Какое значение имело знакомство с этим журналом для Циолковского, мы уже знаем. Именно в нем увидела свет в 1894 году «Аэроплан или птицеподобная (авиационная) летательная машина».

Итак, Циолковский принят в кружок. Но тут повторяется то, что случилось за десять лет до этого, когда его избрали в Русское физико-химическое общество, – нет денег на уплату членских взносов. Отрывки из писем Константина Эдуардовича к С. В. Щербакову показывают бедственное положение Циолковского.

«Мое материальное положение ужасное, – читаем мы в одном из этих писем, – и поэтому членского взноса я сделать не могу. Прошу покорнейше, если можно, не исключать меня из числа ваших членов. Как только представится возможность, я не премину сделать взнос...»

Однако такая возможность упорно не представлялась, и в другом письме можно прочесть слова благодарности «за то, что продолжаю оставаться членом, несмотря на свою финансовую несостоятельность...».

В третьем письме Циолковский сообщает, что передал в «Науку и жизнь» часть своей работы об аэроплане, выговорив за это 500 оттисков. Может быть, от продажи этих оттисков мне удастся хоть немного поддержать мое матер(иальное) положение...»

Не оправдались и эти надежды; несмотря на большую скидку, предоставленную автором книгопродавцам, брошюры не расходились. Работа «Аэроплан или птицеподобная (авиационная) летательная машина» продавалась более десяти лет. В 1904 году журнал «Воздухоплаватель» назвал ее в числе «новейших сочинений по воздухоплаванию», указав адрес магазина, где можно приобрести за тридцать копеек эту брошюру.

Таким образом, даже авторский гонорар (оттисками издатели, по существу, расплачивались с автором) не приносил Циолковскому почти ни копейки. Большинство брошюр было раздарено знакомым и даже незнакомым лицам, интересовавшимся воздухоплаванием.

Но, несмотря на бедственные материальные дела, Циолковский трудился с большим подъемом. Он продолжает интересоваться воздухоплаванием. Просит С. В. Щербакова достать ему книгу Д. И. Менделеева «Сопротивление воздуха и воздухоплавание». Увлечение аэростатами выглядит безудержно пылким, но все же ему не заслонить космическую тему...

В 1894 году при свете высокой керосиновой лампы Циолковский читает семье Ассоновых отрывки из рукописи «Грезы о земле и небе». Несколько дней спустя он повторяет чтение в кабинете Гончарова. Новая работа Циолковского Гончарову понравилась.

– Я помогу вам издать эту вещь. Она вполне того заслуживает! – говорит он, провожая уже одевшегося Циолковского.

Но издание несколько задержалось. «Теперь рукопись („Грезы о земле и небе“. – М. А.) в Цензур[ном] комитете в (Москве), и вот уже два месяца не получается разрешения», – писал Циолковский Щербакову, добавив в конце письма: «...у меня есть очень оригин[альные] астроном[ические] идеи, но мне их неловко проповедовать серьезно (и, пожалуй, невозможно)».

В Цензурном комитете «Грезы о земле и небе» изучали долго, но публиковать разрешили. Вскоре Циолковский принес Гончарову небольшую книжечку, на обложке которой стояло крупно: «Издание А. Н. Гончарова».

Именно эта надпись и стала причиной изрядного скандала. Сюрприз, подготовленный Циолковским из самых лучших побуждений, никак не устраивал калужского мецената. Его имя, имя солидного человека, вдруг на обложке книжонки наполненной какими-то странными идеями! Мещанин пришел в неописуемую ярость.

Оскорбленный Циолковский тотчас же покинул дом Гончарова. Теперь-то он понял, что представлял собой провинциальный меценат! Что же касается Гончарова, то, разумеется, в те минуты он и предполагать не мог, что его протеже прославится на весь мир, а ему, Гончарову, достанется лишь геростратова слава...

Не успел Циолковский опомниться от обиды, нанесенной Гончаровым, как, пожалуйте, – новое оскорбление! На сей раз оно пришло в виде рецензии – маленькой журнальной рецензии, опубликованной «Научным обозрением» в мае 1895 года. Ее неизвестный автор (он не поставил под рецензией свою подпись) не поскупился на желчные реплики.

«Мы охотно назвали бы г. Циолковского талантливым популяризатором и, если угодно, русским Фламмарионом, – писал он, – если бы, к сожалению, этот автор знал чувство меры и не увлекался лаврами Жюля Верна. Разбираемая книга производит довольно странное впечатление. Трудно догадаться, где автор рассуждает серьезно, а где он фантазирует или даже шутит...

Если научные разъяснения К. Циолковского не всегда достаточно обоснованны, зато полет его фантазии положительно неудержим и порой даже превосходит бредни Жюля Верна, в которых, во всяком случае, больше научного основания...

Так, у автора есть какие-то небожители или жители астероидов, которые соглашаются составлять из себя круги и треугольники, управлять ракетой как экипажем, приближая ее произвольно к солнцу...»

Легко понять безвестного журналиста XIX века. Представить себе то, о чем писал Циолковский, человеку прошлого столетия совсем не просто. Ведь в «Грезах о земле и небе» можно, например, прочитать о животно-растениях, усваивающих пищу при помощи солнечного света. Еще чуднее выглядят живые существа, покрытые непроницаемой стекловидной кожей. У этих странных живых организмов все обменные процессы – газов, жидкостей, растворенных в этих жидкостях твердых тел – происходят замкнуто, без общения с внешней средой. Даже сегодня, в век практического освоения космоса, такая фантазия выглядит фантастической до невероятного...

Попытки заглянуть в будущее или же, хотя бы мысленно, прорваться в глубины космоса, недоступные даже самым совершенным приборам землян, требуют от ученых космического взлета воображения. Вспомните, к примеру, известный рассказ И. А. Ефремова «Сердце змеи». В космосе встретились два звездолета, два галактических корабля разных цивилизаций. И что же оказывается? Герои рассказа встречают себе подобных: пришельцы из чужого, далекого мира донельзя похожи на сынов Земли.

Нет, возражает писателю И. Ефремову академик А. Н. Колмогоров. «В век космонавтики, – пишет он7 , – не праздно предположить, что нам, быть может, придется столкнуться с другими живыми существами, весьма высокоорганизованными и в то же самое время на нас не похожими... Почему бы, например, высокоорганизованному существу не иметь вид тонкой пленки – плесени, распластанной на камнях?..»