Только на минуту подумать, что я в Петербурге, или в Москве, начиная приискивать себе квартиру, должен точно помнить всю эту хитрую механику: туда не пойди, здесь не ночуй, тут не снимай квартиру, там не засиживайся у знакомых, - да только от одной этой мысли голова начинает пухнуть, и надо положительно преклоняться пред мужеством этого долготерпеливого народа, насыщенного таким громадным патриотизмом к своей родине, к России, что они, при всех этих горестных обстоятельствах, еще живут среди нас, а не бегут куда-либо, закрывши глаза, отряхнувши, по древнему обычаю, прах от ног своих.

Что их держит? Что их приковывает здесь, где их гонят, где их преследуют? Почему возвращаются они из Америки, чтобы "коснуться родной земли", как вычитал я в одном из писем хорошо обеспеченного еврея-семьянина, решившего, через двадцать, лет жизни в Соединенных Штатах, перебраться в какой-то захолустный городишко черты еврейской оседлости.

Право, эго загадка, над которой следует задуматься.

XXXII.

Отец Автоном.

Благообразный иерей, убеленный сединами, повествует нам о том, что ему известно, как евреи замучивали христианских детей, и что если бы открылась земля, то нашлось бы много "христианских косточек"... очевидно "ритуального происхождения" - хотел подчеркнуть о. Автоном. Но здесь отец архимандрит был остановлен председателем.

Архимандрит рассказал на суде два случая, про один из которых он процитировал слова следователя, ведшего расследование по этому делу: {78} - И все это вы врете, - заявил следователь якобы пострадавшему.

Другой, будто бы, разбирался в суде и виновный пошел в каторгу.

- Но в чем же виновный?

Оказывается, в обоих этих случаях говорится о еврейских мальчиках, перешедших в православие, и в одном случае, по показанию о. Автонома, мальчик был убит, а в другом случае - такого мальчика щипали и били...

Что же это доказывает?

Доказывает только то, что религиозные фанатики везде есть... Но какое же это отношение имеет к ритуальному убийству, с целью извлечения крови для причащения?..

Решительно никакого... Право же, это очевидно даже младенцам, и надо прямо поражаться, как этот о. Автоном мог быть вызван свидетелем для того, чтобы рассказать то, что он и подтвердить ничем не мог, и все время только и отыгрывался на "кажется", да "может быть".

Но, вот, скажут, какие евреи фанатики - окрестился мальчик, - сейчас же бить его!..

- Вы еврей?..-задает совершенно неожиданно вопрос товарищ прокурора о. архимандриту,-вы из евреев?..

Отец Автоном, немного смущаясь своего явного происхождения от праотцев древнего Израиля, тихонько заявляет:

- Да, одиннадцати лет меня крестили...

- Ну, а когда вы были евреем, - спрашивает Грузенберг, - вы от ваших родителей, родственников, или от еврейских учителей слыхали когда-нибудь, что евреи крадут христианских мальчиков, убивают их и приобщаются кровью христианских младенцев?..

- Нет, никогда не слыхал - взволнованно ответил о. архимандрит.

- А от кого ж вы слыхали это?

- Этому меня обучали православные учителя...

В публике большое движение.

- Вот оно что! - недоуменно восклицает мой сосед. А мне так и хотелось спросить:

- Ваше преосвященство, а вас лично не крали, не били, не убивали?.. {79} Конечно, он мне ответил бы, что нет, нет и нет... Значит, если мы даже поверим о. Автоному, то мы наверное уж знаем, что хотя бы только из двоих выкрестившихся еврейских мальчиков - одного крали, другого- не крали; одного били, другого не били. Потом у меня заворошился другой навязчивый вопрос:

- А что, если бы, скажем, в Киеве христианский м а л ь ч и к одиннадцати лет перешел бы в еврейство, принял иудейское вероисповедание, что было бы тогда?

Били бы кого-нибудь или не били? Писали бы о еврейском засилии или не писали?

Как жаль, что о. Автоному никто этих вопросов не предложил. Ведь он мог бы, вероятно, нам на них ответить с большой точностью...

XXXIII.

Козаченко.

