(Трубач откашлялся, трубит, не очень громко, кашляет.)

Б у л ы ч о в. Это и - всё?

Т р у б а ч. Четыре раза в сутки по пяти минут, и - готово!

Б у л ы ч о в. Выдыхается человек? Умирает?

Т р у б а ч. Никогда! Сотни вылечил!

Б у л ы ч о в. Так. Ну, а теперь скажи правду; ты - кем себя считаешь - дураком или жуликом?

Т р у б а ч (вздохнув). Вот и вы не верите, как все.

Б у л ы ч о в (посмеиваясь). Ты - не прячь трубу-то! Говори прямо: дурак или жулик? Денег дам!

Ш у р а. Не надо обижать его, папа!

Б у л ы ч о в. Я не обижаю, Шурок! Тебя как звать, лекарь?

Т р у б а ч. Гаврила Увеков...

Б у л ы ч о в. Гаврило? (Смеётся.) Ох, чёрт... Неужто - Гаврило?

Т р у б а ч. Имя очень простое... никто не смеётся!

Б у л ы ч о в. Так - ты кто же: глупый или плут?

Т р у б а ч. Шестнадцать рублей дадите?

Б у л ы ч о в. Глаха, - принеси! В спальне... Почему шестнадцать, Гаврило?

Т р у б а ч. Ошибся! Надо было больше спросить.

Б у л ы ч о в. Значит - глупый ты?

Т р у б а ч. Да нет, я не дурак...

Б у л ы ч о в. Стало быть - жулик?

Т р у б а ч. Да и не жулик... Сами знаете: без обмана - не проживёшь.

Б у л ы ч о в. Вот это - верно! Это, брат, нехорошо, а - верно.

Ш у р а. Разве не стыдно обманывать?

Т р у б а ч. А почему стыдно, если верят?

Б у л ы ч о в (возбуждённо). И это - правильно! Понимаешь, Шурка? Это - правильно! А поп Павлин эдак не скажет! Он - не смеет!

Т р у б а ч. За правду мне прибавить надо. И - вот вам крест! некоторым труба помогает.

Б у л ы ч о в. Верю, - двадцать пять дай ему, Глаха. Давай ещё. Давай все!

Т р у б а ч. Вот уж... покорно благодарю... Может, попробуете трубу-то? Пёс её знает... как она, а ей-богу - действует!

Б у л ы ч о в. Нет, спасибо! Ах, ты, Гаврило, Гаврило! (Смеётся.) Ты... вот что, ты покажи, как она... Ну-ко - действуй! Да - потолще!

(Трубач напряжённо и оглушительно трубит. Глафира смотрит на Булычова тревожно. Шура, зажав уши, смеётся.)

Б у л ы ч о в. Сади во всю силу!

(Вбегают Достигаевы, Звонцовы, Башкин, Ксения.)

В а р в а р а. Что это такое, папаша?

К с е н и я. Егор, что ты ещё затеял?

З в о н ц о в (Трубачу). Ты пьяный?

Б у л ы ч о в. Не тронь! Не смей! Глуши их, Гаврило! Это же Гаврило-архангел конец миру трубит!..

К с е н и я. Ой, ой, помешался...

Б а ш к и н (Звонцову). Вот видите?

Ш у р а. Папа, ты слышишь? Они говорят - с ума сошёл ты! Уходите, трубач, уходите!

Б у л ы ч о в. Не надо! Глуши, Гаврило! Светопреставление! Конец миру... Труби-и!..

Занавес

ТРЕТИЙ АКТ

Столовая. Всё в ней кажется сдвинутым со своих мест. На столе неубранная посуда, самовар, пакеты из магазина, бутылки. В углу чемоданы, один из них разбирает монастырская служка Т а и с ь я в острой шлычке (головной убор - Ред.), около неё - Г л а ф и р а, с подносом в руке. Над столом горит лампа.

Г л а ф и р а. А надолго мать Мелания к нам?

Т а и с ь я. Не знаю я.

Г л а ф и р а. Почему она у себя на подворье не остановилась?

Т а и с ь я. Не знаю.

Г л а ф и р а. Тебе сколько лет?

Т а и с ь я. Девятнадцать.

(Звонцов на лестнице.)

Г л а ф и р а. А ничего не знаешь! Что ты - дикая какая?

Т а и с ь я. Нам с мирскими не велят говорить.

З в о н ц о в. Игуменья пила чай?

Г л а ф и р а. Нет.

З в о н ц о в. Возьми, подогрей самовар, на всякий случай.

(Глафира уходит, взяв самовар.)

З в о н ц о в. Что там вас - солдаты напугали?

Т а и с ь я. Солдаты-с.

З в о н ц о в. Чем же они напугали?

Т а и с ь я. Корову зарезали, пригрозили поджечь монастырь. Простите. (Ушла, унося груду белья.)

