроил себе развлечение, изобретая все новые, ухищренные пытки, которые применит к ней. Удушить ее? Нет, слишком быстро и просто. А ему хотелось затянуть агонию еще и для того, чтобы точно выяснить ее мотивы. Но что бы такое устроить прямо сейчас? Как бы уязвить ее высокомерие и одновременно не видать, что знает ее игру?

Аааа!

— Я вижу, у тебя из бородавки растет жесткий волос, — неожиданно произнес он, глядя на восхитительную мушку возле ее губы. — Я могу вырвать, если хочешь. У моей бабушки такие тоже росли, после того как она перешагнула через определенный… возраст. — И с ликованием стал наблюдать, как рука у Идит взметнулась к губе, ощупывая родинку, хоть она и знала наверняка, что никаких волос на ней нет.

— Это родинка, а не бородавка, — возмутилась она и метнула в него полный ледяного недовольства взгляд.

Черт побери! Почему мне казалось, что ее глаза стали склеротическими от старости? Они просто греховно прекрасны.

— Ох, видно, я ошибся.

Протянув руку, он дотронулся пальцем до мушки, потом провел по тонко очерченной верхней губе с глубокой ямкой посредине. И тут же к некоторой части его тела, о которой он предпочел бы сейчас не вспоминать, бешено прилила кровь. Ему хотелось бы думать, что кровь кипит в нем от гнева, но тогда она ударила бы в голову, а не хлынула совсем в другое, прямо противоположное место, вызвав там острый прилив желания.

Поспешно убрав руку, он увидел на кончике пальца тонкий слой золы. «Так вот почему ее лицо казалось серым. Неужели она считала меня слабоумным? Так и есть, считала», — с унынием подумал он.

Он потер указательный палец о большой, затем стряхнул золу с преувеличенной привередливостью и смерил жену косым взглядом.

— Должно быть, ты стояла на кухне слишком близко к огню. Тебе надо быть более осторожной.

Идит едва не поперхнулась от его слов.

— Ты сердишься на меня?

— Разве у меня есть причина сердиться на тебя, Идит?

— Н-н-нет, — пробормотала она. — Просто мы совсем недавно так хорошо ладили, а теперь ты кажешься… ну, изменившимся.

— Да, мы жили с тобой душа в душу эти несколько дней, верно говоришь, особенно после того, как я превратился в такого доброго, податливого мужа. Или, скажешь, я не выполняю все твои приказы, всю работу, которую ты мне велишь делать?

— Ты мог отказаться, я никогда и не настаивала на твоей помощи.

— Нет, ты досуха выдоила мою виноватую совесть. Признайся, что я говорю правду.

«Если ты еще когда-нибудь в моей жизни попросишь меня вычистить уборную, дорогая леди, я возьму тебя за ноги и обмакну волосами в жижу. Или окуну тебя с головой. Тогда уж нос у тебя будет задираться чуть меньше».

— Ты так недоволен тем, что я залезла на дерево?

«Дерево! Дерево! Она неделями меня обманывала, а еще говорит о деревьях!»

— Да, я недоволен тем, что моя жена залезает на деревья. Больше этого не делай.

Он увидел, что его упрямая супруга хотела было протестовать, но затем решила попридержать язык, несомненно заметив его скверное настроение. Видимо, у нее накопилось еще немало дурацких просьб, с которыми она хотела обратиться к нему. Ха! Хватит с него!

Она пригубила меда из чаши, нуждаясь, казалось, в подкреплении своих трепещущих нервов. Но нет, пожалуй, он ошибся. Его жена отличается самообладанием бывалого воина. Выпив все до капли за три быстрых глотка, она подняла глаза.

— Эйрик, я должна тебе кое в чем признаться. Я уже давно собиралась сделать это признание.

«Аааа, так она решила открыться. Ну, маленькая ведьма, может, я еще и не захочу тебя слушать».

— Насколько давно?

— Что?

— Как давно ты хотела мне сказать… про эту вещь? — Говоря это, он лениво смотрел на нее и чувствовал себя жирным котом, играющим с маленькой мышкой.

Внезапно он подумал с восхитительным предвкушением, что, возможно, получит удовольствие, снимая слой за слоем маску со своей жены, чтобы выяснить, какой это такой «жемчужиной» была она. Может статься, ему суждено приятно удивиться.

— Несколько недель. Вообще-то, с нашей помолвки, — призналась она, побледнев от беспокойства.

«Это хорошо».

— Не связано ли это с письмом, которое ты отправила позавчера утром своему поверенному в Йорк, хоть я тебе и говорил, что сам буду вести твои дела?

Он увидел, как по ее лицу пронеслась паника: для нее оказалось полной неожиданностью, что ему известно про ее письмо. Идит с большими предосторожностями отправила его с проходившим путником, хотя Эйрик и проявлял недоверие к каждому незнакомцу, попадавшему в Равеншир, с тех пор как Стивен подбросил письмо в его замок. В особенности оттого, что в последнее время появлялись все новые признаки присутствия дьявольского графа в окрестностях замка — отравленный колодец, сожженная хижина, деревенская девушка, ставшая жертвой неизвестного насильника.

— Нет, сейчас я не хочу обсуждать письмо к своему поверенному. К тому же я не собиралась скрывать это от тебя.

«Ну конечно, когда-нибудь открылась бы».

— М-м-м, тогда, должно быть, это овцы, которых ты заказала без моего разрешения.

— Я намерена заплатить за них сама, — запротестовала она, махнув рукой, явно раздосадованная тем, что он не дает ей возможности сделать признание так, как собиралась она. — Я несколько раз спрашивала Вилфрида про овец, когда же ты задержался в Норте, а лето уже почти наступило, я решила…