Посадили Бейлиса в тюрьму... Сидит он, томится, тяжело ему... И вот, тюремное начальство, заботясь о том, чтобы его не обижали арестанты, переводит в камеру "скрывающихся" арестантов. Что же это за люди, что же это за арестанты, которые даже в тюрьме должны скрываться от своих же товарищей по несчастию?

Это те, которые на воле занимались добровольным или служебным сыском, а потом сами проворовались, или, совершив то или иное уголовное преступление, попали, в ожидании суда, в тюрьму. Здесь они чувствуют обыкновенно себя в большой опасности от арестантской среды, которая всегда готова с подобными субъектами расправиться самосудом...

Находясь в тюрьме, эти любители сыска охотно продолжают заниматься тем же своим ремеслом.

В делах расследования уголовных преступлений нередко применяется прием, когда особо интересного арестанта переводят в компанию этих проворовавшихся сыщиков, доносчиков, продажных людей, провокаторов и пр. т. п. молодцов. Поручают, тому или иному лицу подружиться с ним, войти в доверие, а потом... потом дать следствию то, что ему необходимо. {80} Так случилось и здесь. Бейлиса почему-то перевели в эту камеру.

С Бейлисом начинает знакомиться арестант Козаченко, который был на воле, кажется, добровольным, агентом сыскной полиции. Бейлис совершенно вверяется ему. Они сильно "дружат". И вот, Козаченко обучает Бейлиса, как можно через надзирателя снестись с волей, написать письмо жене...

Чадолюбивый Бейлис, которому не давали свидания и который тосковал о семье, обрадовался, сейчас же написал письмо. Вот оно:

"Дорогая моя жена, подателем сей записки уведоми меня, как здоровье ваше и детей, что на свободе слышно, до каких пор я буду безвинно страдать, хлопочет кто-либо за мной или нет, и прошу заплатить за труд этому человеку и напишите мне записку, как и все здоровье твое и детей моих. Мендель Бейлис".

Написал записку Бейлис. Подписался в ней собственной рукой и отдал, через Козаченко, надзирателю. Куда же понес надзиратель это письмо Бейлиса? К жене? К детям? Нет, - к тюремному начальству.

Что делает с письмом тюремное начальство? Оно снимает с него копию, делает вид, что ничего не знает, не возбуждает ни административного, ни судебного взыскания против наивного Бейлиса... Посылает с тюремным солдатом эту записку жене Бейлиса. Та обрадовалась, та счастлива...

Получила письмо от мужа. Он сам писал ей, своей рукой... Читает деткам... От папы письмо!

- Папочка жив, папочка здоров!-Он скоро будет с нами!

- Скоро ли?

- Каков-то наш папочка теперь?..

Дрожащей рукой пишет "дорогая жена" своему Менделю ответ на этой же записке. Что же она пишет, эта бедная женщина, действительно несчастная страдалица?

Она почти не находит слов...

Вот что она написала:

"Дорогой муж мой, мы, слава богу, здоровы, я и дети. Пинька ходит в гимназию, а Дудик и Тевка пока еще дома и я не имею за что их учить. Дорогой, не беспокойся, бог {81} даст и ты освободишься. Бог знает правду, что ты невинно сидишь. Больше я тебе не имею что писать. Будь здоров. Твоя жена. Эстер Бейлис".

Она тысячу раз благодарит этого хорошего, доброго человека, этого тюремного солдата, который, как ангел-благовестник, принес ей и радость, и счастье, и утешение.

- Да благословит его всемогущий бог!

Ах, если бы она знала, что от этого выйдет, какое горе, какое зло, какие муки ковали эти руки ее дорогому Менделю!..

Не радовалась бы она этой весточке из-за тюремной решетки...

- Но надо отблагодарить этого хорошего человека!..

И она, бедная, еле кормящаяся, от всех своих щедрот героически отвалила тюремному солдату... пятьдесят копеек!..

Что же делает солдат?

Он несет ответ "дорогой жены" своему начальству. Начальство снимает с ответа копию, а подписанное рукою жены письмо передают Бейлису. А полтинник? Полтинник отдается по начальству, А начальство все время сообщает об этой переписке, кому следует.