В а р в а р а (из прихожей). Слякоть какая! Ты тут с монашенкой беседуешь?

З в о н ц о в. Присутствие игуменьи в нашем доме неудобная штука, знаешь ли?

В а р в а р а. Дом ещё не наш... Что, Тятин согласился?

З в о н ц о в. Тятин - осёл или притворяется честным.

В а р в а р а. Подожди. Кажется, отец кричит... (Слушает у двери в комнату отца.)

З в о н ц о в. Хотя доктора и утверждают, что он - в своем уме, но после этой дурацкой сцены с трубой...

В а р в а р а. Он и не такие сцены разыгрывал, хуже бывало. Между Александрой и Тятиным наладились, кажется, приятельские отношения?

З в о н ц о в. Да, но - ничего хорошего я в этом не вижу. Сестрица твоя хитрая штучка, от неё можно ожидать... весьма серьёзных неприятностей.

В а р в а р а. Жаль, что ты не сообразил этого, когда она кокетничала с тобой. Впрочем, это тебе было приятно.

З в о н ц о в. Кокетничала она со мной, чтобы позлить тебя.

В а р в а р а. Ты огорчён? Ну, Павлин лезет. Повадился!

З в о н ц о в. Духовенства - избыток у нас.

(Входят, споря, Елизавета, Павлин, затем - Mокей.)

П а в л и н. Газеты же, по обыкновению, лгут! Добрый вечер!

Е л и з а в е т а. А я вам говорю, что это неправда!

П а в л и н. Установлено вполне точно: государь отказался от престола не по доброй воле, а под давлением насилия, будучи пойман на дороге на Петроград членами кадетской партии... Да-с!

З в о н ц о в. Что же отсюда следует?

Е л и з а в е т а. Отец Павлин - против революции и за войну, а я против войны! Я хочу в Париж... Довольно воевать! Ты согласна, Варя? Помнишь, как сказал Анри-катр: (Генрих IV (франц.) - Ред.) "Париж лучше войны". Я знаю, что он не так сказал, но - он ошибся.

П а в л и н. Не настаиваю ни на чём, ибо всё колеблется.

В а р в а р а. Нужен мир, мир, отец Павлин! Вы видите, как ведёт себя чернь?

П а в л и н. Ох, вижу! А что наш больной? Как с этой стороны? (Прижимает палец к переносью.)

З в о н ц о в. Доктора не нашли признаков расстройства.

П а в л и н. Это - приятно! Хотя доктора безошибочно находят токмо одни гонорары.

Е л и з а в е т а. Какой вы злой! Варя, Жанна приглашает нас ужинать.

Б а ш к и н. Арестованных выпустили, а полиция страдает.

П а в л и н. Да, да... Удивительно! Чего хорошего ожидаете вы от событий, Андрей Петрович, а?

З в о н ц о в. Общественные силы организуются закономерно и скоро скажут своё слово. Под общественными силами я разумею людей, которые обладают прочным экономическим...

В а р в а р а. Слушай-ко, Жанна приглашает нас... (Отводит его в сторону, шепчет.)

З в о н ц о в. Ну, знаешь, это меня ставит не очень удобно! С одной стороны - игуменья, с другой - кокотка...

В а р в а р а. Да - тише ты!

Б а ш к и н. Андрей Петрович, тут - Мокроусов, - знаете, помощник пристава?

З в о н ц о в. Да. Что ему надо?

Б а ш к и н. Он службу бросает по причине опасности и просится к нам, в лес.

З в о н ц о в. Удобно ли это?

В а р в а р а. Подожди, Андрей...

Б а ш к и н. Очень удобно. Лаптев теперь загнёт хвост и бунтовать будет. Донат - сами знаете - человек неподходящий и тоже сектант, всё о законе правды бормочет, а уж какая тут правда, когда... сами видите!

З в о н ц о в. Ну, это чепуха! Мы присутствуем именно при начале торжества правды...

В а р в а р а. Да подожди же, Андрей.

З в о н ц о в. И справедливости.

В а р в а р а. Вы чего хотите, Мокей?

Б а ш к и н. Я - чтобы нанять Мокроусова. Егор Васильевичу я предлагал.

В а р в а р а. Что же он?

(Звонцов, нахмурясь, отошёл прочь.)

Б а ш к и н. Определённо не высказался.

В а р в а р а. Возьмите Мокроусова.

Б а ш к и н. Может - взглянете на него?

В а р в а р а. Зачем же?

Б а ш к и н. Для знакомства. Он - здесь.

В а р в а р а. Ну, хорошо...

(Башкин идёт в прихожую. Варвара пишет что-то в записной книжке. Башкин возвращается с Мокроусовым; это - человечек круглолицый, брови удивлённо подняты, на лице - улыбочка, но кажется, что хочет крепко выругаться. В полицейской форме, на боку - револьвер, шаркает ножкой.)